Булыжник

Булы́жник, булыжный камень (устаревшее — булыга от общеславянского bula — шишка, желвак, ком) — относительно небольшой (12–28 см) валун округлой формы. Грубообработанный каменный материал. Применяется для мощения мостовых и укрепления откосов, балластировки железнодорожных путей, устройства оснований под дорожные одежды, кладки фундаментов жилых зданий высотой не более двух этажей. Также является исходным материалом для получения щебня.

История

Как строительный материал известен с древнейших времён. Обилие булыжника и его невысокая стоимость привело к его широкому применению в строительстве. Как материал для мощения дорог булыжный камень использовался ещё в Древнем Египте и Вавилоне. Римляне усовершенствовали технологию мощения булыжником дорог. Покрытие выполненное из булыжного камня называется мостовой.

В России булыжные мостовые появились в начале XVIII века. В 1714 году для мощения улиц в Петербурге было велено собирать дикий камень. Суда, приходившие в город через Ладожское озеро, в зависимости от своей величины должны были привозить 10, 20 или 30 камней. Каждая крестьянская подвода — 3 камня весом в 5 фунтов. За неисполнение указа за каждый камень налагался штраф в размере одной гривны. Одним из первых распоряжений назначенного в 1718 году генерал-полицмейстером Петербурга А. Э. Девиера были правила мощения улиц:

Каждому жителю против своего двора посыпать песком и камнем мостить гладко, как будет показано от мастеров, и чтобы были твердо утверждены, дабы весною и в дожди не заносило.

Согласно ОДН 218. 046 — 01 «Проектирование нежестких дорожных одежд» покрытие из булыжного камня относится к переходному типу дорожной одежды.

Булыжник использовался также для кладки стен, при сооружении фундаментов зданий и облицовочных работ. B XIX веке при сооружении мостовых вместо булыжного камня, из-за округлой формы которого получалось покрытие, неудобное для ходьбы и движения транспорта, стала использоваться гранитная брусчатка, дающая более ровную поверхность.

В последнее время булыжник широко применяется в декоративно-строительных целях, например, в габионных конструкциях и при благоустройстве территорий исторических и культурных памятников.

Булыжник — оружие пролетариата

Булыжники также могут использоваться как оружие. Булыжники неоднократно использовались при народных возмущениях и революциях в разных странах.

В дореволюционной России булыжник стал одним из символов вооружённой борьбы пролетариата за свои права. С этим связано выражение «Булыжник — оружие пролетариата», которое, видимо, произошло от названия скульптуры И. Д. Шадра — Булыжник — оружие пролетариата (1927).

Литература

• Булыжник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Рид Д. Язык каменотёса/Булыжники // [books.google.ru/books?id=Txo9W7nWNQMC&lpg=PA20&dq=%D0%91%D1%83%D0%BB%D1%8B%D0%B6%D0%BD%D0%B8%D0%BA&pg=PA20#v=onepage&q=%D0%91%D1%83%D0%BB%D1%8B%D0%B6%D0%BD%D0%B8%D0%BA&f=false Каменные горки, стенки, дорожки] = The Art and Craft of Stonescaping. — Олма-Пресс, 2003. — С. 20. — 158 с. — (Дизайн сада). — 5000 экз. — ISBN 5-224-04410-3, ISBN 978-5-224-04410-8.

Отрывок, характеризующий Булыжник

– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.