Бунраку

Бунраку (яп. 文楽), также известно как Нингё дзёрури (人形浄瑠璃) («нингё» — означает кукла и «дзёрури» — разновидность напеваемого рассказа) — традиционная форма кукольного японского театра.

История

Соединение кукольного представления с народным песенным сказом дзёрури, исполняемым под аккомпанемент сямисэна, относится к концу ХVI — началу ХVII в. Театр стал процветать с конца XVII — начала XVIII века, в особенности благодаря успешному сотрудничеству певца Такэмото Гидаю I c Тикамацу Мондзаэмоном. Пьеса Тикамацу «Самоубийство влюблённых на острове Небесных Сетей» (1703), основанная на реальном самоубийстве влюблённых, была так популярна, что даже вызвала волну такого рода суицидов по стране, пока государство её не запретила. Концепция взятия в основу пьесы реального недавнего события была революционной и действительно поразила воображение публики. Самая же известная пьеса бунраку, возможно, «Сокровищница Самурайской Верности» (Канадэхон Тюсингура), история героических подвигов, верности, мести, которые также легли в основу известной ныне пьесу кабуки и про которые было снято множество фильмов.

Само же слово Бунраку вошло в обиход от имени организатора и постановщика первых спектаклей Уэмура Бунракукэн (1737—1810). В 1872 году в Осаке был открыт самый крупный театр Японии, названный в его честь, на вывеске было написано: «Дозволенный правительством кукольный театр бунраку».

В 1956 году было построено новое здание театра бунраку, сочетающее элементы, характерные для традиционной японской театральной классики, с самым современным театральным оборудованием. Этот театр функционирует до сих пор. Теперь он называется «Асахидза», а «Бунраку» сохранилось как название труппы, которая в нём выступает.

Труппа неоднократно переживала трудные времена, она раскалывалась, объединялась, находилась на грани банкротства.

С 1962 года начались гастроли театра бунраку за рубежом.

В 1963 году образовалась ассоциация «Бунраку кёкай» с участием государственных и частных организаций, ведающая делами этого театра.

С 1964 года театр был объявлен важной культурной ценностью, находящейся под покровительством государства.

В 1966 году у театра появилась ещё одна прекрасная сцена в государственном театре в Токио.

В октябре 2003 года бунраку было внесено ЮНЕСКО в условный список шедевров, подлежащих охране в соответствии с Конвенцией о защите нематериального культурного наследия. Таким образом, этот вид искусства был признан весьма значимым и за пределами Японии.

Элементы бунраку

Куклы для представлений бунраку изготавливаются в размере 1/2 — 2/3 человеческого роста. Сама кукла представляет собой деревянную раму прямоугольной формы, опутанную сложным переплетением нитей, которые крепятся к голове, рукам и иногда ногам. Ноги имеют только куклы-мужчины, но и то в редких случаях. Обычно эффект движения ног создается за счет шевеления множественных складок и слоев одежд, надетых на раму. Обычно кукла собирается непосредственно перед представлением. В зависимости от предстоящей роли на любую раму крепят соответствующую голову, руки и ноги. Головы у кукол бунраку очень эффектные. Они умеют моргать, двигать зрачками и губами, шевелить бровями, высовывать язык. Руки также очень подвижны. Кукла может спокойно шевелить любым пальцем. Ну а если персонаж должен сделать нечто, непосильное даже для столь совершенной куклы — например, поднять лежащий меч и отшвырнуть его — артист находит простой выход: он просовывает в рукав куклы свою руку.

Для некоторых ролей требуются сложно устроенные головы. В японских легендах действуют оборотни, являющиеся в обличье прекрасных женщин. Резким движением артист переворачивает голову куклы задом наперед, перекидывает пышную копну волос — и вместо прелестного белого личика зрители вдруг видят лисью морду, которая скрывалась до этого под волосами на затылке. А у другой прекрасной дамы вдруг отпадает нижняя половина лица, открывая кровавую зубастую пасть, из-под прически прорастают рога, веки глаз втягиваются и выступают красные выпученные глазные яблоки.

В другой пьесе герои-самураи сражаются на мечах. В ходе поединка один из них ранен в лицо. Кукла-самурай резко отворачивает голову, и в этот момент артист срывает с головы куклы накладное лицо с безупречно мужественными чертами. В следующую минуту зрители видят скрытое лицо — окровавленное, рассечённое обезображивающим ударом.

Каждую куклу, как правило, ведут три оператора. Омодзукай или главный кукловод, управляет головой и правой рукой, хидари-дзукай отвечает за движения левой руки, а аси-дзукай — за ноги. Новички начинают с управления ногами куклы. В конечном итоге кукла должна двигаться так плавно, чтобы казаться такой же реальной, как живой человек. Два младших кукловода должны научиться ощущать себя частью главного кукловода — Мастера, и это, пожалуй, самое сложное. В старые времена приёмы бунраку передавались только от Мастера к его ученикам и обучение занимало не менее 10 лет. В 1972 году система изменилась. Сейчас студенты могут пройти двухлетний курс обучения в Национальном театре, и по завершении обучения их именуют профессиональными исполнителями. После учёбы они проходят практику, наблюдая за мастерами.

Главный кукловод виден зрителям — сейчас он центральная фигура представления — и всё чаще одет в более яркий костюм, в то время как все остальные кукловоды невидимы зрителю, поскольку одеты в чёрные балахоны с капюшонами. Через несколько минут после начала представления зрители перестают видеть оператора: их внимание сосредоточено исключительно на движениях кукол.

Представление идет под голос певца-сказителя гидаю и ритмический музыкальный аккомпанемент на трехструнных сямисэнах и барабанах. Слово «гидаю» произошло от псевдонима одного из таких рассказчиков — Такэмото Гидайю, что переводится как «сказатель справедливости». Гидаю говорит от лица всех занятых в представлении кукол — мужчин, женщин, детей, обозначая лишь голосом, изменяющимся от баса до фальцета, кому принадлежат слова.

По традиции, если сложить вместе возраст главного кукольника, декламатора и старшего мастера игры на сямисэне, то должно получиться более 200 лет.

См. также

• Национальный театр бунраку

Литература

• Кужель Ю. Л. Японский театр Нингё Дзёрури. — М.: Наталис, 2004. — ISBN 5-8062-0167-8.
• [search.rsl.ru/ru/catalog/record/2636662 Театр Нингё Дзёрури в эпоху городской культуры Японии XVII—XVIII вв]. : диссертация … доктора искусствоведения : 17.00.09. — Москва, 2004. — 391 с.

Ссылки

• Кужель Ю. Л. [japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=243 Кукла требует игры]. Японоведение в России (13 февраля 2013). Проверено 17 августа 2015. [web.archive.org/web/20150817101850/japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=243 Архивировано из первоисточника 17 августа 2015].
• Кужель Ю. Л. [japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=244 Пространство японского кукольного театра]. Японоведение в России (13 февраля 2013). Проверено 17 августа 2015. [web.archive.org/web/20150817101851/japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=244 Архивировано из первоисточника 17 августа 2015].
• [www2.ntj.jac.go.jp/unesco/bunraku/en/video.html Video Clips of Bunraku] (англ.) (яп.)

Отрывок, характеризующий Бунраку

Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.