Бурхануддин Кылыч

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
' Бурханиддин Кылыч'
Бурхануддин (Бурхан ад-дин) Кылыч Узгендский
Имя при рождении: Бурхониддин Килич ибн Сейид Камолиддин Мажнун ибн Сейид Жалолиддин
Род дея-
тельности:
Среднеазиатский святой сейид, авлия, богослов, шейх аль-ислам, чудотворец, суфий.
Должности: шейх тариката Ханафия
Рождение: конец XII века 1230 год, город Узгенд Ферганская долина, Узбекистан.
Смерть: в начале XIII века
Подданство: Мавераннахр
Школа, течение: увайсия, ишкия
Учителя: Ходженский святой авлия Муслихиддин и Шейх школы "Сулуки-алавия" (или ишкия) Мавлана Азам
Ученики: Джамалиддин Иламиш
Последователи: сын Сейид Амир Маджнун (Девона), Мулла Саадат

Бурханиддин Кылыч (полное имя — Сейид Бурхониддин Килич ибн Сейид Камолиддин Мажнун ибн Сейид Жалолиддин; середина XII века 1230-е годы, Узген — начало XIII века, Узген) — среднеазиатский святой сейид, авлия, богослов, шейх аль-ислам, чудотворец, суфий течения увайсия и ишкия.





Биография

Бурханиддин Кылыч — Бурхануддин (Бурхан ад-дин) Кылыч Узгенский родился в конце XII века 1230 -м году в городе Узген Ошской области, Кыргызстан. Считается предком исламского богослова и мистика из Туркестана, основателя суфийской школы «Дахбедия», суфия и шейха учения Накшбанди — Махдуми Аъзама Дахбеди. Шежере Бурханиддин-Кылыча[1] восходит к самому пророку Мухаммаду (сав). Сведения об этом сохранены в таких источниках, как «Джомеъул-макомат», «Равойихул-кудс», «Тухфатул-зоъирин» Насир ад-дин ибн амир Музаффара, «Тазкираи азизон», «Хидоятнаме», «Тазкираи Ходжагон».

Первые известия о личности святого

Первое упоминание в письменных источниках о Бурханиддине Кылыче относится к началу XIV века. Джамалиддин Карши в своем труде «Мулхакат ас-Сурах» пишет о своем путешествии в город Узген Ферганской области, где он общался учеником Бурханиддина Кылыча — Джамалиддином Иламаши. По рассказам Джамалиддином Иламаши, в юности он специально совершил путешествие в Фергану для знакомства с Бурханиддин Кылычем. Далее история излагается так:
«…мы отправились в Узген и, когда приблизились к нему, послали сообщить шейху о прибытии путников, но не вернулся к нам послланный и не вышел никто встречать нас. Мы пришли на рынок и дошли до мечети, в который занимался с учениками шейх, и уселись на ловачках у входа в мечеть, ожидая выхода шейха к нам с извинениями, что он не смог нас встретить. А я между тем готовился напуститься на шейха за то, что он не встретил нас. К нему по двое и по одиночке входили люди с рынка и сообщили ему о нас и торопили его, а он говорил: ,,Подождите, пусть посидят, пока не закончится диспут». А когда затянулось наше ожидание и мы устали, он вышел из мечети, а я поднялся навстречу ему. Вдруг он посмотрел на меня, уложив на место стрелой своего взгляда; обратилось в бегство мое войско, и улетучились мои мысли, я онемел от смущения, позабыв даже приветствовать его. Он обнял меня и сказал мне незаметно: ,,Ты забыл даже поздороваться со мной, не говоря уже о приготовленной речи. Так где же твое войско, твой правый и левый фланги?" И тогда я искренне раскаялся, понравился ему сердцем и душой, а на службе у него добился успеха и вознаграждения…"
. По данным Джамалиддина Карши, который беседовал с учеником Бурханиддина Кылыча в 1269-70 г., выходит что святой жил в конце XII — начале XIII в. По сведениям Джамалиддина Карши, его информатор, направляясь к Бурханиддину Кылычу, расспрашивал о нём шейхов тариката. Бурханиддин Кылыч был также назван в этом источнике шейхом-имамом, шейхом из шейхов ислама, «обладателем многих достоинств и чудотворцем», шейхом шариата и тариката, о славе которого было известно далеко за пределами Мавераннахра. Бурханиддин Кылыч в рассказе своего ученика Джамалиддина Иламиши предстает прежде всего как образованный мусульманский учёный, который преподавал в Узгенском медресе и среди окружающих людей славился своей проницательностью и благочестивостью.

Святые места связанные с именем святого

Память о Бурханиддин Кылыче до сих пор сохраняется и поддерживается вокруг его могилы находящийся в Узгене. Помимо Узгенского мазара во многих других районах Средней Азии существует несколько святых мест, связанных с именем Бурханиддин Кылыча: в селении Ярмазар около города Маргилана — мазар «Килич Бурхон-Азиз», на западе Ферганы — в городе Канибадаме и пригороде Худжанда — селение «Шайх Бурхон», в городе Самарканде — мазар «Бурханиддин Килич». В Кызылординской области Казахстана мазар «Кылычты-Ата» и в Кашгарии, на дороге между городами Аксу и Курля"[1].

