Бурдуков, Алексей Васильевич

Алексей Васильевич Бурдуков
Дата рождения:	1883(1883)
Место рождения:	Боровая, Туринский уезд, Тобольская губерния
Дата смерти:	13 марта 1943(1943-03-13)
Место смерти:	2-й лагпункт Тайгинского района Сиблага
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	монголовед
Место работы:	Восточный институт, Санкт-Петербургский государственный университет
Учёная степень:	кандидат филологических наук
Учёное звание:	доцент
Научный руководитель:	В. Л. Котвич
Награды и премии:	малая серебряная медаль ИРГО

Алексе́й Васи́льевич Бурдуков (1883, д. Боровая, Туринский уезд, Тобольская губерния — 13 марта 1943, СибЛаг) — российский и советский монголовед, преподаватель монгольского языка, общественный деятель, организатор первой советской школы в Монголии. Собрал коллекцию предметов монгольского быта, рукописей, ксилографов, карт, образцов лингвистического и этнографического материала.

Биография

Родился в семье крестьянина. В раннем детстве лишился отца и в двенадцатилетнем возрасте его мать отдала его в услужение купцу Я. Е. Мокину, с которым стал посещать Монголию. Изучил монгольский язык, работая в торговой фактории в Монголии. Создал кооперативное Товарищество «Бурдуков и К», которое впервые в Монголии применило кооперативную форму работы. Узнав, что в Санкт-Петербурге проживает занимающийся Монголией учёный Владимир Котвич, написал в 1909 году ему письмо. В ответное письме Владислав Котвич просил Алексея Бурдукова «поискать былины о хане Джангаре». С этого времени по просьбе Владислава Котвича собирал образцы фольклора и редкие рукописи. Оказывал помощь в полевых работах Б. Я. Владимирцову, с которым познакомился через Владислава Котвича. Борис Владимировцев останавливался у Алексея Бурудукова в Хангельцике несколько раз. Дочь Алексея Бурдукова в своём письме пишет, что Алексея Бурдукова и Бориса Владимировцева связывала дальнейшая дружба. Как она пишет в своём свидетельстве, Алексей Бурудуков поддерживал петербургского учёного в его научной деятельности денежными средствами. Общение Алексея Бурдукова с учёными способствовала тому, что он стал исследователем-монголоведом. Передавал многочисленные этнографические материалы учёным. Передал Академии наук коллекцию буддийских икон и монгольских шапок, а Владиславу Котвичу — коллекцию дербетовских предметов. Печатал статьи о монгольской жизни в журналах «Нива» и «Родина», в газетах «Сибирская жизнь» и «Алтай».

После начала Первой мировой войны в порядке мобилизации был зачислен в Кобдоское консульство в качестве переводчика. C 1916 по 1923 год являлся членом-корреспондентом Российского географического общества, с 1923 года был членом Восточно-Сибирского отделения ИРГО. За содействие науке РГО наградило его малой серебряной медалью. Принимал участие в борьбе с войсками барона Р. Ф. Унгерна, позднее состоял на административно-хозяйственной работе. Служил в Сибирском отделении Центросоюза.

В марте 1921 года тайно вместе с семёй выехал из Улясутая. Попав в зону боевых действий между отрядами барона Унгерна и революционного отряда Хатана-Батора Максаржава, некоторое время оставался в отряде, где помогал в переводах. Потом семья Алексея Бурдукова поселилась в Иркутске, где находилась контора Сибирского отделения Центросоюза. В 1926 году Алексей Бурдуков расстался с хозяйственной работой и переехал в Ленинград, где преподавал разговорный монгольский язык в Восточном институте. В 1935 году был утверждён в научном звании доцента на кафедре монгольского языка и литературы. В 1938 году ему было присвоено научное звание кандидата филологических наук. Преподавал по совместительству в ЛГУ.

Принимал участие в 1927 году в экспедициях в Калмыкии и Танну-Туве. В Калмыкии занимался изучением быта каракольских калмыков, от которых записывал песни, составляя словари и учебные пособия.

