Бутаков, Алексей Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Иванович Бутаков
Дата рождения

19 февраля 1816(1816-02-19)

Дата смерти

28 июня 1869(1869-06-28) (53 года)

Место смерти

Швальбах

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Российский Императорский флот

Годы службы

1832-1869

Звание

контр-адмирал

Награды и премии

Алексей Иванович Бутаков 3-й (19 февраля 1816 — 28 июня 1869, Швальбах, Германия) — русский военно-морской деятель, контр-адмирал (15 октября 1867), один из первых исследователей Аральского моря.





Жизнь

Из дворянского рода Бутаковых; отец — вице-адмирал И. Н. Бутаков, служивший вместе с М. П. Лазаревым. Все 5 сыновей И. Н. Бутакова выбрали морскую карьеру, Григорий Иванович Бутаков — один из реформаторов российского флота после Крымской войны, Иван Иванович Бутаков совершил два кругосветных плавания: на транспорте «Або»[1] и на фрегате «Паллада» (последнее описано писателем И. А. Гончаровым).

После окончания Морского Кадетского корпуса в 1832 году служил на флоте, в 1840 году участвовал в плавании Кронштадт — мыс Доброй Надежды — Камчатка — мыс Горн — Кронштадт в качестве старшего офицера на транспорте «Або»[1].

В 1846 году был приглашён Ф. Ф. Беллингсгаузеном флаг-офицером на эскадру соединенных дивизий на время манёвров в Финском заливе, после которых был назначен командиром парусной шхуны «Радуга».

В 1848 году Бутаков назначен начальником экспедиции для исследования Аральского моря[2]. В Оренбурге была построена шхуна «Константин», к лету 1848 года она была доставлена в Раимское укрепление вблизи устья Сыр-Дарьи.

В экипаж шхуны в первом плавании входил находящийся в оренбургской ссылке Тарас Шевченко, принятый в экспедицию в качестве художника. К концу августа 1849 г. работы по описанию Аральского моря были завершены, проведена общая рекогносцировка Арала, сделан промер глубин, произведена полная съемка острова Барса-Кельмес, открыта и изучена группа островов Возрождения, проводились астрономические определения с организацией сети астрономических пунктов, метеорологические наблюдения, опись ледовой обстановки в зимнее время, проведен сбор образцов полезных ископаемых, переданных затем в Петербургский горный институт, и флоры. 27 января 1849 года Бутаков был принят в действительные члены Русского географического общества.

В 1850 году на основании исследований Бутакова Гидрографическим департаментом Морского министерства была издана Морская карта Аральского моря. В том же году А. И. Бутаков был командирован в Швецию для заказа 2-х судов для Аральской флотилии. В 1852 году пароходы «Перовский» и «Обручев» в разобранном виде были доставлены в укрепление Раим.

Дальнейшие исследования Аральского моря проходили одновременно с боевыми действиями по присоединению среднеазиатских государств, и Аральская флотилия принимала в них участие. В 1853 году «Перовский» участвовал во взятии кокандской крепости Ак-Мечеть. Осенью 1854 года аральская верфь была перенесена в Казалинск, в 1855 году было составлено подробное описание реки Сырдарьи на 85 км выше Ак-Мечети. Аральская военная флотилия охраняла судоходство, обеспечивала воинские перевозки, производила гидрографические работы, все пароходы и вспомогательные суда имели артиллерийское вооружение. В июне 1858 года на пароходе «Перовский» Бутаков поднялся по Аму-Дарье вверх до Кунграда. Здесь он оказывал содействие российскому посольству в Хиве, в 1859 году с десантом в 140 человек Бутаков участвовал в военных действиях у Кунграда, было проведено обследование и опись Амударьи вплоть до Нукуса.

В январе 1860 году А. И. Бутаков был командирован в Англию и США для заказа 2 пароходов, плавучего дока и баржи для Аральской флотилии. В 1862 г. пароходы «Арал» и «Сырдарья» были спущены на воду в Казалинске. В течение лета 1863 г. была проведена опись Сырдарьи от Перовска на протяжении 807 км.

В 1864 году Бутаков переехал в Петербург и продолжил службу на Балтийском море, в 1865 году назначен младшим флагманом броненосной эскадры Балтийского флота, 15 октября 1867 года произведён в чин контр-адмирала, затем командовал отрядом судов в Средиземном море.

За исследования Аральского моря он был избран почетным членом Берлинского географического общества, в 1867 году получил золотую медаль Лондонского географического общества за исследования Аральского моря и устья Амударьи.

Алексей Иванович Бутаков умер 28 июня 1869 года в Германии в Швальбахе, куда направился для лечения.

Награды

Российской империи:

Иностранных государств:

Напишите отзыв о статье "Бутаков, Алексей Иванович"

Примечания

  1. 1 2 Бутаков, Алексей Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Бутаков, Алексей Иванович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  3. </ol>

Литература

  • Дневные записки плавания А. И. Бутакова по Аральскому морю в 1848—1849 гг.
  • [memoirs.ru/files/1329Butakov.rar Бутаков А. Записки русского морского офицера во время путешествия вокруг света в 1840, 1841 и 1842 годах] // Отечественные записки, 1844. — Т. 33. — Отд. 2. — С. 1-44.
  • Морской список. Санкт-Петербург, 1866.

Ссылки

  • [www.turinfo.ru/articles/putyeshyestvyenniki/aleksey-butakov---moryak-i-puteshestvennik,-gidrograf,-kontr-admiral/ Алексей Бутаков — моряк и путешественник, гидрограф, контр-адмирал]

Отрывок, характеризующий Бутаков, Алексей Иванович

Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.