Герцогство Бургундия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бургундия (герцогство)»)
Перейти к: навигация, поиск
Бургундское герцогство


Флаг Герб

Герцогство Бургундия в годы правления (1467-77) Карла Смелого

Бургундское герцогство[1] (фр. duché de Bourgogne) — средневековое герцогство, сложившееся на землях бывшего королевства Бургундия, лежавших к западу от Соны и отошедших по Верденскому договору 843 года к Франции. Историческим ядром герцогства было графство Отён, столицей Дижон. Современные департаменты Кот-д'Ор и Сона и Луара примерно соответствуют территории герцогства Бургундия.





История герцогства

Франкская Бургундия

Происхождение герцогства связано с франкским королевством Бургундия, существовавшим с перерывами с VI по VIII век в качестве одного из трёх основных королевств Меровингов, наряду с Австразией и Нейстрией. Франкская Бургундия, в свою очередь, занимала территорию расселения древнегерманского племени бургундов, покорённых в 534 г. сыновьями Хлодвига I. После образования империи Карла Великого эти земли были включены в состав единого Франкского государства.

Маркграфство Бургундия (843—863)

На территории будущего герцогства уже в VIII веке стали образовываться графства. После разгрома арабской армии в битве при Пуатье, в 733 году Карл Мартел подчинил себе Бургундию, раздав владения своим приближенным. Он образовал графства Шалон, где графом стал Адалард[2], и Отён, графом которого стал Теодерик[3].

В 843 году король Карл Лысый передал графства Отён, Оксуа и Десмуа графу Гверину (ум. 853), владевшему к тому времени уже бургундскими графствами Шалон, Макон и Мермонтуа, что сделало его самым могущественным феодалом в Бургундии. С этого момента Гверин стал маркграфом или маркизом Бургундии. Его основным местопребыванием был Шалон. Маркграфство просуществовало до 864 года, когда граф Гумфрид (Онфруа) высказал неповиновение Карлу Лысому. Король направил войска в Бургундию и захватил владения Гумфрида, раздав их, а сам Гумфрид бежал сначала в Италию, а потом в Швабию.

В 872 году графства Отён, Макон и Шалон опять оказались объединены в руках графа Экхарда II (810877), но центром его владений уже был не Шалон, а Отён. После его смерти графства опять оказались разделены, но в 879 г. граф Бозон Вьеннский (850887), владелец практически всей долины Роны и Соны (Прованс, Вьенн, Лион, Макон, Шароле) присоединил Отён к своим владениям. В том же году Бозон был выбран бургундской знатью королём Бургундии, что привело к выступлению против него королей Франции и Германии. В конце 880 года Отён, Безансон, Шалон, Макон и Лион были захвачены и перешли под контроль Каролингов. Отён был отдан брату Бозона, Ричарду Заступнику (ок. 856921), сохранившему верность Каролингам. Отенское графство стало ядром, вокруг которого образовалось Бургундское герцогство. Последовательно получив Невер, Осер, Сенс и Труа, Ричард значительно увеличил свои владения. Кроме того к 898 году сюзеринитет Ричарда признавали семнадцать из восемнадцатити бургундских графств (кроме Макона, который принадлежал герцогу Аквитании Гильому I), и король Карл III признал за ним титул маркграфа Бургундии, в 918 — герцога Бургундии.

Герцогство Бургундия в конце IX — первой половине X в.

Ричард был весьма заметной фигурой в истории Франции. Будучи сторонником Каролингов, Ричард поддерживал Карла Простоватого, что привело его к противостоянию с Робертинами и графом Вермандуа. Став самым могущественным феодалом в Бургундии, он провозглашает себя маркизом Бургундии, что было признано королём Эдом в 898 году, а в 918 король Карл признает за Ричардом титул герцога Бургундии. Он распространяет свой контроль также на епископства Отён, Лангр и Труа. Поскольку королём Верхней Бургундии был брат жены Ричарда, Рудольф I, а королём Нижней Бургундии племянник, Людовик III, связи между двумя королевствами и герцогством были очень тесные.

После смерти короля Эда в 898 г. Ричард мог претендовать на королевский титул, но он поддержал Карла Простоватого. Начиная с 901 года Ричард занимал в королевском совете первое место.

В это время участились набеги норманнов на Францию. В 888 году они дошли до Бургундии, где опустошили город Безье. В 892 и 898 Ричард смог успешно отразить очередные набеги норманнов, а в 911 в союзе Робертом Нейстрийским и Эблем де Пуатье разбил норманнов под предводительством Роллона при Шартре. В 918 г. Ричард был провозглашен герцогом Бургундии. Столицу он перенес из Отёна в Дижон.

