Бурлюк, Николай Давидович

Николай Давидович Бурлюк
Место рождения:	Котельва, Ахтырский уезд, Полтавская губерния, Российская империя

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Николай Давидович Бурлюк (22 апреля (4 мая) 1890, Котельва Ахтырского уезда Харьковской губернии, ныне Полтавская область, Украина — 27 декабря 1920, Херсон) — русский поэт и прозаик.

Биография

Родился в семье управляющего имением, агронома; его братья Давид и Владимир, а также сестра Людмила Бурлюк-Кузнецова — видные деятели русского футуризма. Окончил Херсонскую мужскую гимназию, а в 1914 — Петербургский университет (физико-математический факультет, историко-филологическое отделение).

Вместе с братьями и сестрой Николай (в отличие от них, никогда не выступавший как художник) активно печатался в изданиях кубофутуристов («Студия импрессионистов», «Садок судей», «Пощёчина общественному вкусу»). Однако его поэтика по сути далека от нарочито «грубой», урбанистической и словотворческой (анти)эстетики Давида Бурлюка, Кручёных, Маяковского; для него характерны импрессионистическая образность, показ «сновидений», мифологические образы, установка на музыкальность, в этом он ближе из футуристов к Елене Гуро. Как и Гуро, он писал лирическую прозу («Глухонемая», «Артемида без собак», «Сбежавшие музы» и др.). Автор теоретических статей («Поэтические начала», «Supplementum к поэтическому контрапункту»)

Член литературой группы «Гилея» (1910). Николай — автор ряда статей, формулирующих основные принципы футуристической литературы («Поэтические начала»).

Николай Бурлюк проявлял интерес к акмеизму, принимал участие в заседаниях «Цеха поэтов», приятельствовал с Николаем Гумилёвым, в 1914 году отказался подписать манифест футуристов «Идите к чорту», где в оскорбительных выражениях характеризуются акмеисты.

В следующем году Бурлюк последний раз печатается (в альманахе «Весеннее контрагентство муз», 1915) и навсегда пропадает с литературного горизонта: в 1916 мобилизован в действующую армию, после окончания школы прапорщиков (1917) — на Румынском фронте, затем служил в разных армиях эпохи Гражданской войны на Украине, в зависимости от того, под чью мобилизацию попадал.

В 1919—1920 скрывался от всякой мобилизации; в декабре 1920 года в Херсоне явился на учёт в РККА как бывший офицер, но был арестован и «тройкой» 6-й армии приговорён 25 декабря 1920 г. к расстрелу в превентивных целях, «желая скорее очистить РСФСР от лиц подозрительных, кои в любой момент своё оружие могут поднять для подавления власти рабочих и крестьян». 27 декабря 1920 г. приговор приведён в исполнение.

Обстоятельства гибели Николая Бурлюка долгое время оставались неизвестными и опубликованы только в 2001 г. Эмигрировавший в США и подававший себя как «друг СССР» и «отец русского футуризма» Давид Бурлюк знал о расстреле брата, но, вероятно, скрывал этот факт из опасности повредить престижу своей семьи в Союзе.

Литература

• Государственный художественный музей им. М. В. Нестерова. Уфа. 2007. ISBN 978-5-98645-007-0.

Ссылки

• Н. Д. Б. [Бурлюк Н. Д.] [teatr-lib.ru/Library/Burluk/Galdyaschie#_Toc208126306 О пародии и о подражании]. СПб.: Книгопечатня Шмидт, 1913. 22 с.
• [vcisch2.narod.ru/BURLYUK/BurlyukN.htm Биография]
• [az.lib.ru/b/burljuk_n_d/ Сочинения Бурлюка на сайте Lib.ru: Классика]

Отрывок, характеризующий Бурлюк, Николай Давидович

Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.