Бунтарь без причины
| Бунтарь без причины | |
| Rebel Without a Cause | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Дэвид Уайсбарт |
| Автор сценария |
Ирвинг Шульман |
| В главных ролях | |
| Композитор | |
| Длительность |
111 минут |
| Бюджет |
1,5 млн долларов |
Бунтарь без причины (также Бунтовщик без причины, Бунтарь без идеала; англ. Rebel Without a Cause) — американский художественный фильм Николаса Рэя (1955), молодёжная драма с подростковой иконой своего времени Джеймсом Дином. Три номинации на премию «Оскар», в 1990 году фильм был внесён в Национальный реестр фильмов США, обладая «культурным, историческим или эстетическим» значением.
Содержание
Сюжет
Джим Старк (Джеймс Дин) находится словно в западне. Он не понимает, что гложет его, но в душе нет спокойствия. Он не может найти общего языка с родителями (Джим Бакус и Энн Дорен) и пытается вписаться в образ тихого юноши из приличной семьи. Но его натура… Она приводит Джима прямо на состязание, целью которого является выяснить, трус он или нет. И Джим вынужден принять этот вызов, брошенный крутым Баззом…
На деле же всё гораздо проще — они борются за внимание Джудит (Натали Вуд), которая также не может найти своё место в жизни. Она постоянно зависает в компании банды Базза, всего лишь пытаясь привлечь внимание отца (Уильям Хоппер)…
И уж, конечно, одинокий Платон (Сэл Минео), предоставленный самому себе, не может помочь Джиму, в котором он видит своего храброго и сильного друга-защитника…
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Джеймс Дин | Джим Старк |
| Натали Вуд | Джуди |
| Сэл Минео | Джон «Платон» Кроуфорд |
| Джим Бакус | мистер Фрэнк Старк |
| Энн Доран | миссис Старк |
| Кори Аллен | Базз Гандерсон |
| Уильям Хоппер | отец Джуди |
| Рошелль Хадсон | мать Джуди |
| Эдвард Платт | Рэй Фремик |
| Ник Адамс | Мус |
| Деннис Хоппер | Гун |
| Джек Гриннедж | Чик |
| Беверли Лонг | Хелен |
| Фрэнк Маззола | Кранч |
| Вирджиния Бриссак | Бабуля Старк |
| Стеффи Сидни | Мил |
| Джек Симмонс | Куки |
| Джон Риетти | Большой Риг |
История создания
Название фильма заимствовано из научной работы доктора Роберта М. Линднера, посвящённой проблемам гипноанализа малолетних преступников («Rebel Without A Cause: The Hypnoanalysis of a Criminal Psychopath», 1944). Кинокомпания взяла эту работу за основу фильма главным образом из-за названия, хотя на студии никто не знал, что делать с самим материалом. Линднеру пришлось написать небольшой рассказ о банде юных преступников; позже права на экранизацию этого рассказа выкупили, повествование было расширено, в итоге получился полноценный сценарий.
Ленту собирались делать чёрно-белой и уже отсняли несколько сцен, когда Warner Bros. решила ради престижа сделать цветной фильм в системе CinemaScope. На это студию подтолкнули огромные кассовые сборы предыдущего фильма с Джеймсом Дином — «К востоку от рая» (1955) Элиа Казана. Рэй особенно был счастлив снимать фильм в цвете, так как у него наготове было несколько ярких символов. Практически каждый цвет (начиная от красной куртки Джима и заканчивая его синими джинсами) имел свою символику. Рэй провёл несколько ночей в компании молодёжных банд Лос-Анджелеса, чтобы почувствовать атмосферу событий будущего фильма.
На главную роль хотели пригласить Марлона Брандо, однако от этой идеи пришлось отказаться — за два года до «Бунтаря» Брандо сыграл похожую роль в фильме «Дикарь» (1953). Джеймс Дин смог сняться в «Бунтаре», так как съёмки фильма «Гигант» были остановлены из-за беременности Элизабет Тейлор. Вначале он репетировал в доме Рэя, и режиссёр намеренно имитировал декорации гостиной в доме супругов Старк под собственную гостиную, чтобы Дину было удобней играть. Именно на съёмках «Бунтаря» Дин пристрастился к быстрой езде: одна из наиболее известных и жестоких сцен фильма была посвящена гонкам у края пропасти, в которых ради самоутверждения участвовал Джим Старк. На протяжении почти всего фильма Дин одет в белую футболку, которая с момента её изобретения была исключительно нижним бельём. До Дина в футболках на экране появлялись Марлон Брандо и Джон Уэйн, но именно этот фильм продвинул майку в массы и сделал полноправной верхней одеждой: сразу после выхода фильма продажи футболок сначала в США, а потом и во всём мире сильно возросли.