После смерти Ричарда в 921 г. ему наследовал старший сын Рауль, а второй сын, Гуго Чёрный, стал архи-графом Бургундии[4]. После гибели короля Роберта I в битве при Суассоне в 923 году, ряд крупных феодалов королевства, не желая передавать корону Карлу Простоватому, устроили выборы короля. Гуго Великий, сын Роберта, благоразумно отказался от короны (он опасался, что с оставлением своих графств потеряет своё влияние на магнатов). После этого выбор баронов пал на Рауля Бургундского, женатого на дочери Роберта, и 13 июля 923 года он был коронован в Сен-Медаре де Суассон.

Осенью 924 г. в Бургундию с северо-запада вторглись норманны во главе с герцогом Роллоном, грабя все на своем пути. Король Рауль в это время находился в Лотарингии, а дорогу армии преградили графы Манассия II Лангрский и Гарнье де Труа. В итоге Гарнье погиб, но нападение было отражено с помощью подоспевших Гуго Великого и Рауля. Норманны были разбиты, и Рауль преследовал их до Нормандии, пока Роллон не запросил мира. В обмен на его обещание прекратить разбойничьи набеги Рауль пожаловал ему ряд территорий. В конце того же года, 6 декабря 924 года, Рауль при Шальмоне нанес страшное поражение другому вождю викингов, Рагенольду. В том же году Рауль провел в Отёне и Шалоне несколько ассамблей, чтобы нейтрализовать бургундских сеньоров, прежде всего графа Шалона Жильбера.

Летом 925 года норманны снова нарушили мир. Рауль с помощью Герберта II де Вермандуа, Эльго де Понтьё, Арнульфа I Фландрского и его брата Адалольфа Булонского снова одерживает крупную победу. Однако в следующем году норманны взяли реванш и в битве при Фокемберге (около Теруанна) разбили королевское войско. В этом сражении погиб Эльго де Понтьё, а Рауль, тяжело раненый, отступил к Лану. Норманны опустошили земли до самых границ с Лотарингией.

В 926 году умер Роже I, граф Лана, и Герберт II де Вермандуа требует графство Ланнуа для своего старшего сына, Эда. Рауль противился этому, но в конце концов уступил из страха, что Герберт II освободит Карла Простоватого, которого он удерживал в заключении в Перонне.

После смерти Карла Простоватого, последовавшей 7 октября 929 года, позиции Рауля значительно укрепились. Ряд крупных вассалов короны признают его королём. Так, в 930 году герцог Вильгельм Длинный Меч, который сменил своего умершего отца Роллона, принес ему оммаж. Также присягнул Раулю его кузен, граф Вьенна Карл-Константин, благодаря чему в сферу влияния французского королевства вошли Лионнэ и Вьеннуа.

Однако Герберт II де Вермандуа не успокоился и в этом же году захватил замок Витри-ан-Пертуа, принадлежащий Бозону, младшему брату Рауля. В ответ на это Рауль в союзе Гуго Великим начал войну с Гербертом II. В 931 году их соединённая армия проникла в Реймс и прогнала архиепископа Гуго, сына Герберта II. Герберт II уступил и отдал Витри, Лан, Шато-Тьерри и Суассон. Однако вскоре он получил помощь от короля Генриха I Птицелова и опустошил земли вокруг Реймса и Лана. Война закончилась тем, что Рауль возвратил Герберту II все земли за исключением Реймса, Шато-Тьерри и Лана.

В 931/932 г. Рауль был вынужден усмирять мятеж графов Шалона Жильбера и Сенса Ричарда, вызванного конфискацией королём замка Авалон.

В 935 году в Шампань и Бургундию вторглись венгры. Рауль нанес им поражение и отбросил их за пределы своего королевства. В том же году Рауль заключил соглашение с королём Германии Генрихом Птицеловом относительно Лотарингии, которая осталась в составе Германии. Брат Рауля, Бозон, владевший в Лотарингии аббатствами Мармутье и Ремиремон, а также рядом других земель, принес присягу королю Генриху. Тогда же Рауль назначил Бозона, сына графа Сенса Гарнье, виконтом Дижона.

15 января 936 года, после 13 лет неспокойного царствования, король Рауль внезапно умер в Осере от «заразной болезни». В Бургундии ему наследовал брат Гуго, который не стал претендовать на королевский титул. Кроме герцогства Бургундия он владел графствами Макон и Лион.

