Бургундская правда

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Бургундская правда» (фр. Loi gombette, лат. Lex Burgundionum) — собрание законодательных актов бургундов 2-й половины V века — начала VI века. Основные тексты Бургундской Правды записаны впервые около 490 года при короле Гундобаде (отсюда происходит название кодекса — лат. Lex Burgundionum; фр. Loi gombette)[1]. В дальнейшем они подверглись переработке и дополнениям. Бургундская Правда испытала сильное влияние римского права, но основой для неё послужило обычное право древнегерманского племени бургундов. Оно регламентировала важнейшие стороны жизни бургундского общества и его взаимоотношение с галло-римским населением.





Исторический обзор

Бургундское королевство является одним из ранних германских королевств, которые существовали в Римской империи. В конце V — начале VI веков, бургундские короли Сигизмунд и Гундобад составили и кодифицировали законы, регулирующие общественный строй варварских племён, а также строй римлян, живущих среди них. Законы, регулирующие общественные отношения самих бургундов, назывались Lex Burgundionum, в то время как законы, регулирующие римский строй были известны как Lex Romana Burgundionum. Оба закона сохранились. Законы кодифицированы в бургундский кодекс и отражают слияние немецкой племенной культуры с римской системой правления[2]. Существование Бургундской правды поспособствовало и позволило существовать отношениям между разными народами, которые ранее были врагами[3].

Римляне последовательно вступали в союзы с некоторыми варварскими племенами за пределами Империи, направляя их против конкурирующих варварских племен, действуя с девизом в политике «разделяй и властвуй». Римляне использовали эти племена для военной поддержки или как легионеров-новобранцев. Такое объединение называлось Федераты. Бургунды были одним из таких племён, в 406 году римский император Гонорий пригласил присоединиться к Римской империи. Бургундцы вскоре были разбиты гуннами, однако при Гундиохе получили землю возле Женевского озера (443—474 годы) для создания второго федеративного королевства в Римской империи в 443 г. Люди Гундиоха получили одну треть римских рабов и две трети земли на римской территории. Бургундцам также было разрешено создать независимое королевство внутри империи и удалось получать номинальное защиту Рима за их согласие защищать их территории от захватчиков. Такие договорные отношения между бургундами и римлянами предоставляли некое юридическое и социальное равенство.

Сын Гундиоха Гундобад (474—516 годы) начал работу по кодификации законов его королевства в 483 году, которую завершил его сын и преемник Сигизмунд (516—532). Законы содержали в себе вопросы, связанные, в основном, с наследованием и денежными компенсациями за телесные повреждения. Ранние издания и более поздние дополнения, вместе делают составляют Бургундсвкую Правду. Позднее, в 523 году франки начали нападать на бургундов и полностью разгромили их в 534 году, когда брат Сигизмунда — Годомар (532—534) бежал и оставил королевство. Оно впоследствии было разделено между франкскими правителями. Тем не менее, франки продолжили использовать бургундский закон[4].

Содержание документа

Бургундская правда состоит из двух законов — более раннего Закона Гундобада (лат. Liber Constitutionum sive Lex Gundobada) и дополнительных актов (лат. Constitutiones Extravagantes). Обе части предназначены для регулирования межличностных отношений граждан. Закон Гундобада (главы II-XLI) — это сборник существующих правовых обычаев, которые были приняты в качестве законов. Поздние дополнения (главы LXXXVIII-CV), которые, как считается, были написаны в основном Сигизмундом, являлись более риторическими[5]. Они начинались с общих правовых принципов и фиксировали, как с точки зрения короля, должны решаться конфликтные ситуации.

В смешивании бургундских и римских законов проявляется конфликт между обычаями и статутным правом. Римское влияние прослеживается в самом акте записи традиционных обычаев в форме германского права — по словам Эдуарда Петерса римские идеалы восторжествовали, когда король Гундобад начал группировать традиционные законы своего народа для кодификации[6]. Персональные действия короля Гундобада в кодификации законов можно рассматривать как важное изменение в германской культуре — возникновение фигуры короля как верховного судьи и законодателя[7]. Бургунды уже имели традиции и законы для урегулирования споров между людьми, однако римляне привнесли организованную структуру для создания законной власти.

Большое внимание в кодексе уделено денежному возмездию за умышленный физический вред здоровью[8]. Для урегулирования конфликтов применялись денежные штрафы, а не физическое наказание или смертная казнь, для того, чтобы предотвратить кровную месть между двумя членами племени. Наряду с денежной компенсацией физического ущерба, бургундский кодекс узаконивал вергельд — денежную компенсацию за убийство свободного человека.

Наследственные законы Бургундской Правды были основаны на обычаях племён и укрепляли передачу земли строго по семейной преемственности, что сильно отличалось от Римского права, где были возможны покупка и продажа собственности[9].


Напишите отзыв о статье "Бургундская правда"

Примечания

  1. Советская энциклопедия . Под ред. Е. М. Жукова. 1973—1982.
  2. Drew K.F., 1972, с. 8.
  3. Drew K.F., 1972, с. 7.
  4. Hoyt, 1967, p. 9-12.
  5. Drew K.F., 1972, с. 9.
  6. Drew K.F., 1972.
  7. Drew K.F.b, 1988.
  8. Hoyt, 1967, p. 6-20.
  9. Drew K.F.a, 1988, p. 6.

Ссылки

  • Katherine Fisher Drew. The Burgundian code: book of constitutions or law of Gundobad. — University of Pennsylvania Press, 1972.
  • Katherine Fisher Drew. The Germanic Family of the Leges Burgundionum. — Variorum Reprints, 1988.
  • Katherine Fisher Drew. The Barbarian Kings as Lawgivers and Judges. — Variorum Reprints, 1988.
  • Hoyt. Life and Thought in Early Middle Ages. — The University of Minnesota Press, 1967.
  • Аннерс Э. История европейского права / Пер. со швед.; Отв. ред. В. Н. Шенаев. — М., 1994.

Отрывок, характеризующий Бургундская правда

– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.