Бургундское королевство

Бургундское королевство (фр. Royaume de Bourgogne) — средневековое государственное образование, существовавшее в X—XIV веках на территории современной юго-восточной Франции (области Прованс, Дофине, Савойя, Франш-Конте) и западной Швейцарии. Возникло после объединения в 933 году королевств Верхней и Нижней Бургундии. В 1032—1034 годах государство после смерти бездетного короля Рудольфа III и последовавшей за ней войны за Бургундское наследство, вошло в состав Священной Римской империи в качестве третьего королевства, наряду с Германией и Италией. Позднее королевство распалось на ряд более мелких феодальных владений (наиболее известные из них — графства Прованс и Савойя, пфальцграфство Бургундское), бо́льшая часть которых была постепенно присоединена к Франции. По латинскому названию своей столицы — Арля, Бургундское королевство также получило известность под именем Арелат или Арелатское государство.

Современная историческая область и регион Бургундия никогда не входила в состав Бургундского королевства, оставаясь герцогством под сюзеренитетом королей Франции.

Возникновение

Происхождение Арелатского государства связано с франкским королевством Бургундия, существовавшим с перерывами с VI по VIII век в качестве одного из трёх основных королевств Меровингов, наряду с Австразией и Нейстрией. Франкская Бургундия, в свою очередь, занимала территорию королевства древнегерманского племени бургундов, покорённых в 534 году сыновьями Хлодвига I Хильдебертом и Хлотарем. После образования империи Карла Великого эти земли были включены в состав единого Франкского государства.

Традиции бургундской государственности сохранились и в X веке: после распада империи Карла Великого в результате Верденского договора 843 года территория древней Бургундии, то есть земли по берегам Роны и Соны от Луары до Альп, вошла в состав «Срединного королевства» Лотаря I, которое также включало Лотарингию и Италию. Лишь небольшая северо-западная часть франкской Бургундии к западу от Соны была передана Западнофранкскому королевству (будущая Франция) и стала позднее территориальной основой Бургундского герцогства.

Со смертью Лотаря I в 855 году его государство также распалось: Италию и титул императора получил старший сын Людовик II, Лотарингию — средний сын Лотарь II, а Бургундия, включая Прованс, досталась младшему сыну Карлу. Центр королевства Карла находился в Провансе и оно получило название королевство Прованс (лат. Regnum Provinciae). Но после смерти короля Карла в 863 году его государство прекратило существование: северная часть (Верхняя Бургундия) отошла к Лотарю II, а южная (Нижняя Бургундия) — к Людовику II. Наконец, в 870 году был заключён Мерсенский договор, в соответствии с которым Нижняя Бургундия попала под власть Западнофранкского королевства, а Верхняя была присоединена к Восточнофранкскому королевству (будущая Германия).

Однако местная аристократия выступила против вхождения Бургундии в состав этих крупных государственных образований: в 879 году в Нижней, а в 888 году в Верхней Бургундии вспыхнули восстания, приведшие к образованию независимых королевств. В состав королевства Нижняя Бургундия с центром во Вьенне вошли будущие исторические области Прованс, Дофине, Конта-Венессен, Савойя, Лионне, Виваре, Форез и Бресс. Королевство Верхняя Бургундия со столицей в Женеве включало Франш-Конте, Шабле и западную половину современной Швейцарии.

В 933 году между королём Верхней Бургундии Рудольфом II и правителем Нижней Бургундии Гуго Арльским было заключено соглашение, в соответствии с которым Гуго уступал Рудольфу II Нижнюю Бургундии взамен на отказ последнего от итальянской короны. В результате оба бургундских государства были объединены под властью Рудольфа II, который стал первым королём объединённого Бургундского королевства. Столицей нового государственного образования стал город Арль в дельте Роны, латинское название которого Арелат (лат. Arelate) стало использоваться для именования Бургундского королевства.

Политическое развитие

Центральная власть в Арелатском государстве оставалась достаточно слабой. Уже к моменту его создания процессы феодализации зашли достаточно далеко, что привело к формированию местной наследственной аристократии и расширению её самостоятельности. Сохранялись также определённый уровень автономии Верхней Бургундии, слабо подчинявшейся власти короля в Арле. Правящая династия, ведущая своё происхождение от Вельфов, встречала противодействие в регионах со стороны местных феодальных баронов, находившихся в родстве с бывшим нижнебургундским королевским домом Бозонидов (Гуго Чёрный, герцог Бургундии, Карл-Константин, граф Вьеннский). Кроме того, государство серьёзно страдало от продолжающихся набегов арабов на южные регионы страны и венгров на Верхнюю Бургундию. Арабские пираты обосновались во Фраксинете на берегу Прованса у Фрежюса, откуда периодически совершали набеги во внутренние области королевства, а также на земли соседних государств — Италии и Германии.

