Булычёв, Николай Сазонович

Николай Сазонович Булычёв
Чрезвычайный и Полномочный посланник 1-го класса
Рождение:	11 марта 1918(1918-03-11) деревня Снятинка Переславского уезда Владимирской губернии, Российская империя
Смерть:	14 августа 2000(2000-08-14) (82 года) Москва, Россия
Место погребения:	Троекуровское кладбище (Москва)
Военная служба
Годы службы:	1938—1945
Принадлежность:	СССР СССР
Род войск:	Артиллерия
Звание:	старший сержант
Сражения:	Великая Отечественная война
Награды:

Никола́й Сазо́нович Булычёв (11 марта 1918 года, д. Снятинка Переславского уезда Владимирской губернии — 14 августа 2000 года, Москва) — советский дипломат, Чрезвычайный и Полномочный посланник 1-го класса. Участник Великой Отечественной войны (в 1945 году старший сержант, командир орудия артиллерийского полка). Полный кавалер Ордена Славы.

Начало биографии

Николай Сазонович Булычёв родился 11 марта 1918 года в деревне Снятинка Владимирской губернии (ныне в сельском поселении Селковское Сергиево-Посадского района Московской области) в крестьянской семье. После окончания семилетней школы работал термистом-инструментальщиком на Краснозаводском химическом заводе.

Военная служба

В 1938 году был призван в РККА. Начинал службу матросом Тихоокеанского флота на батарее береговой охраны.

Принял участие в боевых действиях Великой Отечественной войны, начиная со Сталинградской битвы. Николай Булычёв был назначен командиром расчёта 45-миллиметровой пушки противотанкового взвода 88-го гвардейского стрелкового полка 33-й гвардейской стрелковой дивизии и сразу же попал в тяжёлые бои в районе Котельниково в декабре 1942 года. В первом же бою погиб расчёт орудия, Николай получил ранение, но продолжал в одиночку вести огонь из пушки до последнего снаряда.

Дальнейший боевой путь Николая Сазоновича Булычёва проходил в составе войск Южного фронта — освобождение Ростова-на-Дону, Таганрога, городов и сёл Донбасса, форсирование Днепра, освобождение Перекопа, бои в Крыму. Приказом по 10-му гвардейскому стрелковому корпусу от 8 февраля 1944 года старший сержант Булычёв Николай Сазонович был награждён орденом Славы 3-й степени.

Летом 1944 года полк, в котором служил Н. Булычёв, был включён в состав 1-го Белорусского фронта для участия в Белорусской операции. 24 июня 1944 расчёт старшего сержанта Булычёва при прорыве обороны противника у деревни Углы Гомельской области, поддерживая огнём пехотинцев, вывел из строя тягач с орудием, два пулемёта, разрушил блиндаж и уничтожил множество вражеских солдат и офицеров. За этот героический поступок Николай Сазонович был награждён орденом Славы 2-й степени приказом от 15 августа 1944 года.

В феврале 1945 года Николай Булычёв получил орден Красной Звезды за отличие в боях по ликвидации Хейльсбергской группировки в районе города Прейсиш-Эйлау уже в составе войск 3-го Белорусского фронта.

30 апреля 1945 года — день решающего штурма Рейхстага — стал для Николая Сазоновича Булычёва днём ожесточённого сражения его полка с превосходящей группировкой вражеских войск, осуществлявшей прорыв по дороге, ведущей из Куммерсдорфа в Шёнефельд. За мужество и героизм Николай Булычёв был представлен к ордену Славы 1-й степени (указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 года), но получил награду только весной 1947 года, уже после излечения от тяжёлых ранений, полученных в том бою.

После войны

В августе 1945 года Николай Булычёв был демобилизован. Несмотря на полученную инвалидность, работал на московском заводе «Компрессор». Занялся образованием. По рекомендации руководства завода поступил в Высшую школу профсоюзного движения. А впоследствии получил рекомендацию на обучение в Высшей дипломатической школе МИД СССР. Окончил её в 1955 году.

Дипломатическая служба

С 1955 года Николай Сазонович Булычёв на службе в МИД СССР. Работал в центральном аппарате МИДа, в посольствах СССР в Албании, Йемене, Румынии и Республике Конго. Николаю Сазоновичу Булычёву был присвоен ранг Чрезвычайного и Полномочного посланника 1-го класса. В отставку он вышел в 1988 году с поста Генерального консула в городе Пуэнт-Нуар (Республика Конго).

На пенсии

После выхода на пенсию Николай Сазонович Булычёв занимался общественной работой, участвовал в деятельности Советского комитета ветеранов войны. В 1995 году был участником юбилейного Парада Победы.

Николай Сазонович Булычёв скончался 14 августа 2000 года. Похоронен на Троекуровском кладбище г. Москвы.

Награды и почётные звания

• Орден Славы трёх степеней (1944, 1944, 1945);
• Орден Красной Звезды (1945);
• Орден Отечественной войны 1 степени;
• Орден Дружбы (1993);
• медали СССР и РФ;
• почётный гражданин города Краснозаводска.

Память

На Доме культуры города Краснозаводска 16 марта 2001 года открыта памятная доска в честь Н. С. Булычёва, а на Аллее славы города в 2007 году установлен его скульптурный бюст.

Ссылки

• [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8657 Николай Сазонович Булычёв на сайте «Герои страны»]
• [krasnozavodsk.info/index.php/stat1/934-2012-01-28-09-03-15 «Солдат и дипломат» (на официальном сайте городского поселения Краснозаводск)]

Отрывок, характеризующий Булычёв, Николай Сазонович

Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.