В начале 1930 годов был арестован на непродолжительное время. Был повторно арестован 2 июля 1941 года. 22 сентября того же года Военный трибунал Уральского Военного округа приговорил Бурдукова к высшей мере наказания (ст. 58-1а УК РСФСР). По кассации 8 ноября 1941 года смертная казнь заменена на 10 лет исправительно-трудовых работ. С 10 мая 1942 года находился во 2-м лагпункте Тайгинского района СибЛага.

Алексей Васильевич Бурдуков умер от пеллагры 13 марта 1943 года.

Награды

• В 1911 году был награждён малой серебряной медалью Русского географического общества за труды по монголоведению.

Библиография

• Образцы баитских пословиц // ЖС. 1910. Вып. 3. С. 254—259;
• Роды у баитов: (Обычаи и знахарство во время родов) // ЖС. 1916. Вып. 4. С. 081—087;
• Человеческие жертвоприношения у современных монголов // СО. 1927. № 3;
• Чуйский тракт // ХМ. 1929. № 2. С. 79-83;
• Поездка к калмыкам // ВАН СССР. 1932. № 11. С. 63-66;
• Каракольские калмыки (сарт-калмыки) // СЭ. 1935. № 6. С. 47-79;
• Разговорник монгольского языка с подробным оглавлением каждого урока, подстрочным и алфавитным словарями. Л., 1935;
• Русско-монгольский словарь разговорного языка. Л., 1935;
• Значение молочных продуктов и способы их приготовления у монголов в Джаргалантуйском и Джабхалантуйском округах Монгольской Народной Республики // СЭ. 1936. № 1. С. 121—128;
• Этюды по этнографии калмыков // Там же. № 2. С. 122—124;
• Русско-монгольский словарь. М., 1937;
• Монголо-русский словарь. М., 1940;
• Ойратские и калмыцкие сказки. Улан-Батор, 1966 (на монг. яз.);
• В старой и новой Монголии. Воспоминания. Письма. М., 1969.

Литература

• Осведомительный бюллетень [КЭИ АН СССР]. 1929. 10 окт. № 19 (80). С. 149—150; НРЛ. С. 52;
• Алексеев Д. А. Изучение монгольского языка в Ленинграде // УЗ ИВ АН СССР. 1960. Т. 25. С. 131;
• Касьяненко З. К. Кафедра монгольской филологии // Востоковедение в Ленинградском университете. Л., 1960. С. 64;
• Даревская Е. М. Алексей Васильевич Бурдуков // Очерки по истории русского востоковедения. Сб. 6. М., 1963. С. 187—217;
• Бурдукова Т. А. А. В. Бурдуков: (Биография) // Бурдуков, 1969. С. 8-21;
• Майский И. М. Моё знакомство с А. В. Бурдуковым // Там же. С. 22-26; РВост. № 4. С. 118;
• Бурдукова Е. Коротко о том же // Уроки гнева и любви, 1992. С. 93-94;
• Юзефович Л. Самодержец пустыни. М., 1993. С. 24, 28 и др.;
• Даревская Е. М. Письма И. М. Майского А. В. Бурдукову // Mongolica-III. С. 47-56;
• Милибанд Биобиблиографический словарь отечественных востоковедов с 1917 года, М.: Наука, Кн. 1. С. 204—205;
• Poppe, 1983. P. 44-45
• Учёные — исследователи Калмыкии (XVII — начало XX вв.): библиографический указатель / Калмыцкий институт гуманитарных исследований РАН, Элиста, Калмыцкое книжное издательство, 2006, с. 47—48, ISBN 5-7539-0555-2
• Письмо дочери Бурдукова Лиджи Очирову от 11.11.1969 года, Теегин герл, № 5, 2013, стр. 33 — 35.

Ссылки

• [memory.pvost.org/pages/burdukov.html Статья] в биобиблиографическом словаре «Люди и судьбы»

Отрывок, характеризующий Бурдуков, Алексей Васильевич

– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.