Бурзян-Тангауровское восстание

Бурзян-Тангауровское восстание
Дата	1920—1921
Место	на территории Башкирской АССР (Бурзян-Тангауровского, Тамьян-Катайского, Усерганского кантонов)
Итог	заключение соглашения; репрессии против лидеров повстанцев
Противники
РСФСР Башкирская Красная Армия
Командующие
В. Е. Поленов, М. Руденко, П. Н. Мостовенко, М. Л. Муртазин С. Ш. Мурзабулатов, Х. Г. Унасов †, Ф. Б. Магасумов †, А. Г. Ишмурзин, Г. Я. Амантаев и др.
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Бурзян-Тангауровское восстание (башк. Бөрйән-Түңгәүер ихтилалы) — восстание происходившее в 1920—1921 гг. на территории Бурзян-Тангауровского, Тамьян-Катайского, Усерганского кантонов Автономной Башкирской Советской Республики.

Причины восстания

Основная причина возникновения восстания заключалась в введении советскими властями политики военного коммунизма и в связи отставкой 1-го состава Башкирского революционного комитета в июне 1920 года. Также причинами являлись аресты некоторых делегатов-участников I съезда рабочих, крестьян и красноармейцев Бурзян-Тангауровского кантона, недовольных проводимой национальной политикой Башревкома 2-го состава, Башобкома РКП(б), СНК РСФСР по исключению башкир из должностей высших органов власти АБСР.

Декрет ВЦИК и СНК РСФСР «О государственном устройстве Автономной Советской Башкирской Республики» от 19 мая 1920 года вызвал недовольство среди башкир и также послужил основной причиной партизанской войны против центральной власти.

Ход боевых действий

Непосредственно на территории автономии началось формирование башкирских вооружённых антисоветских повстанческих отрядов — подобные события происходили в Уфимской, Пермской и других губерниях ранее — в 1918 году. Различия во времени связано с деятельностью прежнего состава Башревкома, проводившего отдельную внутреннюю политику в отличие от соседних губерний. Например, в республике не применялась продразвёрстка, но с избранием нового состава Башревкома она стала широко использоваться — что привело к многочисленным вооружённым конфликтам. Данные конфликты совпали с преследованием сторонников «старого» ревкома. В итоге, летом 1920 года возникли массовые восстания с эпицентром в юго-восточных кантонах АБСР (Бурзян-Тангауровском, Тамьян-Катайском, Усерганском кантонах), а в сентябре, в связи с появлением новых очагов восстаний, военное положение было введено ещё в пяти кантонах. Основной костяк восставших составляли башкиры. На их подавление были направлены отряды Башкирской чрезвычайной комиссии под общим командованием В. Е. Поленова, который прибыв в Баймак, установил военную диктатуру, разогнал местные органы власти и объявил «беспощадную борьбу с движением башкир», называя его «бандитским». Отрядами ЧК без суда и следствия были расстреляны 10 членов Бурзян-Тангауровского кантисполкома, проводилась политика «массового устрашения», сопровождавшаяся убийствами и пытками мирного башкирского населения.

В июле — августе С. Ш. Мурзабулатовым, Х. Г. Унасовым, Ф. Б. Магасумовым, А. Г. Ишмурзиным, Г. Я. Амантаевым, Г. Аитбаевым, З. Галиным, М. Мустафиным, М. Расулевым, М. Сагитовым, Ф. Юламановым и другими создавались вооружённые отряды, которые в сентябре были объединены в Башкирскую Красную Армию. Командующим Башкирской Красной Армии был избран Ф. Б. Магасумов, начальником 1-й дивизии — Х. Г. Унасов, 2-й дивизии — Ф. Юламанов. Председателем Реввоенсовета являлся С. Ш. Мурзабулатов, начальником штаба — Б. Ланин.

Основными требованиями восставших были:

• лишение властных полномочий Башкирского обкома РКП(б);
• возвращение в правительство членов Башревкома первого состава;
• о независимой от СНК РСФСР и ВЦИК работе Башревкома;
• о прекращении политики военного коммунизма и т. д.

Численность повстанческих отрядов, которые делились на полки и даже были сведены в дивизию под командованием X. Унасова, доходила до 3 тысяч человек. На севере Тамьян-Катайского кантона, действовал отряд Фаткуллы Магасумова, численность которого достигала до 3 тысяч повстанцев. Отряд Ф. Магасумова неоднократно предпринимал нападения на Златоуст и другие заводы и населённые пункты. В районе Белорецка действовал повстанческий отряд с численностью в 4 000 человек, в районе Аскарово — 1 тыс. чел., в районе Байназарово — около 1 тыс. чел. и т. д.

