Бурэ, Лев Леонардович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бурэ Лев Леонардович
Дата рождения:

21 июня 1887(1887-06-21)

Место рождения:

Самарканд,
Российская империя

Дата смерти:

30 декабря 1943(1943-12-30) (56 лет)

Место смерти:

Самарканд, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Награды:
Внешние изображения
[www.tashkentpamyat.ru/userfiles/byre(3).jpg Памятник на могиле]

Лев (Леон) Леонардович Бурэ (18871943) — известный советский график и живописец.

Член Ассоциации художников революционной России (АХРР) с 1926 года. Сыграл значительную роль в становлении таджикской и узбекской газетно-журнальной графики.





Биография

Родился 21 июня 1887 года в Самарканде.

Учился в школе В. Н. Мешкова в Москве (1904—1905), посещал мастерскую Ф. А. Рубо в петербургской Академии художеств (1907—1912). Ha каникулы Бурэ обычно приезжал в Самарканд, где работал над этюдами вместе с туркестанскими художниками И. C. Казаковым, A. B. Исуповым и другими.

В 1911 году Бурэ представил 100 карикатурных работ на выставке в Самарканде, после чего подвергался преследованиям за критику колониальной политики России. В 1918 году он принял непосредственное участие в организации художественного училища, единственного тогда в Туркестанском крае, и до конца своей жизни занимался педагогической деятельностью.

Сотрудничал в узбекских советских газетах и журналах как карикатурист. Создал ряд политических плакатов.

Как живописец работал преимущественно над архитектурным пейзажем, во многом опираясь на традиции В. В. Верещагина («Самарканд. Регистан», 1940, Музей искусств Узбекской ССР, Ташкент).

Писал также жанровые картины («Женский клуб», 1930) и исторические («Зиндан», 1929; обе — в Республиканском музее истории, культуры и искусства Узбекской ССР, Самарканд).

Умер 30 декабря 1943 года в Самарканде, похоронен на кладбище «Центральное».

Звания и награды

  • Заслуженный деятель искусств Узбекской ССР (1939).

Напишите отзыв о статье "Бурэ, Лев Леонардович"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Бурэ, Лев Леонардович

– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.