Бурские республики

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бурские республики, Бурские государства — бывшие независимые самоуправляемые республики, созданные за пределами Капской колонии голландскоязычными жителями и их потомками (бурами или африканерами, как они сами стали себя называть с конца XIX века) в основном на северных и восточных территориях современной Южно-Африканской Республики.





Республики трекбуров

Впервые буры провозгласили независимые республики ещё в 1795 году незадолго до захвата британцами Капской колонии. В феврале и июне 1795 года о своей независимости от Нидерландов и Голландской Ост-индской компании объявили жители двух дистриктов Капской колонии — Грааф-Рейнет и Свеллендам. Однако после захвата англичанами колонии восставшие буры вынуждены были капитулировать перед превосходящими силами противника[1].

Республики фуртреккеров

Новый этап становления независимой бурской государственности начинается уже в 1830—1850-е годы. Именно в этот период были образованы большинство из бурских государств. Причиной их образования стало недовольство буров политикой Великобритании, окончательно захватившей Капскую колонию у Батавской республики в 1806 году. Стремясь избежать британского административного контроля, буры в 1835 году в массовом порядке стали покидать восточные районы Капской колонии и отправились на юго-восточное побережье Южной Африки (Наталь) или же далее на север за реку Оранжевая. Это движение получило известность как Великий трек. Государства буров были созданы после разгрома африканских вождеств фуртреккерами (как называли буров — участников Великого трека) в силу технологического превосходства в вооружении последних.

После войны с зулусами 23 марта 1839 года было подписано соглашение о мире. Зулусы отказывались от всех территорий южнее реки Тугела. На захваченных землях бурские переселенцы основали республику Натал. Но через четыре года англичане захватили и эту территорию, образовав здесь новую английскую колонию. Буры были вынуждены мигрировать на север и северо-запад, во внутренние районы Южной Африки, где образовали две новые республики: в 1852 году Южно-Африканскую Республику (получила широкую известность как Трансвааль) со столицей в Претории, и в 1854 году — Оранжевое Свободное Государство со столицей в Блумфонтейне.

Государства гриква

Помимо африканских вождеств, бурам пришлось столкнуться и с другими соперниками за контроль над территориями в бассейне реки Оранжевая. По её течению с начала XIX века существовали независимые общины гриква — этнической общности, образовавшейся в результате смешения европейцев с койсанами и чернокожими рабами. К середине XIX века существовало несколько независимых общин гриква: Грикватаун, Филипполис и ряд других. Позднее, в результате миграции части гриква на восток, они заселили земли к востоку от Капской колонии, которые стали известны как Восточный Грикваленд, а территории в районе слияния рек Оранжевая и Вааль получили известность как Западный Грикваленд. Гриква во многом воспроизводили традиционные африканские общинные институты. Управление в поселениях гриква осуществляли наследственные вожди или капитаны, как они сами себя называли, получившие власть благодаря своему авторитету, и передававшие её по наследству. Их власть носила патриархальный характер и ограничивалась, главным образом, вопросами обороны от внешних врагов. Важнейшие решения и судебные разбирательства выносились по решению совета глав больших патриархальных семей. В их юрисдикцию входило утверждение кандидатуры нового капитана и изменение законов[2].

Республики гриква оказались экономически несостоятельными и были поглощены британской Капской колонией всего через несколько лет после возникновения.

Подчинение британцами

Хотя многие из бурских республик были мини-государствами, просуществовавшими относительно недолго, другие, как Трансвааль и Оранжевое Свободное государство, смогли сохранить статус независимых государств и получили международное признание. Эти две страны продолжали существовать в течение нескольких десятилетий, несмотря на попытки Великобритании силой присоединить их к своим владениям во время Первой англо-бурской войны с Великобританией. Британцы потерпели поражение, однако бурские республики не были индустриально развитыми и экономически зависели от британцев, которым удалось навязать бурам договоры, в значительной мере связывавшие их международную активность.

Последующие события, в том числе открытие алмазов и золота в этих государствах, привели ко Второй англо-бурской войне. В этой войне Трансвааль и Оранжевое Свободное Государство были разгромлены и захвачены превосходящими в количестве британскими войсками, и они официально прекратили своё существование 31 мая 1902 года с подписанием мирного договора в Феринихинге. В 1910 году они вошли в состав нового британского доминиона Южно-Африканский Союз.

Напишите отзыв о статье "Бурские республики"

Примечания

  1. Five hundred years. A History of South Africa. Pretoria etc.: Academica, 1981. P. 99-100.
  2. Воеводский А. В. Между чёрными и белыми: общины бастардов в колониальном обществе Южной Африки // Человек, общество, цивилизация в Африке. История и современность. М.: Институт Африки РАН, 2008. С. 14

Отрывок, характеризующий Бурские республики

[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.