Родословное древо шежере

Как отмечал автор сочинения «Тазкера-йи Ходжаган» («Описание приключений ходжей»)[2] Мухаммад Садык Кашгари, родословное древо шежере от пророка Мухаммада (САВ) до Сейида Бурхануддин (Бурхан ад-дин) Кылыча и до самого Махдуми Аъзами такова:

Известные потомки

Махдуми Аъзам (Махдум-и Аъзам) (1461—1542) — исламский богослов и мистик из Туркестана, представитель суфизма, основатель школы «Дахбедия», крупный теоретик и шейх учения Накшбанди. Является прямым потомком Бурханиддин-Кылыча[1].

Многие известные люди своего времени, в том числе правители, считали Махдуми Аъзам своим духовным наставником. Среди них был потомок Амира Тимура (Тамерлан), поэт и правитель Захириддин Мухаммад Бабур. В «Тарихи Рашиди» (автор Мирза Мухаммад Хайдар) есть записи о связах Бабура и Махдуми Аъзама. Махдуми Аъзам написал о Бабуре произведение Рисолаи Бобурия[3]

Мечеть у гробницы Махдуми Аъзам выстроена Ялангтуш Бахадур-бием, наместником (эмир) бухарских ханов в Самарканде. (его пир — Мухаммед Хашим, внук Махдуми Аъзама, считался потомком членов семьи пророка).

Мир Сейид Фатхуллах  — Шейх Кутб Мир Сейид Фатхуллах (полное имя — Мир Сейид Фатхуллах ибн Шейх ул-машайих Сейид Абдуллах Зухриддин (Мухаммад Соктарей) ибн Абулфайз Дервиш, имя в народе — «Етти Туғ Ато (Ота)» — Среднеазиатский святой авлия, сейид, шейх аль-кутб. Именной мемориальный комплекс «Етти Туғ Ато (Ота)» состоящий из мавзолея и мечети находится на родине святого в кишлаке Падарон (Патрон), Каршинского района . Потомок Среднеазиатского святого, авлия, суфия и шейха учения увайсия ишкия — Бурхануддин (Бурхан ад-дин) Кылыча Узгенского. Родословное древо шежере святого «Етти Туғ Ато (Ота)» восходит к самому пророку Мухаммаду:

Источники

  • [www.academia.edu/1826335/_-_ С. Н. Абашин. Бурханиддин-Кылыч: учёный, правитель, чудотворец?] Подвижники Ислама. О генезисе культа святых в Средней Азии. М,2003,215 стр.
  • [vostlit.narod.ru/Texts/rus4/Zija_al-kulub/pred.htm Зийа ал-кулуб («Сияние сердец»)] — тазкире («летопись деяний», «житие») известного среднеазиатского суфийского шейха XVI в., главы ордена Накшбанди Ходжи Исхака.
  • [www.uyghurensemble.co.uk/en-html/introduction-to-Uyghurs.pdf A BRIEF INTRODUCTION TO UYGHURS AND EAST TURKISTAN].
  • DeWeese, Devin. 1996. "The Mashā’ikh-i Turk and the Khojagān: Rethinking the Links between the Yasavī and Naqshbandī Sufi Traditions, " Journal of Islamic Studies, 7(2), pp. 180—207.
  • Farah, Caesar E. 1974. "Rules governing the Šayḫ-Muršid’s conduct, " Numen, 21(2), pp. 81-96.
  • Schimmel, Annemaire. 1972. «Nur ein störrisches Pferd…,» in Ex Orbe Religionum: Festschrift für Geo Widengren, Leiden: Brill. vol. 2, pp. 98-107.
  • Tosun, Necdet. 2002. Bahâeddin Nakşbend: Hayatı, Görüşleri, Tarîkatı. Istanbul: Insan Yayınları
  • [www.iranicaonline.org/articles/ahmad-kasani Encyclopaedia Iranica]. J. Fletcher, «AḤMAD KĀSĀNĪ,» Encyclopaedia Iranica, Online Edition, 1982

См. также

Напишите отзыв о статье "Бурхануддин Кылыч"

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?v=TowLChMon4g Бахыт Рустемов посещает усыпальницу «Кылышты Ата»]
  • [moysamarkand.uz/history/peoplecity/182-sheyh-dervish-muhammad-samarkandi.html Дервиш Мухаммад Самарканди]

Примечания

  1. 1 2 3 [www.academia.edu/1826335/ С. Н. Абашин. Бурханиддин-Кылыч: учёный, правитель, чудотворец? Подвижники Ислама. О генезисе культа святых в Средней Азии]
  2. [www.invost.kz/publication/22/169/ IV том. Мухаммад Садык Кашгари. «Тазкира-йи ‘азизан»]
  3. kh-davron.uz/kitob-taqdimoti-maxdumi-azam-dahbediy-risolai-boburiya.html

Отрывок, характеризующий Бурхануддин Кылыч

Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.