Гуго отказался признать королём Людовика IV. Людовик и Гуго Великий захватили Лангр и Северную Бургундию. Поздней осенью Гуго Чёрный заключил мир с королём, по которому ряд графств в Северной Бургундии (Осер, Труа, Сенс) отошли к Гуго Великому, а Южная Бургундия с Лангром, Дижоном и аббатством Сен-Жермен остались в руках у Гуго Чёрного. В 937 г. Гуго Чёрный поддерживал короля в походах в Лотарингию, а также во вторжении во владения по другому берегу Соны (будущее графство Франш-Конте), воспользовавшись малолетством короля Бургундии Конрада. Но после вторжения короля Германии Оттона I в 940 г. Гуго был вынужден сдаться и обещать Оттону оставаться в стороне от борьбы.

После смерти Гуго Чёрного в 952 г. герцогство перешло к его шурину Жильберу де Вержи, графу Шалона. Но у него не было сыновей, поэтому еще при жизни Жильбер передал все права на герцогство Гуго Великому, который женил на старшей дочери Жильбера, Лиегарде, своего второго сына Оттона, который в итоге унаследовал после смерти Жильбера в 956 г. Бургундию. Вторая дочь, Аделаида, вышла замуж за Ламберта, младшего сына Роберта, виконта Дижона, принеся ему Шалон.

Герцогство во второй половине X века под управлением Робертинов

Через 2 месяца после смерти герцога Жильбера умер Гуго Великий, оставив трех малолетних сыновей (Гуго Капета, Оттона и Эда-Генриха), опекуном которых стал герцог Нормандии Ричард I. Поскольку Оттон был несовершеннолетним, то король Франции Лотарь далеко не сразу согласился даровать тому инвеституру на герцогство.

В 957 году в Бургундии вспыхнул мятеж графа Мо Роберта I, женатого на младшей дочери Жильбера, Адели/Верре, и предъявившего права на часть Бургундии. Король Лотарь предпринял поход в Бургундию, в результате чего Роберт был вынужден подчиниться и сдаться на милость короля. В итоге Роберту, судя по всему, досталось графство Труа.

В начале 958 года восстал другой бургундский сеньор. Рауль, виконт Дижона, старший брат графа Шалона Ламберта, решил увеличить свои владения за счет наследства Жильбера. Он захватил жену Оттона Лиегарду, а также замок Бон. По словам хрониста, он женился на ней. Но эта дерзкая затея успеха не имела, 1 мая Оттон получил назад Бон и жену.

Осенью 958 года король Лотарь предпринял новый поход в Бургундию. 11 ноября в деревне Марзи под Невером была собрана ассамблея, враждебная герцогу Аквитании Гильому Патлатому, где король решил поддержать претензии Робертинов на герцогство Аквитания. Но вскоре между королём и Гуго Капетом произошел раскол, поскольку король решил присвоить себе несколько бургундских городов, включая Дижон. Он вел себя в Бургундии как суверенный государь. Это привело Робертинов в ярость. Только вмешательство Бруно, герцога Лотарингии, приходившегоя им дядей, который спешно прибыл в Бургундию с Лотарингской армией, позволило избежать войны. Примирить противников ему не удалось, но было заключено перемирие.

В 959 году опять восстал Роберт, граф Труа, старавшийся добиться главенства в Бургундии. Он захватил Дижон, ставший к этому времени самым значимым городом в герцогстве. Он смог изгнать королевский гарнизон. Король Лотарь был вынужден запросить помощь Бруно. В октябре французская и лотарингская армии осадили Дижон, но вскоре на помощь Ричарду пришел его сын Аршамбо, архиепископ Санса, вместе с графом Санса Ренаром Старым, которые разбили саксонскую армию. Бруно был вынужден вернуться в Лотарингию, снял осаду и Лотарь. Военные действия были возобновлены осенью 960 г. Лотарь осадил Дижон, Бруно — Труа. Только в конце 960 года Лотарь смог захватить Дижон.

В 960 году Бруно удалось помирить Лотаря и Робертинов. Гуго Капет и Оттон принесли королю присягу верности. В результате Оттон 7 апреля 961 года наконец то получил Бургундское герцогство. Но реально в Бургундии Оттону принадлежали только графства Отён, Бон и Невер. Вся остальная Бургундия была разделена на множество совершенно независимых от герцога графств — Шалон, Дижон, Макон, Тоннер, Труа, Санс и др. Также большие владения имели епископы Осера, Лангра и Шалона. Вследствие этого, герцог Бургундский был гораздо слабее короля, который имел в герцогстве ощутимое влияние. Он сохранил за собой главный город герцогства Дижон, а также Лангр. Он назначал архиепископов Санса, епископов Лангра и Осера.

