Буррио, Николя

Николя Буррио (фр. Nicolas Bourriaud; род. 1965) — французский куратор, искусствовед и художественный критик.

Дебютировал в середине 1980-х гг. публикациями в таких журналах, как «art press», «Opus international», «New Art International», «Artstudio». В 1987—1995 гг. парижский корреспондент журнала «Flash Art», с 1989 г. сотрудничал также с «Beaux Arts magazine». Выступил как соучредитель и соредактор журналов Documents sur l’art (1992—2000), «Revue Perpendiculaire» (1995—1999), «Stream» (с 2008 года).

В 1990 г. дебютировал как куратор на Венецианской биеннале (проект «Unmoving Short Movies»), в дальнейшем готовил выставки в различных художественных центрах Франции, США, Швейцарии, Греции и др. В 2000—2006 гг. содиректор музея современного искусства в Токийском дворце в Париже. В 2007—2009 гг. куратор современного искусства в художественном центре Тейт Британия. В январе 2010 г. вернулся в Париж, работал в Министерстве культуры Франции. С октября 2011 г. директор Национальной высшей школы изящных искусств.

В 1995 г. в одной из статей предложил термин «искусство взаимоотношений», в развёрнутом виде изложил эту концепцию в монографии «Эстетика взаимоотношений» (англ. Relational Aesthetics; 1997, английский перевод 2002), развивая этот круг идей в последующих книгах «Формы жизни. Современное искусство и изобретение себя» (фр. Formes de vie. L’art moderne et l’invention de soi; 1999) и «Postproduction» (2001).

Ссылки

• [moscowbiennale.ru/ru/curators/bourriaud Биография на сайте Московской биеннале современного искусства]
• [www.guelman.ru/xz/xx53/xx5317.htm Николя Буррио: Большой проект должен порождать дискуссию]: Интервью // «Художественный журнал», № 53 (2003).
• [kommersant.ru/doc/541167/ Николя Буррио: Европа нуждается в пилотных институциях]: Интервью // «Коммерсантъ», № 10/П (3094), 24.01.2005.

Отрывок, характеризующий Буррио, Николя

На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…