В период правления короля Бургундии Конрада (937—997 годы) государство ориентировалось на Германию и признавало верховенство императоров Священной Римской империи. Если в 930-х годах арабам удавалось доходить до Женевы и Вале, то благодаря энергичным действиям Гийома I, графа Арльского, в 970-х годах удалось разгромить арабов и разрушить их цитадель Фраксинет. В результате Прованс был освобождён, а арабы окончательно изгнаны из страны.

Преемник короля Конрада Рудольф III (997—1032 годы) столкнулся с ростом сепаратизма местных баронов, прежде всего графов Бургундских, а также с давлением со стороны германского императора Генриха II, приходящимся Рудольфу племянником по матери, который вынудил бездетного короля объявить его своим наследником в 1016 году. После смерти Рудольфа III в 1032 году германский император Конрад II предъявил претензии на престол Бургундии. В 1034 году бургундская аристократия и духовенство избрали Конрада II своим королём и принесли ему оммаж. Это означало вхождение Бургундии в состав Священной Римской империи на правах третьего королевства, наряду с Германией и Италией.

Распад

Титул короля Бургундии продолжал принадлежать императорам Священной Римской империи до её роспуска в 1806 году. Хотя королевство формально оставалось отдельной единицей империи, фактически оно потеряло самостоятельность, став владением императоров. В то же время центральная власть в стране резко ослабла, и Бургундия распалась на несколько полунезависимых княжеств. Дальнейшая субинфеодализация привела к фрагментации этих владений и образования нескольких десятков графств, епископств, сеньорий и вольных городов на территории королевства.

К концу XII века наибольшее влияние в регионе приобрели пфальцграфы Бургундии и графы Савойи на севере государства, дофины Вьеннские и графы Прованса на юге. Фактически стали независимыми княжествами епископства Базеля, Лозанны, Женевы и Сьона. Одновременно началось проникновение на территорию королевства иностранных монархий: Авиньон и Валентинуа попали под власть графов Тулузы, в центральной и северной Швейцарии укрепились Царингены, носившие титул ректоров Бургундии, а в Провансе с 1130 года стала править младшая линия графов Барселоны и королей Арагона.

В 1246 году Прованс унаследовал французский принц Карл I Анжуйский, что окончательно вывело эту территорию из орбиты влияния империи. Последняя коронация германских императоров королями Бургундии в Арле состоялась в 1365 году.

Параллельно с ослаблением центральной власти происходило усиление давления со стороны Франции: уже в 1137 году под сюзеренитет французского короля перешёл Форез, в 1305 году в состав Франции было включено Виваре, затем Лионне и в 1349 году — Дофине. Конта-Венессен стал владением римских пап, а Авиньон на некоторое время — местом их официальной резиденции.

В 1384 году Франш-Конте попало под власть Филиппа II Смелого, герцога Бургундии, что привело к присоединению этой территории к владениям французского Бургундского дома, после прекращения которого в 1480 году Франш-Конте оказалось под контролем Габсбургов, а в 1678 году было завоёвано Францией.

Список королей Бургундии

Каролинги

• 855—869 : Лотарь II, король Лотарингии;
• 855—863 : Карл, король Прованса;

• 863—875 : Людовик II, император Запада;
• 875—877 : Карл II Лысый, император Запада;
• 877—879 : Людовик II Заика, король Франции;

Короли Нижней Бургундии

• 879—887 : Бозон Вьеннский, король Нижней Бургундии;
• 887—928 : Людовик III Слепой, король Нижней Бургундии, император Запада;
• 928—933 : Гуго, король Италии;

Короли Верхней Бургундии

• 888—912 : Рудольф I, король Верхней Бургундии;
• 912—937 : Рудольф II, король Верхней Бургундии, с 933 г. — король Нижней Бургундии;

Короли Бургундии (Арелата)

• 933—937 : Рудольф II, король Бургундии;
• 937—993 : Конрад I, король Бургундии;
• 993—1032 : Рудольф III, король Бургундии.
• 1034 : вхождение Бургундии в состав Священной Римской империи.

Список дальнейших королей Бургундии — императоров Священной Римской империи см.:
Список императоров Священной Римской империи.

Ссылки

• Арелатское государство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бургундское королевство

– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.