Бурундуки

Запрос «Бурундук» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

</td>

   </tr>

Бурундуки
Малый бурундук Азиатский бурундук Рыжий бурундук Невадийский бурундук
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Хордовые Класс: Млекопитающие Отряд: Грызуны Семейство: Беличьи Род: Бурундуки
Латинское название
Tamias Illiger, 1811

Бурундуки́ (лат. Tamias) — род грызунов из семейства беличьих. К бурундукам относятся 25 видов, большинство из которых обитает в Северной Америке, за исключением одного евразийского вида — азиатского, или сибирского, бурундука (Tamias sibiricus).

Название

Русское название животного является заимствованием из татарского языка (тат. борындык). Также в первой половине 20 века существовала версия, что слово является заимствованием из марийского слова uromdok.

Морфология

В зависимости от вида, вес бурундуков может составлять от 30 до 120 г, а размер — от 5 до 15 см при длине хвоста от 7 до 12 см. Отличительным признаком всех видов являются пять тёмных полосок вдоль спины, разделённые белыми или серыми полосками. Остальная окраска бурундуков — красно-бурая или серо-бурая. Так как это является общей чертой всех бурундуков, отдельные виды на первый взгляд трудноразличимы.

Распространение

Бурундуки распространены почти по всей Северной Америке от полярного круга до центральной Мексики. Восточно-американский бурундук (Tamias striatus) образует отдельный подрод, который встречается на востоке континента. 23 вида из подрода Neotamias обитают в западной части Северной Америки. Сибирский бурундук встречается от Северной Европы вплоть до Корейского полуострова и севера Китая, а также на острове Хоккайдо. В Центральной Европе прижились одичавшие бурундуки, убежавшие из ферм по их разведению.

Основной сферой обитания бурундуков является лесная местность. Восточно-американский бурундук населяет лиственные леса Новой Англии, сибирский бурундук — тайгу, а малый бурундук (Tamias minimus) — субарктические хвойные леса Канады. Некоторые виды приспособились к открытым местностям, поросшим кустарниками.

Жилище бурундука

Бурундук, как и белка, — древесный житель. Правда, ему не обязательно нужны высокие старые деревья, иногда он довольствуется зарослями черемухи, березняка или ивы. На открытых местах и в чистом высокоствольном лесу без подлеска из молодой поросли и кустарников он никогда не живёт. Особенно любит бурундук места, заваленные буреломом и валежником, где удобно прятаться. И ещё одно требование предъявляет зверек к своему месту жительства: поблизости должна быть вода. Поэтому больше всего бурундуков в зарослях по берегам речек и ручьев.

Найти норку бурундука без помощи собаки очень трудно, так как вход в неё всегда старательно скрыт среди густого бурелома, под корнями, под стволом поваленного дерева, под камнем, или в выгнившем пне. Выкопанную землю бурундук уносит в своих защечных мешках и выбрасывает подальше от норы. В норе, которая бывает иногда довольно длинной — до 3-х метров, кроме камеры для гнезда, всегда имеются 1 или 2 большие кладовые для запасов и 1-2 тупичка — туалеты. Жилая зона выстилается сухой травой и листьями. В ней хозяева спят ночью и проводят время зимней спячки.Здесь же рождаются и растут их детеныши.

Образ жизни

На зиму бурундуки засыпают не так крепко, как, например, суслики или сурки. Они просыпаются среди зимы, подкрепляются немного, а затем снова засыпают. Во время спячки бурундук лежит, свернувшись клубком, спрятав мордочку на брюшке и перегнув свой длинный, пушистый, очень подвижный хвост через голову.

Весной зверьки показываются из норок в разное время, смотря по тому, какая стоит погода. Те, у которых норки устроены на солнечном склоне и раньше освобождаются из-под снега, появляются раньше других. Если после теплой погоды вдруг опять похолодает, эти вестники весны скрываются обратно в норки и ждут там настоящих вешних дней. Бурундуки очень любят тепло и ясную погоду и в начале весны, когда ещё довольно прохладно, бывают совсем не такими, какими мы привыкли их видеть в хорошие летние дни. Обычно веселые, резвые и подвижные, зверьки в первые дни весны проводят на воздухе всего два-три часа в день и не отходят далеко от своих норок, а, взбираясь на ветки деревьев, объедают почки где-нибудь поблизости. Вялые и малоподвижные, они любят в это время забираться на верхушки ещё голых деревьев и тихо сидеть там часами, греясь в лучах весеннего солнца.

Если в кладовых ещё сохранились запасы, то теперь зверьки уничтожают их. При этом иногда можно наблюдать, как они выносят перезимовавшие и, должно быть, немного отсыревшие продукты из норок и раскладывают их на солнце для просушки.

