Бункер Эперлек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бункер Эперле́к (фр. Le Blockhaus d'Éperlecques) — германский бункер на севере Франции, на территории коммуны Эперлек (департамент Па-де-Кале), в десяти километрах к северо-западу от Сент-Омера. Был построен в годы Второй Мировой как часть германской программы Оружие возмездия, как защищенный от воздушных бомбардировок подземный комплекс для предстартовой подготовки и заправки ракет Фау-2. Предполагалось, что бункер сможет размещать до 100 ракет и производить достаточно жидкого кислорода для ежедневного запуска 36. Интенсивные бомбардировки британских и американских ВВС в 1943 году привели к частичному разрушению конструкции, и в итоге строительство было прекращено.





История

Строительство подземных пусковых комплексов для запуска ракет Фау-2 по Лондону было начато германским командованием в 1943 году. Будучи абсолютно революционным оружием для своего времени, Фау-2 нуждалась в тщательной предстартовой подготовке и заправке быстроиспаряющимся жидким кислородом. Ежедневное производство жидкого кислорода в Германии в 1942 году составляло порядка 215 тонн, в то время как каждый запуск ракеты Фау-2 требовал 15 тонн, что ясно говорило о необходимости расширения производства и экономии запасов. В довершение всего, заправленную ракету можно было перевозить только вертикально, что требовало максимально сократить дистанцию от комплекса подготовки до стартовой площадки.

Ограниченный радиус действия Фау-2 (320 километров максимум) означал, что предприятия, осуществляющие производство жидкого кислорода и предстартовую подготовку ракет, неизбежно окажутся в радиусе эффективной досягаемости союзной авиации и будут подвергаться массированым бомбардировкам. Люфтваффе в 1943 году было совершенно не в состоянии защитить пусковые комплексы, что означало, что пусковые сооружения должны быть или сильно рассредоточены и мобильны, или укрыты в непроницаемых для бомб бункерах.

По политическим причинам, возобладала вторая точка зрения. В качестве аргумента в её пользу выдвигался тезис о сравнительной успешности постройки бункеров подводных лодок на базах германского ВМФ. Но при этом не учитывалось, что строительство этих бункеров было начато ещё в 1941—1942 годах, когда германские ВВС могли сравнительно эффективно защищать строительные площадки. Как показали результаты бомбардировочных налетов 1943 года, интенсивные бомбардировки вполне могли сделать строительные площадки бункеров непригодными для использования.

Конструкция

Два возможных дизайна подземного комплекса предстартовой подготовки были рассмотрены в 1942 году. Первый — B.III-2a — предусматривал, что доставленные в бункер ракеты будут снаряжаться, заправляться и далее транспортироваться к расположенным на некотором отдалении стартовым площадкам. Второй — B.III-2b — предполагал запуск ракет с стартовой площадки непосредственно на крыше бункера, куда они должны были доставляться специальным элеватором.

В конечном итоге, за основу был выбран дизайн B.III-2a, но существенно увеличенный в размерах, чтобы вместить дополнительно фабрику жидкого кислорода, необходимую для заправки ракет.

Конструкция бункера состояла из трёх главных элементов. Основная его часть имела 92 метра в ширину и 28 метров в высоту. В ней должен был располагаться кислородный завод и зал предстартовой подготовки и сборки доставленных со склада ракет. Верхний ярус бункера располагался на глубине 6 метров под землёй и его стены в этой части достигали толщины 7 метров. Пять установленных на кислородном заводе компрессоров могли бы производить каждый по 10 тонн жидкого кислорода в сутки, и в наличии имелись ёмкости для хранения 150 тонн жидкого кислорода. Центральная часть бункера могла вместить до 108 разобранных ракет.

С севера к основному бункеру примыкало второе подземное сооружение, представлявшее собой укреплённую железнодорожную станцию. На ней должны были разгружаться поезда, доставляющие в комплекс ракеты, боеголовки, и цистерны с топливом. Станция была соединена веткой железной дороги с находящейся всего в 1,2 км от автомагистрали, что позволяло эффективно и быстро доставлять грузы в комплекс.

Доставленные ракеты на транспортных грузовиках перевозились по тоннелям в основной бункер, где собирались, снаряжались и, установленные в вертикальное положение — заправлялись для пуска. Из центрального бункера, ракеты доставлялись через расположенные в южной части двери к стартовым площадкам. Запуски ракет контролировались с командной башни, расположенной над основным бункером.