Оттон умер 23 февраля 965 года бездетным. Бургундские сеньоры, не потрудившись узнать мнение короля, выбрали своим герцогом младшего брата Оттона Эда-Генриха (ок.9481002). До этого с 956 года он владел графством Невер. Король, имевший свои виды на Бургундию, опять рассорился с Робертинами. Только в сентябре Бруно, незадолго до своей смерти, смог примирить своих племянников. Скорее всего тогда Лотарь утвердил герцогство за Эдом-Генрихом.

В 967 году король Лотарь вновь побывал в Бургундии. 30 августа в Дижоне передал епископу Лангра Ашарду графство Лангр.

В 971 году Эд-Генрих приютил в Отёне бывшего короля Италии Адальберта II Иврейского с женой и сыном. В том же году он сблизился с графом Шалона Ламбертом, ставшим его другом до самой смерти. Этот союз был закреплен после смерти Адальберта, когда в 972 году Эд-Генрих женился на его вдове Герберге, дочери Ламберта. Кроме того, Эд-Генрих воспитал сына Адальберта, Отто-Гильома, предназначая ему герцогство после себя (своих сыновей у него не было). В 973 году епископ Лангра уступил герцогу замок Шатильон-сюр-Сьен.

В 976 году Эд-Генрих женил своего пасынка на Эрментруде де Руси, вдове графа Обри II, благодаря чему он в 982 году унаследовал графства Макон и Отр-Саон (d’Outre-Saone). В 978 году Эд-Генрих предпринял вместе с королём Лотарем поход против императора Оттона II.

В 978 г. Эд-Генрих передал своему пасынку Отто-Гильому графство Невер. В том же году шурин Отто-Гильома, Бруно де Руси, стал графом-епископом Лангра. В 982 году, после смерти двух сыновей Обри II, Отто-Гильом получил во владение графство Макон. В 986 году Эд-Генрих сделал Отто-Гильома своим наместником и графом Бургундии. К 987 году Отто-Гильом распространил свою власть на оба берега Соны. В 989 году он передал графство Невер своему зятю Ландри.

После смерти своей жены Герберги Эд-Генрих женился второй раз — на Герсенде, дочери герцога Гаскони Гильома II. Этот брак вызвал недовольство Отто-Гильома, опасавшегося за своё наследство. Но в 996 году Эд-Генрих развелся с Гарсендой, отправив её на родину.

Присоединение герцогства к французскому королевству

Эд-Генрих умер 15 октября 1002 года бездетным. Бургундская знать выбрала новым герцогом Отто-Гильома. Его признали граф Невера Ландри, граф-епископ Лангра Бруно. В подчинении Отто-Гильома оказались Отён, Авалон, Дижон и Бон. Ландри, кроме того, воспользовавшись отсутствием графа Шалона и епископа Осера Гуго, захватил Осер.

Но король Франции Роберт II не признал герцогом Отто-Гильома, считая себя наследником своего дяди. Поддержанный графом Шалона Гуго и герцогом Нормандии Ричардом II, король осадил Осер. Но, не сумев взять его, союзники возвратились в Париж. Военные действия возобновились в 1004 году. Королевская армия взяла Авалон, контролируемый людьми Ландри Неверского, после трехмесячной осады. В итоге Отто-Гильом был вынужден подчиниться королю Роберту. За ним были признаны владения и титул графа Бургундии, а также сохраняет свои права ряд графств, входящих в состав герцогства Бургундия (Бомон, Фувен, Ошере).

В начале 1005 года король осадил Осер и Ландри капитулировал. В обмен на признание Роберта он смог выторговать себе титул графа Осера и договорился о браке своего сына Рено и дочери Роберта Адель.

К 1006 году стороны окончательно помирились, что было закреплено браком сына Отто-Гильома, Рено, с дочерью Ричарда II Нормандского. Бургундское герцогство оказалось в подчинении короля Роберта. Он не провозгласил себя герцогом, поскольку король не может быть владельцем апанажа, но и не назначил никого герцогом. Автономию сохранило только графство-епископство Лангр.

