Бурцев, Анатолий Алексеевич

Бурцев Анатолий Алексеевич
Дата рождения:	24 октября 1944(1944-10-24) (79 лет)
Место рождения:	г. Якутск, Якутская АССР, СССР
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	Филология
Место работы:	Якутский университет
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор

Бурцев Анатолий Алексеевич (14 октября 1944, г. Якутск, Якутская АССР) — российский литературовед , основные научные труды — в области зарубежной и якутской литературы. Проректор по гуманитарному направлению в Северо-Восточном федеральном университете. Почетный гражданин Баягантайского наслега.

Биография

Родился в Якутске 14 октября 1944 г. В 1967 году окончил отделение русского языка и литературы Якутского госуниверситета.

В 1975 году окончил аспирантуру Московского госуниверситета им. М. В. Ломоносова по специальности «Литература стран Западной Европы, Америки и Австралии».

В том же году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Проблема ориентализма и развитие английского рассказа в конце 19 века».

В 1990 году там же — докторскую диссертацию на тему «Английский рассказ конца 19 — начала 20 вв.: Проблемы типологии и поэтики».

В 1991 г. присвоено ученое звание профессора по кафедре русской и зарубежной литературы.

С 1987 года по 2012 год руководил кафедрой русской и зарубежной литературы СВФУ.

Деятельность

Наука и образование

С 1987 года заведует кафедрой русской и зарубежной литературы, в 1978-83 гг. — заместитель декана историко-филологического факультета по учебной работе, в 1987—1988 гг. — декан историко-филологического факультета, в 1988—1992 гг. — декан филологического факультета. В 2002 году повторно был избран деканом филологического факультета. С 2009 года является проректором по гуманитарному направлению Северо-Восточного федерального университета.

В 1993 году А. А. Бурцев избран действительным членом Академии наук РС (Я). Является членом Объединенного ученого Совета по гуманитарным наукам, Уставной комиссии АН РС (Я). А. А. Бурцев осуществляет руководство аспирантами по двум специальностям: 10.01.02 — Литература народов России; 10.01.05 — Литература народов зарубежья. Ведет значительную научно-организационную деятельность в качестве заместителя председателя диссертационного Совета по защите кандидатских диссертации по специальности «Литература народов России», члена диссертационного Совета по защите докторских диссертаций по специальности «Философия». Участвовал в научных конференциях и симпозиумах в Оксфорде, Лондоне, Эдинбурге, Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Харькове, Ташкенте, Бишкеке. Его работы получили известность в США, Японии и некоторых других странах.

В работах по английской литературе осуществлено комплексное исследование генезиса, типологии и поэтики английского короткого рассказа, рассмотренного в сложной диалектической связи общих тенденций развития жанра и его особенности в творчестве ряда писателей: Стивенсона, Киплинга, Конрада, Гарди, Голсуорси, Уэллса, Джойса. Английский рассказ в его контактах с русским и французским был введен в контекст мирового литературного процесса.

Научные интересы

Начиная с 2000-х годов, обращается к широкой и сложной проблеме межлитературных связей. Разработал новую, деидеологизированную концепцию якутской литературы, опубликовал цикл статей и несколько книг по проблематике международных связей якутской литературы. Исходной концепцией становится идея целостности мировой литературы. Якутские олонхо сопоставлены с эпическими памятниками народов мира. Вершинные явления якутской литературы рассмотрены, начиная с наследия её зачинателей-классиков и кончая творчеством современных писателей. В поле зрения автора — национальное своеобразие и общечеловеческий пафос творений крупнейших представителей якутской литературы. Произведения якутских писателей анализируются на фоне русской и зарубежной литературы и вписываются в современность.

В фонды библиотек Кембриджского университета и Университета Раскин были переданы его работы посвященные якутской и английской литературе.

Цитаты

Платон Ойунский был уникальной личностью, чье наследие невозможно свести к сумме политических и социальных идей. Писатель искренне верил, что служил идеалам социальной справедливости. — Анатолий Бурцев о Платоне Ойунском.

Нельзя допустить, чтобы с нашими северными народами получилось так же, как с индейцами в США. Ведь созданные там сегодня резервации — это не что иное, как институт потребительского общества. И вся эта американская «забота», по большому счету, мнимая и абсолютно неэффективная. — О коренных народах Севера.

Труды

Автор более 200 работ по английской, американской, японской, русской, якутской литературе, в том числе монографий и цикла учебных пособий.

Некоторые труды:

• Проблема неоромантизма и развитие жанра рассказа в английской литературе конца XIX — начала XX в. Деп. в ИНИОН АН СССР, 1987. № 32215. — 90с.
• Английский рассказ конца XIX — начала XX в.: Проблемы типологии и поэтики. — Иркутск: Изд-во ИГУ, 1991. — 366с.
• На крылатом коне: якутская поэзия от А.Кулаковского до С.Тарасова. — Якутск: Сахаполиграфиздат, 1995. — 224с. В соавторстве П. В. Максимовой.
• Поэт страны незаходящего солнца: Человек и мир в творчестве М. Ефимова. — Якутск: Сахаполиграфиздат, 1997. — 40с.
• Наследие А. Кулаковского в контексте мировой литературы: Препринт. — Якутск: Изд-во ИГИ ЯНЦ, 2002. — 31с.
• Диалоги в едином пространстве мировой литературы: Международные связи якутской литературы. — Якутск: Изд-во ЯГУ, 2004. — 180с. В соавторстве с А. М. Скрябиной.
• Введение в историю якутской литературы. — Якутск: Сахаполиграфиздат, 2004. — 212с.
• Якутская литература в портретах и лицах (на английском языке). — Якутск: Сахаполиграфиздат, 2004. — 92с. В соавторстве М. А. Бурцевой.
• Yakut Literature in Portraits and Persons. — Yakutsk, 2004 — 92р. В соавторстве с М. А. Бурцевой.
• Якутская классическая литература и современность. — Якутск: Бичик, 2007. — 160 с.
• Там, где пасется Пегас… (Современная якутская поэзия). — Якутск: Бичик, 2009. — 216 с. В соавторстве с М. А. Бурцевой.
• Якутские олонхо в контексте мифологии и эпической поэзии народов Евразии. — Якутск: Сфера, 2012. — 75 с. В соавторстве с А. И. Гоголевым.
• История Егянского наслега (Үөгэн ууһа уонна нэһилиэгэ). — Дьокуускай, 2012. — 348 с. В соавторстве с Н. С. Николаевым, В. Г. Кутяркиным.
• Классики и современники. Вершинные явления и избранные лики якутской литературы. — Якутск: Сфера, 2013. — 448с.
• Шекспир и Ойунский. Связь времен и диалог культур. — Якутск: Издательский дом СВФУ, 2013. — 264с.

Награды

• «Отличник высшей школы СССР» (1990)
• «Заслуженный деятель науки РС (Я)» (2002)
• «Гражданская доблесть» (2004)
• «Почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации» (2004)
• «Орден Дружбы» (2006)
• лауреат Государственной премии РС (Я) по науке и технике (2010).

Ссылки

• [www.s-vfu.ru/universitet/rukovodstvo-i-struktura/detail.php?SECTION_ID=44&ID=111/ Проректор СВФУ Бурцев Анатолий Алексеевич]
• [cyberleninka.ru/article/n/cherty-poetiki-romana-n-e-mordinova-vesennyaya-pora/ Черты поэтики романа Н. Мординова «Весенняя пора»]

Примечания

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Бурцев, Анатолий Алексеевич

– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.