Третьим элементом бункера была расположенная отдельно на севере подземная электростанция, мощностью в 2000 л. с. и способная генерировать до 1,5 Мвт.

Для контроля полета ракет, в нескольких километрах к югу от Сен-Омуа, был установлен радар «Вюрцбург», способный отслеживать начальную траекторию полёта. Радарный контроль позволял операторам возможно дольше отслеживать курс полёта ракет, повышая точность наведения.

Строительство

В ноябре 1942 года Альберт Шпеер распорядился о постройке двух бункеров в районе Па-Де-Кале. Каждый бункер, защищенный 5-метровой железобетонной крышей, должен был вмещать 118 ракет, вмещать достаточно топлива и производить достаточно жидкого кислорода для достижения темпов пуска по 36 ракет в сутки. В декабре 1942 года, специальная комиссия выбрала район городка Уаттен, в провинции Артуа, для размещения стартового комплекса.

Позиция для будущего бункера была тщательно подобрана исходя из инфраструктуры региона. Выбранная площадка находилась вблизи основной железнодорожной магистрали между Кале и Сен-Омуа, рядом протекал судоходный канал, впадающий в реку Аа. Располагаясь в 117 километрах от Лондона и в 24 км от берега моря, площадка была надежно защищена от возможных обстрелов с моря высокими утесами. Помимо этого, рядом находилась крупная база Люфтваффе, что обеспечивало быстрое прибытие немецких истребителей для отражения воздушных атак союзников.

Строительство началось в феврале 1943 года. До 6000 рабочих (в основном, военнопленные и узники концентрационных лагерей) непрерывно работало на строительстве в тяжелейших условиях. Строительные материалы доставлялись в Уаттен на баржах или по железной дороге. Всего на постройку бункера было израсходовано свыше 200000 тонн бетона и 20000 тонн лучшей конструкционной стали.

Разрушение

Ещё в апреле 1943 года союзная авиаразведка на основании фотографий огромных траншей, вырытых в грунте для постройки бункера, предположила, что в районе Уаттена ведётся какое-то масштабное строительство. При этом назначение этих конструкций для союзников оставалось неясным: лорд Чеуэлл, научный советник Уинстона Черчилля признал, что он не может объяснить, зачем немцам нужны эти сооружения, но «если для врага имеет смысл строительство этих сооружений, то для нас тем более имеет смысл их разрушение»

В конце мая 1943 года, генерал Эйзенхауэр внес объект в Уаттене в список целей для бомбардировочной кампании. 6-го августа, разведка особенно рекомендовала скорее начать бомбардировки Уаттена, так как работы над бункером продвигались достаточно быстро, и он должен был быть, по мнению англичан, введен в эксплуатацию в ближайшие сроки. Хотя предназначение бункера ещё оставалось неясным, англичане уже предполагали что он может иметь что-то общее с германской ракетной программой, или же является защищенным командным центром в рамках «Атлантического Вала». В любом случае для них это была очень важная цель.

27 августа 1943 года, 187 бомбардировщиков Boeing B-17 Flying Fortress атаковали Уаттен. В ходе получасовой бомбардировки, было сброшено общим счетом 368 910-килограммовых бомб. Два бомбардировщика были сбиты — один истребителями Люфтваффе, другой поврежден зенитным огнём и совершил аварийную посадку в Британии. Также были сбиты два истребителя сопровождения.

Результаты налета были катастрофическими для немцев. Незавершенная железнодорожная станция на севере бункера была полностью уничтожена. Не успевший застыть полностью цемент был буквально перемолот авиабомбами, и, застывая, превратил всю северную часть комплекса в сплошное месиво бетона, стали и обломков гранита. Изначально союзники планировали, что воздушный рейд будет совершен в период перемены смен работающих на строительстве военнопленных, чтобы минимизировать жертвы среди них. Но вмешались форс-мажорные обстоятельства — в день бомбардировки германский комендант изменил график работ, о чём союзники не знали. Это непредвиденное стечение обстоятельств привело к гибели под бомбами нескольких сотен военнопленных.

