Бург, Иосиф Кунович

Иосиф Кунович Бург
Гражданство:	Австро-Венгрия Австро-Венгрия (1912—1918) Румыния (1918—1940) СССР СССР (1940—1991) Украина Украина (1991—2009)
Награды:

Иосиф Кунович Бург (идиш ‏יוסף בורג‏‎ — Йо(й)сеф Бург, нем. Josef Burg, англ. также Yoysef Burg; 30 мая 1912, Вижниц, Герцогство Буковина, Австро-Венгрия — 10 августа 2009, Черновцы, Украина) — еврейский писатель, который «оставался последним писавшим на идише прозаиком в Восточной Европе».

Биография

Родился в Вижнице, одном из известных центров хасидизма на Буковине, в то время почти на 90 % населённом евреями. Отец был плотогоном, участвовал в Первой мировой войне как солдат австрийской армии. Когда на Буковину вступили русские войска, мать с сыном бежали в Венгрию и скрывались там до окончания войны.

Когда будущему писателю было 12 лет, семья переехала в Черновицы, где он стал учиться профессии портного, давал репетиторские уроки ученикам младших классов, вечером посещал румынскую гимназию, затем — курсы еврейских учителей. Одним из его учителей был Элиэзер Штейнбарг, с баснями и пьесами которого он познакомился в 9 лет и который оказал на него большое влияние.

В 1934 году дебютировал в газете «Черновицер блетер» (идиш ‏טשערנאָוויצער בלעטער‏‎, «Черновицкие листки») с первым рассказом на идише — «На лесосплаве» (идиш ‏אױפֿן פּליטנטרײַב‏‎ — афн плитнтрайб). Решение писать на идише, а не на немецком (литературном языке ассимилированного еврейского населения города), было сознательным. С тех пор в еврейской печати стали постоянно появляться его короткие новеллы, посвящённые в основном природе Карпат и людям Буковины. Они публикуются в «Черновицер блетер» вплоть до её закрытия румынскими властями в конце 1937 года в связи с запретом на еврейскую периодику в стране.

В 1935—1938 годах учился на факультете немецкой филологии Венского университета. После аншлюса был вынужден прекратить учёбу и вернулся в Черновицы.

В 1939 и 1940 годах в Бухаресте выходят два дебютных сборника рассказов Иосифа Бурга — «На Черемоше» («אויפֿן טשערמוש» — афн чермуш) и «Яд» («סם» — сам).

В 1940 году после присоединения Северной Буковины к СССР принял советское гражданство. В 1941 году по рекомендации Ицика Фефера был принят в Союз писателей СССР, но членский билет получить не успел. В начале войны успел эвакуироваться, мать была депортирована из города и погибла в Транснистрии. В эвакуации вначале оказался в АССР немцев Поволжья, затем жил в Узбекистане.

Вернувшись в Черновцы после войны, работал преподавателем немецкого языка. Кампания борьбы с «космополитизмом» и разгром еврейской культуры в СССР повергли Бурга в состояние творческого шока, и в его писательской деятельности наступает большой перерыв (ощущения того времени Бург передаёт в своей новелле «Рус».) Он уезжает из Черновцов, вынужденный бросить работу на кафедре в институте и диссертацию по творчеству Гейне.

В 1950-х годах преподаёт немецкий язык и литературу на Урале и в Москве. В 1958 году вместе с семьёй (женой и дочерью), возвращается в Черновцы, найдя город полностью изменившимся. Продолжает работать учителем немецкого языка и пишет на идише «в стол». В 1967 году в единственном в СССР издании на идише — московском журнале «Советиш геймланд» — впервые появляется его новый рассказ «Возвращение» («צוריק אהײם» цурик аһейм). В 1980 году выходит его первая книга в СССР — сборник рассказов «Жизнь продолжается» («דאָס לעבן גייט ווײַטער» дос лэбм гейт вайтер). В 1987 году его вновь принимают в Союз писателей СССР.

В эпоху перестройки активно включился в возрождение национальной жизни еврейской общины Черновцов, возглавил Общество еврейской культуры, названное в честь классика еврейской литературы, баснописца Элиезера Штейнбарга. В конце 1990 года общество после перерыва в 53 года возобновило издание газеты «Черновицкие листки» (на этот раз двуязычной — на русском языке и идише), её редактором стал Иосиф Бург.

Книги новелл и рассказов «Яд», «Жизнь продолжается», «Перекличка времён», «Запоздавший отголосок», «Цветы и слёзы» отдельными изданиями выходили в ФРГ, Австрии, Израиле, Италии в переводах на несколько европейских языков. В 2007 году к 95-летнему юбилею И. Бурга были изданы две его новые книги — «Девять» (на немецком языке) и «Встречи» (на идише). Существуют двуязычные немецко-идишские издания, в которых текст на идише набран латинским шрифтом.