В 1015 году Роберт II вмешался в конфликт в Сенсе между графом Ренаром и архиепископом Лиери, за контроль над городом. В результате в апреле Роберт захватил город, присоединив его к королевскому домену. Само графство Санс было присоединено к королевству в 1055 году. Тогда же Роберт попытался захватить и Дижон, контролируемый архиепископом Лангра. Только вмешательство аббата Клюни Одилона помешало королю. Но в начале 1016 года умер архиепископ Бруно. Новый архиепископ Лангра Ламберт передал Дижон королю, отказавщись от своих прав на него. В результате графство Дижон было ликвидировано, а город Дижон стал столицей герцогства.

В 1017 году Роберт заставил знать признать герцогом Бургундии своего второго сына Генриха. Но после смерти старшего брата Гуго в 1026 году Генрих стал наследником престола. Он был коронован отцом в Реймсе. Но против него выступил младший брат Роберт, поддержанный матерью. Король постарался помирить сыновей, но в результате они объединились и выступили против него. Но в итоге Роберту удалось захватить Бургундию, после чего сыновья подчинились ему.

В 1028 году в Бургундии был жестокий голод. В 1030 году Генрих и Роберт вновь восстали против отца, который был вынужден укрыться в Бургундии у своего зятя Рено Неверского. Через несколько месяцев они помирились.

После смерти Роберта II в 1031 году ему наследовал Генрих I. Но против него восстал младший брат Роберт, поддерживаемый матерью и графом Блуа Эдом II. Союзниками Генриха были герцог Нормандии Роберт I, граф Анжу Фульк III Нерра и граф Фландрии Бодуэн IV. Междоусобица продолжалась 2 года. Только в 1034 году был заключен мир, в результате чего герцогство Бургундия было передано Роберту, ставшему родоначальником Старшего Бургундского дома.

Бургундия под управлением Старшего Бургундского дома (10341361)

Родство герцогов Бургундских династии, ведущей начало от Роберта, и французских королей, вероятно и объясняет добрые отношения, в целом поддерживаемые бургундским вассалом со своим сюзереном.

Во времена Филиппа-Августа герцог Гуго III на короткий момент решил объединиться с врагами короля. Королевское войско вступило в Бургундию, взяло в 1186 году Шатийон-сюр-Сен и захватило в плен наследника герцога. Последний тот час же заключил мир с королём Франции. Немного спустя Гуго III сопровождает короля Филиппа в крестовый поход на Восток.

Отныне и до конца династии герцоги Бургундские не перестают быть верными вассалами короны.

Бургундия Валуа (13631477)

В позднем Средневековье герцогство Бургундия выделилось в 1363 году из Франции. С юга оно граничило с Савойей, на юго-западе с Овернь.

Уже при Филиппе II Бургундия поглотила Фландрию и Нидерланды. Западным пределом Бургундии оставалась Шампань. Столицей Бургундии был Дижон.

В Столетней войне поддерживала сначала Англию. Но после Арраского договора 1435 года стала на сторону Франции.

В 1430 году Бургундия расширилась за счёт герцогства Брабант, в 1456 году — герцогства Люксембург. Последним значительным герцогом Бургундии был Карл Смелый, после его смерти в 1477 году Бургундия была разделена между Францией и Священной Римской империей (Франш-Конте и Фландрия).

См. также

Напишите отзыв о статье "Герцогство Бургундия"

Примечания

  1. [bigenc.ru/text/1889092 Бургундское герцогство] / В. Н. Малов, Г. А. Шатохина-Мордвинцева // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2006. — С. 357. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.</span>
  2. Скорее всего племянник Карла Мартела. Адалард считается родоначальником первого дома Вержи, правившем в графстве Шалон до середины X века.
  3. Родоначальник Отёнского дома.
  4. Архи-граф Бургундии — правитель земель по другую сторону Соны, из которых в XI веке образовалось графство Бургундия.
  5. </ol>

Библиография

  1. Лот Ф. Последние Каролинги. — СПб.: Евразия, 2001.

Ссылки

  • [gilles.maillet.free.fr/histoire/recit_bourgogne/recit_duc_bourgogne.htm Histoire du Duché de Bourgogne]
  • [gilles.maillet.free.fr/histoire/cartes/duche_origine.htm Карта герцогства Бургундия в X веке]
  • [gilles.maillet.free.fr/histoire/cartes/duche.htm Карта герцогства Бургундия в XIV веке]
  • [gilles.maillet.free.fr/histoire/cartes/grande_bourgogne.htm Карта Бургундского государства в XV веке]

Отрывок, характеризующий Герцогство Бургундия

– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?