Разрушения, причиненные налетом союзников были таковы, что немцы были вынуждены отказаться от планов использования бункера как стартовой площадки. Было решено, что менее пострадавшая центральная часть конструкции будет использована как основа для постройки защищенного кислородного завода, функции же по запуску ракет должны были быть переданы новому проектируемому комплексу Купол Визерне. Чтобы защитить стройплощадку Уаттена от последующих налетов, было решено изменить систему: теперь в первую очередь была построена гигантская бетонная крыша толщиной в 5 метров и весом в 37000 тонн. После застывания бетона, крыша была приподнята с помощью опор, и использовалась для прикрытия работ над строительной площадкой. Продолжающиеся бомбардировки союзников наносили очень небольшой урон укрытому комплексу (подтвердив правильность идеи), хотя окружающая местность была практически полностью разрушена. Работы на площадке Уаттен продолжались до 17 июля 1944 года, когда союзники применили впервые своё новое оружие — 5-тонные авиабомбы Tallboy, способные, при падении с большой высоты, на сверхзвуковой скорости пробивать грунт на глубину до 30 метров и детонировать, вызывая эффект искусственного землетрясения. Бетонная крыша Уаттена была пробита, и стройплощадка подверглась почти полному разрушению. 18 июля 1944 года работы над Уаттеном были остановлены.

Союзники захватили бункер 4 сентября 1944 года. Немцы, эвакуировавшись за несколько дней до этого, вывели из строя помпы, откачивающие воду с площадки, и бункер оказался затоплен.

Техническая комиссия союзников, осматривавшая бункер 10 сентября, сочла, что наиболее вероятным его предназначением было производство жидкого кислорода, и предположила (ошибочно), что бункер не должен был применяться с какими-либо наступательными целями, в отличие от Визерне. Сильно разрушенный бункер не представлял особого интереса, и в феврале 1945 был использован для практических испытаний новых бетонобойных «Диснеевских» бомб, разработанных для ВВС США. Только после войны, изучив захваченные немецкие архивы, союзники выяснили истинное назначение бункера.

Современный статус

До 1973 года бункер не использовался для каких-либо целей. В 1973 году, владелец территории, на которой находился бункер, открыл его для широкой публики.

В 1986 году, бункер был объявлен историческим местом, и превращен в музей, посвященный истории программы Оружие возмездия и оккупации Франции.

См. также

Напишите отзыв о статье "Бункер Эперлек"

Ссылки

  • [www.losapos.com/francebunkers Hitler’s Bunkers in Northern France]  (англ.)