Награды и звания

• 1992 — Премия Сегала в области литературы (Израиль)
• 1993 — Заслуженный деятель культуры Украины
• 1997 — Почётный гражданин города Черновцы
• 2002 — золотой Орден Почёта за Заслуги перед Австрийской Республикой
• 2002 — Орден «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия» (укр.)
• 2007 — Крест почёта в области науки и искусства 1 класса (Австрия)
• 2009 — Премия Теодора Крамера (Австрия)

В Вижнице улица, где писатель жил в детстве, при жизни была названа его именем.

Издания сочинений

На идише

• אױפֿן טשערמוש (афн чермуш — на Черемоше). Бухарест, 1939.
• סם (сам — отрава). Бухарест, 1940.
• דאָס לעבן גײט װײַטער (дос лэбм гейт вайтэр — жизнь продолжается). М., Советский писатель, 1980.
• איבערוף פֿון צײַטן (иберуф фун цайтн — перекличка времён). М., Советский писатель, 1983.
• אַ פֿאַרשפּעטיקטער עכאָ (а фаршпэтиктэр эхо: дэрцейлунген, новелес, фарцейхенунген — запоздалое эхо: рассказы, новеллы, зарисовки). М., Советский писатель, 1990; двуязычное идиш-немецкое издание — Мюнхен: Kirchheim, 1999.
• אונטער אײן דאַך (унтэр эйн дах — под одной крышей). Черновцы: Маме-лошн, 1992.
• צװײ װעלטן (цвей велтн: дерцейлунген, скицн — два мира: рассказы, очерки). Одесса—Черновцы: Маме-лошн, 1997.
• צעװיקלטע סטעזשקעס (цевиклтэ стежкес: дэрцейлунген — запутанные тропинки: рассказы). Одесса: Маяк, 1997.

На русском языке

• Жизнь продолжается: Новеллы. М.: Советский писатель, 1987.
• Запоздалое эхо: Рассказы, новеллы (двуязычное издание). М.: Советский писатель, 1990.

На украинском языке

• Квіти й сльози: оповідання, нариси. Чернівці: Рідна мова, 1997.

На итальянском языке

• La canzone dimenticata: racconti yiddish. Флоренция: La Giuntina, 2006.

На немецком языке

• Ein Gesang über allen Gesängen: Erzählungen und Skizzen. Лейпциг: St.-Benno-Verlag, 1988; 2-е издание — 1993.
• Ein verspätetes Echo (двуязычное издание на идише и немецком языке). Мюнхен: Kirchheim, 1999.
• Irrfahrten: Ein ostjüdisches Leben. Винзен: Hans Boldt Literaturverlag, 2000.
• Jom Kippur. Винзен: Hans Boldt, 2001.
• Sterne altern nicht. Ausgewählte Erzählungen. Винзен: Hans Boldt, 2004 и Rimbaud-Verlag, 2011.
• Auf dem Czeremosz. Erzählungen. Винзен: Hans Boldt, 2005.
• Gift. Zwei Erzählungen. Винзен: Hans Boldt, 2005.
• Dämmerung. Erzählungen. Винзен: Hans Boldt Verlag, 2005.
• Mein Czernowitz. Винзен: Hans Boldt Verlag, 2006.
• Begegnungen — eine Karpatenreise. Винзен: Hans Boldt Verlag, 2006.
• Über jiddische Dichter. Erinnerungen. Винзен: Hans Boldt Verlag, 2007.
• Ein Stück trockenes Brot. Серия «Erzähler Josef Burg». Ausgewählte Erzählungen. Винзен: Hans Boldt Verlag, 2008.

О нём

• Raphaela Kitzmantel. Die jiddische Welt von gestern: Josef Burg und Czernowitz. Mandelbaum, 2012.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/10794 Бург Иосеф] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [www.ng.ru/style/2002-07-03/12_witness.html Уте Вайнманн, Влад Тупикин. Свидетель четырёх эпох]
• [www.nytimes.com/2009/10/07/books/07burg.html?ref=obituaries Некролог в The New York Times]
• [www.day.kiev.ua/182154/ Прасковья Нечаева. 95-я весна Иосифа Бурга]
• [books.google.com/books?id=GjHVfj2nW0gC&printsec=frontcover&source=gbs_v2_summary_r Josef Burg. La canzone dimenticata: racconti Yiddish]  (итал.)
• [www.czernowitz.de/72/Seite_72-0.html Othmar Andrée. Josef Burg. Auf dem Czeremosz. Gift]  (нем.)
• [liberaliperisraele.ilcannocchiale.it/post/2150876.html Интервью корреспонденту «Il Foglio», январь 2009]  (итал.)
• [video.google.com/videoplay?docid=7342146897255289928 Интервью 2004 года] на «Google Видео» (идиш)
• О визите Отто фон Габсбурга к И. Бургу: [fakty.ua/37947-quot-rebyata-idemte-pit-shnaps-quot---predlozhil-94-letnij-otto-fon-gabsburg-vnuk-imperatora-avstro-vengrii-franca-iosifa-otkazavshis-ot-zaplanirovannogo-otdyha-v-gostinice статья], [gr-czernowitz.livejournal.com/1143809.html фото]

Отрывок, характеризующий Бург, Иосиф Кунович

Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.