Повстанцы нападали на советские учреждения и продотряды. Прибывшие 1 августа в с. Темясово представитель Башкирского ЦИКа, Башобкома РКП(б) и БашЧК Е. В. Поленов и председатель Комиссии по борьбе с дезертирством М. Руденко, временно прекращают работу местных органов властей. Был организован штаб по борьбе с контрреволюцией и введено военное положение в Бурзян-Тангауровском кантоне. Начинается масштабные аресты, пытки и убийства башкирского населения.

10 сентября 1920 года на заседании Тамьян-Катайского кантисполкома участвовал комбриг М. Л. Муртазин, недавно возвратившийся с польского фронта. Он предложил вывести за пределы кантона все русские карательные отряды, амнистировать восставших башкир, назначать на ответственные посты башкирских работников и создать специальную следственную комиссию.

В сентябре—октябре в Тамьян-Катайском кантоне (возле н/п Аюсазово, Кутуево, Кусимово, Муракаево, Юламаново и др.) между РККА и войсками ВОХР с одной стороны и повстанцами с другой происходили бои, закончившиеся поражением последних.

26 ноября 1920 года между представителями ЦИК БАССР и представителями Башобкома РКП(б) под руководством П. Н. Мостовенко и частью руководителей восстания во главе с С. Ш. Мурзабулатовым было заключено соглашение. В соответствии с ним прекращается работа Реввоенсовета Башкирской Красной Армии, гарантируется амнистия для добровольно сложивших оружие повстанцев. Обвиняемые в применении насилия против башкирского населения Е. В. Поленов, М. Руденко и другие должны были привлекаться к уголовной ответственности.

9 декабря 1920 года президиум БашЦИК и обком направили для подавления новой вспышки восстания в Усерганском кантоне отряд под командованием Симонова.

К началу 1921 года многие повстанцы слагают оружия. Весной 1921 года часть восставших во главе Г. Я. Амантаевым и Ф. Б. Магасумовым присоединяются к повстанческому движению под руководством Охранюка-Черского.

Итоги восстания

В соответствии с соглашениями, в декабре 1920 года карателей Е. В. Поленова, М. Руденко, А. Бикчурина, М. Курочкина, С. Елкибаева, Х. Каримова и других отправляют в Стерлитамакскую тюрьму, а 5 февраля 1921 года Е. В. Поленова вместе с ещё 6 коммунистов-командиров отправляют в распоряжение центрального ВЧК. Председатель БашЧК И. Д. Каширин заявлял что все «обвинения — выдумки башкирских националистов». 11 марта 1921 года был объявлен приговор по данному делу: «Не доказаны расстрелы, грабежи, убийства и другие преступления Поленова и других», которые вскоре были освобождены.

Большинство руководителей восстания были подвергнуты репрессиям и расстреляны. По официальным данным, в ходе повстанческого движения убито карателями 10000 башкир.

В целом, повстанческое движение в 1920–1921 гг. не сумело внести существенные коррективы в государственно-правовое положение Башкирской автономии, хотя некоторые уступки со стороны центральных властей были.

См. также

• Крестьянское повстанческое движение в Башкортостане‎

Литература

• История башкирского народа : в 7 т./ гл. ред. М. М. Кульшарипов ; Ин-т истории, языка и литературы УНЦ РАН. — Уфа: Гилем, 2010. — Т. V. — 468 с.
• Таймасов Р. С. Участие башкир в Гражданской войне. Книга первая: В лагере контрреволюции (1918 - февраль 1919). — Уфа: РИЦ БашГУ, 2009. — 200 с.
• Зарипов А. Б. Юго-восточный Башкортостан 1917 – 1922 гг.. — Уфа, 2001. — 213 с.
• Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. — Оренбург: Оренбургская губерния, 1999. — 314 с.

Ссылки

• [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/read/8-statya/2563-b-rj-n-t-g-er-ikhtilaly Статья в Башкирской энциклопедии] (башк.)
• Давлетшин Р. А. Крестьянское повстанческое движение в 1918—1921 гг.// Башкортостан: краткая энциклопедия. — Уфа: Научное издательство «Башкирская энциклопедия», 1996. — 672 с. — С.349—350.

Отрывок, характеризующий Бурзян-Тангауровское восстание

Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.