Примечания

  • Air Proving Ground Command Eglin Field. [www.dtic.mil/cgi-bin/GetTRDoc?AD=ADA065940&Location=U2&doc=GetTRDoc.pdf Comparative Test of the Effectiveness of Large Bombs against Reinforced Concrete Structures (Anglo-American Bomb Tests-Project Ruby)]. — Orlando, Florida: US Air Force. — P. 6.
  • Boog Horst. The Strategic Air War in Europe and the War in the West and East Asia 1943-1944/5. — Oxford: Oxford University Press, 2006. — Vol. 7.
  • Liste des principales désignations allemandes et alliées attribuées aux sites de tir allemands construits en France // [www.servicehistorique.sga.defense.gouv.fr/contenu/functions/dc/attached/FRSHD_PUB_00000268_dc/FRSHD_PUB_00000268_dc_att-FRSHD_PUB_00000268.pdf Des armes secrètes allemandes aux fusées françaises : répertoire numérique détaillé du fonds Hautefeuille (1927–1997), Z 32 598 – Z 32 607 et Z 34 009 – Z 34 010]. — Vincennes: Service Historique de l'Armée de l'Air, 2000. — ISBN 2-904521-33-X.
  • Cate James Lea. Crossbow // [www.ibiblio.org/hyperwar/AAF/III/AAF-III-4.html The Army Air Forces in World War II] / Wesley Frank Craven. — Washington, D.C.: Office of Air Force History, 1984. — ISBN 0-912799-03-X.
  • Collier Basil. The Battle of the V-Weapons, 1944–1945. — Morley, England: The Emfield Press, 1976. — ISBN 0-7057-0070-4.
  • Cooksley Peter G. Flying Bomb. — New York: Charles Scribner’s Sons, 1979. — ISBN 978-0-7091-7399-1.
  • Dornberger Walter. V2—Der Schuss ins Weltall. — US translation V-2 Viking Press: New York, 1954. — Esslingan: Bechtle Verlag, 1952. — P. 73,91,99,179.
  • Dungan Tracy. V-2: A Combat History of the First Ballistic Missile. — Yardley, PA: Westholme Publishing, 2005. — ISBN 1-59416-012-0.
  • Garliński Józef. Hitler's Last Weapons: The Underground War against the V1 and V2. — New York: Times Books, 1978. — ISBN 978-0-417-03430-0.
  • Hammel Eric. Air War Europa: Chronology. — Pacifica, CA: Pacifica Military History, 2009. — ISBN 978-0-935553-07-9.
  • Hautefeuille Roland. Constructions spéciales : histoire de la construction par l'"Organisation Todt", dans le Pas-de-Calais et la Cotentin, des neufs grands sites protégés pour le tir des V1, V2, V3, et la production d'oxygène liquide, (1943–1944). — 2. — Paris, 1995. — ISBN 2-9500899-0-9.
  • Henshall Philip. Hitler's Rocket Sites. — London: Philip Hale Ltd, 1985. — ISBN 0-7090-2021-X.
  • Hinsley Francis H. Its Influence on Strategy and Operations // British Intelligence in the Second World War. — London: H.M.S.O, 1984. — Vol. 3. — P. 380. — ISBN 978-0-11-630935-8.
  • Huzel Dieter K. Peenemünde to Canaveral. — Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1960.
  • Klee Ernst. The Birth of the Missile: The Secrets of Peenemünde. — English translation 1965. — Hamburg: Gerhard Stalling Verlag, 1963.
  • [books.google.com/books?id=9WZ_z55WC1MC&lpg=PP1&pg=PP1#v=onepage&q&f=false Impact: the History of Germany's V-Weapons in World War II]. — 1st. — Cambridge, MA: Da Capo Press, 2003. — ISBN 978-0-306-81292-7.
  • Ley Willy. Rockets, Missiles and Space Travel. — revised edition 1958). — New York: The Viking Press, 1951.
  • Longmate Norman. Hitler's Rockets. — Barnsley, England: Frontline Books, 2009. — ISBN 978-1-84832-546-3.
  • Lowry Bernard. British Home Defences 1940–45. — Oxford: Osprey Publishing, 2004. — ISBN 978-1-84176-767-3.
  • McArthur Charles. [books.google.com/books?id=AC1GlWYTe3EC&pg=PA279#v=onepage&q&f=false Operations Analysis in the U.S. Army Eighth Air Force in World War II]. — Providence, RI: American Mathematical Society, 1990. — P. 279–280. — ISBN 978-0-8218-0158-1.
  • Mueller Robert. Combat Chronology: 1941–1945. — Washington, DC: Center for Air Force History, 1991.
  • Neufeld Michael J. The Rocket and the Reich: Peenemünde and the Coming of the Ballistic Missile Era. — New York: The Free Press, 1995. — ISBN 978-0-02-922895-1.
  • Nichol John. [books.google.com/books?id=y9NTY0PaPc8C Tail-End Charlies — The Last Battles of the Bomber War 1944–45]. — New York: St. Martin's Press, 2006. — ISBN 0-312-34987-4.
  • Ordway Frederick I. III. The Rocket Team. — New York: Thomas Y. Crowell, 1979. — ISBN 1-894959-00-0.
  • Piszkiewicz Dennis. The Nazi Rocketeers: Dreams of Space and Crimes of War. — Mechanicsburg, PA: Stackpole Books. — ISBN 9780811733878.
  • Reuter Claus. The V2 and the German, Russian and American Rocket Program. — Missisagua, Ontario: S.R. Research & Publishing, 2000. — ISBN 978-1-894643-05-4.
  • Sanders Terence R. B. Investigation of the "Heavy" Crossbow Installations in Northern France. Report by the Sanders Mission to the Chairman of the Crossbow Committee. — 1945.
  • Sandys Duncan. Report on 'Large' Crossbow Sites in Northern France.
  • Zaloga Steven J. German V-Weapon Sites 1943–45. — Oxford: Osprey Publishing, 2008. — ISBN 978-1-84603-247-9.

Отрывок, характеризующий Бункер Эперлек

Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»