Буссе, Фёдор Иванович

Фёдор Иванович Буссе
Дата рождения:	1794(1794)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	15 (27) декабря 1859(1859-12-27)
Научная сфера:	математик, педагог

Фёдор Ива́нович Бу́ссе (1794, Санкт-Петербург — 15 (27) декабря 1859) — русский педагог, математик, директор 3-й петербургской гимназии и автор многочисленных пособий по математике.

Биография

Фридрих (Фёдор) Буссе родился в семье лютеранского пастора Иоганна Генриха Буссе. Окончив гимназию в 1811 году, поступил в Петербургский педагогический институт, который готовил учителей средних учебных заведений, преимущественно гимназий. В последний год обучения слушал математику, чтобы получить соответствующую специализацию. По окончании института был отправлен будущим министром народного просвещения С. С. Уваровым, занимавшим в то время пост попечителя Петербургского учебного округа, за границу для ознакомления с ланкастерской системой, иначе называемой «методом взаимного обучения».

В Лондоне Буссе, получив специальный диплом в изучении метода взаимного обучения после посещения центрального училища, посещал занятия в училище доктора Белла, получив и свидетельство, что «так называемый национальный метод обучения был им изучен вполне». Затем, в Швейцарии, Фридрих Буссе посетил институт Песталоцци, в котором в то время активно разрабатывались методы начального обучения.

По возвращении в Россию, преподавал математику в учительском институте (1819—1823) и 3-й Санкт-Петербургской гимназии (с 1823), в которой был также инспектором а затем (1838—1859) директором. Его брат, Франц Иванович Буссе преподавал в гимназии русский язык и словесность (1828—1837) и арифметику (1837—1860). В 1829 году Фёдор Иванович Буссе был утверждён в звании адъюнкта.

В 1838 году у него родился сын, Теодор Фридрихович (Фёдор Фёдорович), будущий известный учёный, первый председатель Общества изучения Амурского края, первого научного общества на Дальнем Востоке России.

В начале 1850-х годов Ф. И. Буссе стал членом Учёного комитета Министерства народного просвещения по математическим наукам.

Похоронен на Смоленском лютеранском кладбище.

Педагогическая деятельность

По возвращении из Англии в Россию Буссе в 1819 году был назначен учителем математики «Второго разряда Главного педагогического института», приготовлявшего учителей уездных и приходских училищ. С преобразованием в 1823 году Главного педагогического института в гимназию^{[уточнить]} Буссе был назначен её старшим преподавателем математики. Курс математики в этой гимназии состоял из арифметики, алгебры, геометрии, тригонометрии, аналитической и начертательной геометрии со следующим распределением этих предметов по классам: арифметика в двух приготовительных классах, начало алгебры в IV, алгебра и геометрия в III, прямолинейная тригонометрия и аналитическая геометрия во II и начертательная геометрия в I классах. При объяснении главных правил арифметики Буссе применял катехитический метод, по которому ученик посредством вспомогательных вопросов должен был сам делать требуемое умозаключение.

Значительную роль при обучении арифметике Буссе отводил наглядности, используя, например, при изложении дробей их графические представления. В 1829 году, с открытием вновь в Петербурге Главного педагогического института, Буссе был назначен преподавателем математики этого института.

С 1832 года кафедрой математики в Главном педагогическом институте стал руководить М. В. Остроградский; его помощником стал Ф. И. Буссе.

Программа по математике для гимназий

В 1846 году было предложено в виде опыта ввести новое распределение уроков по математике в гимназическом курсе. На основании этого распределения была составлена директором 3-й петербургской гимназии Ф. И. Буссе первая примерная программа по математике. Исключение из гимназического курса аналитической и начертательной геометрии компенсировалось некоторым расширением курса алгебры. Тем не менее программа по алгебре 1846 года страдала отсутствием такого важного раздела, как решение неравенств 1-й и 2-й степени, а программа по геометрии — отсутствием статьи о пределах.

Программа 1846 года была первой общей для всех русских гимназий программой по математике, определявшей не только объём этой науки в общих чертах, но и указывавшей, что именно и в какой последовательности должно быть пройдено в каждом классе по арифметике, алгебре, геометрии и тригонометрии. Характерно, что в ней особое внимание было уделено решению задач и вообще приложению теории к практике.

Учебники и руководства по математике

• Руководство к преподаванию геометрии для школ военных поселений (1826)
• Руководство к учреждению школ по методе взаимного обучения. — СПб: тип. Деп. нар. просв., 1829. — [4], 76 с., 4 л. ил.
• Руководство к арифметике для употребления в уездных училищах Российской империи, изданное Департаментом народного просвещения: Ч. 1-2. — СПб: тип. Деп. нар. просв., 1829—1830. — в 2-х т.
• Руководство к геометрии для употребления в уездных училищах Российской империи. — СПб: тип. Деп. нар. просв., 1831. — [4], 147 с., 5 л. черт.
• Руководство к преподаванию арифметики для учителей, М., 1832
• Вопросы для экзаменаторов по математике; Арифметические таблицы для приходских училищ по способу взаимного обучения (1835)
• Основания геометрии — СПб: тип. Имп. Акад. наук, 1845. — [2], II, VI, 286 с., 9 л. черт.
• Первоначальные упражнения в арифметике; Сокращённые логарифмические таблицы (1858)
• Собрание арифметических задач, расположенное по Руководству к арифметике, составленному для уездных училищ. (13-е изд. — М.: тип. С. Орлова, 1874. — 144 с.: 17-е изд., испр. — СПб: тип. Деп. нар. просв., 1878. — 108 с.)

Литература

• Аничков Н. Историческая записка 50-летия 3-й петербургской гимназии. — СПб, 1873. — С. 16.
• Соловьев Д. И. 50-летие 1-й петербургской гимназии. — СПб, 1880. —С. 191—192.
• Прудников В. Е. Русские педагоги-математики 18—19 веков. — М., 1956. — С. 399—412.
• Воспоминания казенного пансионера о 3-й петербургской гимназии // «Русская школа», 1898, № 4. — С. 37—38.
• 50-летний юбилей 3-й петербургской гимназии // Журнал министерства народного просвещения, 1873, февраль. — С. 140.
• Буссе, Федор Иванович // «Энциклопедический словарь» под ред. К. К. Арсеньева. — Петербург, 1890.

Ссылки

• Буссе, Федор Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1908. — Т. 3: Бетанкур — Бякстер. — С. 509—510.

Отрывок, характеризующий Буссе, Фёдор Иванович

Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.