В жаркие летние дни бурундуки выходят из норок очень рано, ещё до восхода солнца, но все-таки когда уже достаточно светло, и занимаются своими делами до наступления сильной жары. Под вечер, когда жар спадет, они выходят снова и остаются на поверхности уже до заката солнца. В густом тенистом лесу, где особенной жары не бывает, зверьки не прячутся целый день. Бурундуки терпеть не могут дождя и в дождливую погоду обыкновенно совсем не показываются. Только там, где летом дожди идут постоянно, им поневоле приходится мириться с ними, так как иначе пришлось бы часто голодать. В таких местах нередко и в дождь можно увидеть бурундука, перескакивающего с ветки на ветку в поисках пищи. Дождь бурундуки всегда безошибочно предчувствуют заранее. Там, где бурундуков много, ими пользуются как барометром для совершенно точного предсказания погоды. За несколько часов до дождя бурундуки издают совсем особенные звуки, нисколько не похожие на их обычные «цыканье» и свист, причем издают они эти звуки, непременно сидя на задних лапках на пне или поваленном дереве.

Осенью, когда дни становятся прохладными и начинаются утренние заморозки, бурундуки показываются только после того, как солнце обогреет землю. Но зато днем в этот период года они не прячутся в норы до заката солнца. Чем холоднее становится, тем меньше времени бурундук проводит вне норы. Наконец он перестает выходить совсем.

Детёныши

Живя поодиночке, бурундуки охраняют свою территорию и нору от вторжения сородичей. Только ради спаривания самцы и самки в определённое время года ищут контакт друг с другом. Первые детеныши рождаются в мае; второй помет появляется на свет обычно в августе. У азиатского бурундука, в отличие от восточного, обычно один помет 4-8 детенышей (лишь на юге ареала — 2 выводка). После беременности продолжительностью тридцать дней на свет появляются четыре или пять детёнышей. Уже на первом году жизни они становятся половозрелыми. В то время как бурундуки в дикой природе, как правило, не выживают более чем три года, в неволе они могут достигать возраста десяти лет.

Бурундучат рождается чаще всего пятеро, но иногда и больше — до десяти. Они довольно долго живут безвыходно в гнезде и начинают показываться наружу только уже порядочно подросшими. В это время можно видеть, как малютки разыскивают себе пищу среди травы около норы, едят ягоды и семена разных растений. Мало-помалу они начинают разбегаться в разные стороны, но на первых порах далеко не отходят. Мать внимательно следит за ними, оставаясь около норы, и в случае опасности тревожно «фыркает». По этому сигналу молодые с ответным писком мчатся к ней со всех сторон и скрываются в норе. Случается, что бурундук выбирает себе для временного жилья и дупло, особенно ранней весной, когда ему ещё не приходится заботиться ни о детях, ни о подготовке к суровой зиме.

Враги

При приближении человека бурундук издает отрывистое «цыканье» или свист. Пока человек ещё далеко, свист этот слышится сравнительно редко и чередуется с продолжительным молчанием, причем зверёк садится на задние лапки и внимательно осматривает приближающегося. Только подпустив к себе человека или его собаку шагов на 20—30, бурундук бросается бежать. На бегу он уже часто повторяет тревожный сигнал так, что издали можно по свисту узнать, сидит бурундук на месте или бежит.

Когда находят гнездо с молодыми бурундуками, мать их все время перебегает поблизости с места на место с тем же тревожным криком. От преследователя зверек спасается не в нору, а на дерево или прячется в буреломе.

У бурундука много врагов, главным образом среди мелких хищных зверей и хищных птиц. Но иногда его преследуют и такие крупные хищники, как медведь. Как правило, он охотится не за самим бурундуком, а раскапывает норы, чтобы поживиться его запасами.

Запасы еды

В местностях, где посевы расположены около леса или разбросаны отдельными кусочками в самом лесу, бурундук является опасным вредителем полей. Случалось даже, что бурундуки похищали весь урожай.

Питается бурундук главным образом растительной пищей, лишь иногда примешивая к ней насекомых. Состав его пищи очень разнообразен. Он ест семена различных диких растений, почки деревьев и кустарников, их молодые побеги, траву, разные ягоды, желуди, кедровые и лесные орехи, грибы. Около полей и огородов бурундук ещё больше разнообразит свой «стол», прибавляя к нему зерна хлебных злаков, гречиху, кукурузу, лён, подсолнух, горох, огурцы, сливы, абрикосы, — словом, все, что человек неосторожно посадил слишком близко от жилья бурундуков.

Зимние запасы зверька тоже очень интересно отличаются от запасов других зверьков. Кладовые его наполняются самыми разнообразными продуктами: тут и пшеница, и овес, и гречиха, и лен, и подсолнечник, и разные дикие семена, и желуди, и орехи, и сушеные ягоды, и яблоки, и даже грибы. Конечно, все, что здесь перечислено, нельзя найти в одной норе, но обычно в каждой кладовой бурундука хранятся очень многие из этих продуктов. При этом разные продукты никогда не бывают перемешаны, так как зверек раскладывает их аккуратно отдельными кучками на подстилке из сухой травы. Иногда разные виды пищи бывают даже отделены один от другого сухими листьями. Количество запасов в норе бурундука, по точным данным, доходит до 6 килограммов.