На роль Джуди пробовалась Джейн Мэнсфилд. Рэй не очень хотел давать эту роль Натали Вуд, потому что считал её слишком наивной и неопытной. Вуд в кратчайшие сроки научилась курить и изменила свои взгляды на жизнь, доказав, что способна быть зрелой и взрослой.
В первом варианте фильма в самом начале бандит избивает отца, который роняет на землю игрушку. Продюсеры сочли сцену слишком жестокой и вырезали её, но игрушка не исчезла — Джим играет с ней в самой первой сцене. Также цензура вырезала несколько сцен с Дином и Минео, в которых содержались прозрачные намёки на близкие отношения их героев. В альтернативной концовке Платон выпадает из башни планетария.
Бассейн дома, в котором прячутся Джим, Джуди и Платон, ранее был задействован в качестве ключевой съёмочной локации для нуаровой драмы «Бульвар Сансет» (1950) — по сюжету, именно в нём забытая кинозвезда убивает главного героя.
Бюджет фильма составил 1,5 млн долларов. Съёмки продолжались с 28 марта до 25 мая 1955 года. Премьера состоялась 27 октября 1955 года. В Великобритании фильм был запрещён к показу до 1968 года[1]. По результатам опроса, проведённого британской сетью мультиплексов UCI Cinemas, фильм был признан самым стильным за всю историю кино.
Трагедия фильма имела продолжение и вне экрана, так как все три исполнителя главных ролей умерли не своей смертью. Минео был убит в Западном Голливуде 12 февраля 1976 года в возрасте 37 лет. Вуд утонула при загадочных обстоятельствах, катаясь на яхте со своим мужем Робертом Вагнером и Кристофером Уокеном, 29 ноября 1981 года в возрасте 43 лет. Дин разбился на гоночном автомобиле на шоссе в Калифорнии 30 сентября 1955 года в возрасте 24 лет, при этом тяжело ранены были ещё два человека; за два часа до смерти Дина оштрафовали за езду со скоростью 75 миль в час при ограничении в 40. Ник Адамс также трагично закончил свою жизнь — он умер от передозировки наркотиков 7 февраля 1968 года в возрасте 36 лет, хотя многие считают, что это было преднамеренное убийство.
Музыка
Саундтрек
Саундтрек к фильму выходил в нескольких форматах. В основном, как сборники музыки из фильмов Джеймса Дина. Наибольший интерес представляет второй диск (кассета) двухдискового издания саундтреков «Rebel. Music from the films of James Dean.», выпущенного в Германии в 1993 году, так как это наиболее полный саундтрек из композиций Леонарда Розенмана.
- Rebel Without A Cause. Main Title (Extended Version) (02:32)
- Police Station (01:25)
- The Planetarium (03:22)
- The Gang (04:00)
- Knife Fight (04:22)
- Jim & Judy & Plato (01:20)
- The Cliff (02:00)
- The Chicken Run / Aftermath (06:37)
- The Old House (04:00)
- Love Scene (02:00)
- The Hunt (08:43)
- Plato’s Death & Finale (05:16)
Время звучания: 01:36:18
Также звучали
- «Ride of the Valkyries». Музыка — Richard Wagner.
- «(You May Not Be an Angel, but) I’ll String Along with You». Музыка — Harry Warren.
- «Five O’Clock Whistle». Музыка — Gene Irwin и Josef Myrow.
- «Lullaby». Музыка — Johannes Brahms.
Напишите отзыв о статье "Бунтарь без причины"
Примечания
- ↑ Г. Краснова. Энциклопедия кино США. Фильмы / Редколлегия: А. Н. Дорошевич, Г. В. Краснова, М. Л. Теракопян. — Москва: Материк, 2007. — С. 33. — 279 с. — ISBN 5-85646-160-6.
Ссылки
- «Бунтарь без причины» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v40604 Бунтарь без причины] (англ.) на сайте allmovie
- [www.dailyscript.com/scripts/Rebel_Without_A_Cause.html Сценарий фильма]
- [www.rebelwithoutacause.net/ Официальный сайт спектакля по фильму]
См. также
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бунтарь без причины
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
