Бурнонвиль, Удар де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Удар де Бурнонвиль
фр. Oudart de Bournonville

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Граф д'Энен-Льетар
1579 — 1585
Предшественник: титул создан
Преемник: Александр I де Бурнонвиль
 
Рождение: 1533(1533)
Смерть: 28 декабря 1585(1585-12-28)
Брюссель
Род: Дом де Бурнонвиль
Отец: Ги де Бурнонвиль
Мать: Анна де Раншикур

Удар де Бурнонвиль (фр. Oudart de Bournonville; 1533 — 28 декабря 1585, Брюссель), барон де Карп, граф д'Эрикур и Энен-Льетар — нидерландский военачальник и государственный деятель.



Биография

Сын Ги де Бурнонвиля, сеньора де Карп, и Анны де Раншикур.

Виконт и барон де Барлен и Ульфор, сеньор де Раншикур, Дивион, Бондю, Васкешаль.

Воспитывался вместе с инфантом Филиппом. Начал службу пажом у императора Карла V, которого сопровождал в кампании 1547 года в Германии. Участвовал в кампании 1552 года, отличился при осаде Меца, и через некоторое время был назначен капитаном шеволежеров.

В 1560 стал дворянином палаты короля Испании.

В 1566 году, как и другие бельгийские аристократы, подписал компромисс дворян. Быстро одумавшись, просил прощения у Маргариты Пармской, которой предложил свои услуги для борьбы с мятежниками. В январе 1567 с 200 валлонскими пехотинцами соединился с войском великого бальи Нурикарма под стенами Валансьена. После сдачи города снарядил за свой счет небольшой отборный отряд кавалерии, с которым действовал под командованием графа д'Аренберга, а в 1568 году — герцога Альбы.

В награду за услуги Филипп II предоставил ему губернаторство в Лувене. В 1572 году Бурнонвиль с трехтысячным валлонским полком участвовал в осаде Монса и разгроме отряда барона де Жанлиса, пытавшегося прорваться в город. В 1573 году под командованием Аренберга воевал во Франции против гугенотов, провел кампанию в Зеландии, откуда со своим полком вернулся под стены Харлема и Нардена. Отличился под Сен-Троном и Мидделбургом. Страда предполагает, что тогда же Вильгельм I Оранский предложил Бурнонвилю перейти на сторону повстанцев, пообещав ему должность адмирала. В то время барон де Карп посчитал измену невыгодной, но в 1576 году был увлечен общим возмущением расправой испанцев в Антверпене.

Стал пленником мятежных испанских солдат в то же время, что и граф Эгмонт, сир де Гуаньи и другие бельгийские офицеры, был подвергнут жестоким оскорблениям и издевательствам. После этого перешел на сторону Генеральных штатов, от которых получил губернаторство в Аррасе и кавалерийский полк. Через несколько месяцев иностранные войска покинули Нидерланды, и Бурнонвиль снова вернулся на испанскую службу, содействовав Алессандро Пармскому в покорении валлонских провинций и осаде Маастрихта.

Был щедро вознагражден за очередное предательство. 7 сентября 1579 владение Энен-Льетар было возведено в ранг графства, за Бурнонвилем были сохранены губернаторства в Аррасе и Артуа, и он был назначен членом Государственного совета и шефом-президентом финансов. Отказался от должности капитан-генерала Артуа в пользу бургграфа Гентского, маркиза де Ришбура и де Рубо, которого таким образом удалось переманить на сторону короля Испании.

Современники восхищались ловкостью с которой Бурнонвилю удавалось менять лагерь в ходе войны в Нидерландах, при этом всякий раз извлекая пользу из предательства. Умер, не успев получить предназначенный ему орден Золотого руна.

Семья

Жена (контракт 22.10.1579): Мария-Кристина д'Эгмонт (1550—1622), дочь графа Ламораля I д'Эгмонта и Сабины фон Пфальц-Зиммерн. Вторым браком вышла за Гийома де Лалена, графа ван Хогстратена, третьим — за графа Карла фон Мансфельда, генерала христианских и имперских войск в Венгрии

Сын:

Напишите отзыв о статье "Бурнонвиль, Удар де"

Литература

  • Père Anselme. Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France. T. V. — P.: Companie des Librairies, 1730., p. 837
  • Rahlenbeck C. A. Bournonville (Oudart de) // Biographie nationale de Belgique. T. II. — Bruxelles: H. Thiry-Van Buggenhoudt, 1868, coll. 862—863

Отрывок, характеризующий Бурнонвиль, Удар де

Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.