Бурундуки запасаются едой в течение всего периода, перед спячкой.

Забравшись в хлеба, бурундук, если посев не слишком густ, выбирает соломинку с хорошим колосом и, ухватившись за неё, подскакивает вверх. От его тяжести соломинка нагибается, тогда бурундук подвигается по ней, держа её между лапками, и таким образом добирается до колоса. Откусив его, он в несколько минут выбирает все зерна, прячет их в защечные мешки и убегает. Если посев настолько густ, что наклонить соломинку мешают соседние колосья, зверек подкусывает её снизу по кусочку до тех пор, пока не доберется до колоса.

Бурундук в неволе

В неволе рекомендуется содержать бурундуков в одиночестве, так как присутствие большего количества зверьков в клетке приводит к соперничеству между ними, иногда со смертельным исходом. Бурундуки, выросшие в неволе или отловленные в молодом возрасте, легко приручаются.

Питание бурундуков должно быть разнообразным, содержать несколько разновидностей орехов, ягод, в том числе и сушеных. Большое значение для здорового содержания бурундуков имеют размеры клетки. Чем больше клетка, тем более спокойно поведение зверьков. Дно клетки должно быть выстлано специальным субстратом для грызунов (то есть древесная кора, опилки). Как и все остальные грызуны, бурундуки в неволе нуждаются в поддержании физической формы, при помощи бегового колеса.

С приходом осени, бурундуки, как и на природе, так и в неволе готовятся к зимней спячке, занимаясь подготовлением гнезда и зимних запасов. С приближением зимы, зверьки становятся более сонливыми, их активность значительно и постепенно уменьшается, пока они окончательно не впадут в спячку, которая может длиться от ноября до марта. В течение спячки, зверьки изредка просыпаются и подпитываются теми продуктами, которыми они запаслись за время подготовки к спячке.

Систематика

Ранее бурундуки выделялись в отдельную трибу в семействе беличьих под именем Tamiini. Однако более новые систематики определяют их как род в трибе Marmotini, к которой помимо них относятся сурки и суслики. Предками бурундуков считается живший в олигоцене род Nototamias. Существование нынешнего рода бурундуков доказано с раннего миоцена.

Род бурундуков зачастую разделяют на три подрода, из которых два состоят лишь из одного вида.

• Подрод Tamias
  • восточноамериканский бурундук (Tamias striatus), восток Северной Америки
• Подрод Eutamias
  • азиатский, или сибирский, бурундук (Tamias sibiricus), Европа, Сибирь, Монголия, Китай, Корея, Хоккайдо
• Подрод Neotamias
  • бурундук Мерриама (Tamias merriami), южная Калифорния
  • калифорнийский бурундук (Tamias obscurus), южная Калифорнии, Нижняя Калифорния
  • мичиганский бурундук (Tamias arborus), Средний Запад, Мичиган
  • альпийский бурундук (Tamias alpinus), Сьерра-Невада
  • бурундук Палмера (Tamias palmeri), южная Невада
  • бурундук Буллера (Tamias bulleri), Дуранго, Сакатекас, Халиско
  • сономский бурундук (Tamias sonomae), северо-западная Калифорния
  • бурундук Таунсенда (Tamias townsendii), Вашингтон, Орегон
  • бурундук Сискию (Tamias siskiyou), юго-запад Орегона
  • бурундук Аллена (Tamias senex), Орегон, север Калифорнии
  • желтощёкий бурундук (Tamias ochrogenys), северное побережье Калифорнии
  • длинноухий бурундук (Tamias quadrimaculatus), Сьерра-Невада
  • сероногий бурундук (Tamias canipes), Нью-Мексико
  • дурангский бурундук (Tamias durangae), Дуранго, Чиуауа, Коауила
  • сероворотничковый бурундук (Tamias cinereicollis), Аризона, Нью-Мексико
  • сосновый бурундук (Tamias amoenus), Британская Колумбия, северо-запад США
  • уинтаский бурундук (Tamias umbrinus), центр и запад США
  • рыжехвостый бурундук (Tamias ruficaudus), Британская Колумбия, Вашингтон, Монтана
  • шестовой бурундук (Tamias speciosus), Сьерра-Невада
  • малый бурундук (Tamias minimus), западная и центральная Канада, западные США
  • панаминтский бурундук (Tamias panamintinus), юго-восточная Калифорния, западная Невада
  • колорадский бурундук (Tamias quadrivittatus), центр и запад США
  • рыжий бурундук (Tamias rufus), Юта, Аризона
  • скалистый бурундук (Tamias dorsalis), центр и запад США, северо-запад Мексики

Бурундуки в массовой культуре

Чип и Дейл - мультипликационные персонажи компании "Disney"

"Элвин и бурундуки" - виртуальная музыкальная группа

Отрывок, характеризующий Бурундуки

– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.