Бутусов, Юрий Николаевич
Поделись знанием:
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
| Юрий Бутусов | |
 Юрий Бутусов на генеральном прогоне спектакля «Король Лир» | |
| Имя при рождении: |
Юрий Николаевич Бутусов |
|---|---|
| Профессия: | |
| Годы активности: | |
| Театр: |
Санкт-Петербургский академический театр имени Ленсовета; Театр «Сатирикон» имени Аркадия Райкина |
| Награды: |
|
Юрий Николаевич Бутусов (24 сентября 1961, Гатчина, Ленинградская область) — российский театральный режиссёр. Главный режиссёр Санкт-Петербургского академического театра имени Ленсовета (c 18 февраля 2011 года).
Содержание
Биография
Родился в Гатчине Ленинградской области 24 сентября 1961 года. Окончил Кораблестроительный институт (ЛКИ). Некоторое время проработав по специальности, пробовал себя в разных профессиях, серьёзно занимался конным спортом. В 1996 году окончил режиссёрский факультет Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства (мастерская профессора И. Б. Малочевской). С 1996 года по приглашению В. Пази работал режиссёром в Театре Ленсовета (Открытый театр).
Бутусов обратил на себя внимание уже студенческими работами — «Женитьба» Н. Гоголя (1995) и «Парадоксалист» по «Запискам из подполья» Ф. Достоевского (1996). Дипломная работа «В ожидании Годо» С. Беккета, выпущенная в Театре на Крюковом канале (1996), сделала Бутусова знаменитым: получила сразу две премии на фестивале «Золотая Маска» и была отмечена высшим призом за режиссуру на петербургском фестивале «Рождественский парад». В спектакле играли Константин Хабенский, Михаил Пореченков, Михаил Трухин (заменил Олег Федоров) и Андрей Зибров, с которыми Юрий Бутусов впоследствии сделал еще несколько спектаклей («Войцек», «Калигула», «Клоп», «Смерть Тарелкина», «Гамлет»). Говоря о работе в Театре Ленсовета, режиссёр отметил, что там ему «удалось создать внутри свой театр». Вторым своим «еще одним домом» он называет театр Сатирикон.
В 2002 году он был приглашен туда Константином Райкиным. Первой его постановкой стала пьеса Эжена Ионеско «Макбетт». Актеры, с которыми он начинал работать в этом спектакле, почти в том же составе продолжают работать с ним и сейчас. В 2011 году Юрий Бутусов стал лауреатом премии «Золотая Маска» в номинации «Драма / Работа режиссёра» за спектакль «Чайка» по одноименной пьесе А. Чехова.
Прекратив с 2004 года свою режиссёрскую деятельность в Театре Ленсовета, Юрий Бутусов возвращается в этот театр в феврале 2011 года в качестве главного режиссёра театра, где после долгого перерыва ставит преимущественно с молодой частью труппы спектакль «Макбет. Кино» по пьесе Шекспира «Макбет». Постановки последних сезонов — «Все мы прекрасные люди» по пьесе И. Тургенева «Месяц в деревне», «Три сестры» А. Чехова. В репертуар театра включён спектакль «LIEBE. Schiller» по мотивам пьесы Ф. Шиллера «Разбойники», который вырос из студенческой работы режиссёрского курса Сергея Женовача в РУТИ—ГИТИС, где Юрий Бутусов преподает.
Спектакли
- 1995 — «Женитьба» Н. Гоголя / Студенческая работа
- 1996 — «Парадоксалист» по «Запискам из подполья» Ф. Достоевского / Студенческая работа
- 1996 — «В ожидании Годо» С. Беккета / Дипломный спектакль, поставленный в Театре «На Крюковом канале»
- 1997 — «Войцек» Г. Бюхнера / Театр им. Ленсовета
- 1997 — «В ожидании Годо» С. Беккета. Восстановлен / Театре им. Ленсовета
- 1997 — «Сторож» Г. Пинтера / Театр «На Литейном»
- 1998 — «Калигула» А. Камю / Театр им. Ленсовета
- 2000 — «Клоп» В. Маяковского / Театр им. Ленсовета
- 2001 — «Смерть Тарелкина» А. Сухово-Кобылина / Театр им. Ленсовета
- 2002 — «Старший сын» А. Вампилова / Театр им. Ленсовета
- 2002 — «Вор» В. Мысливского / Театр им. Ленсовета
- 2002 — «Макбетт» Э. Ионеско / Театр «Сатирикон»
- 2002 — «Войцек» Г. Бюхнера / В Южной Корее
- 2004 — «Воскресение. Супер» братьев Пресняковых / Московский театр-студия под руководством Олега Табакова
- 2004 — «Ричард III» У. Шекспира / Театр «Сатирикон»
- 2004 — «Войцек» Г. Бюхнера. Новая редакция / Театр им. Ленсовета
- 2005 — «Гамлет» Шекспира / МХТ им. А. П. Чехова
- 2005 — «Преступление и наказание» Ф. Достоевского / Hålogaland Teater (Норвегия).
- 2006 — «Король Лир» У. Шекспира / Театр «Сатирикон»
- 2007 — «Ромео и Джульетта» У. Шекспира / Hålogaland Teater (Норвегия)
- 2008 — «Человек = Человек» по пьесе Б. Брехта «Что тот солдат, что этот» / Александринский театр
- 2008 — «Чайка» А. Чехова / В Южной Корее
- 2009 — «Иванов» А. Чехова / МХТ им. А. П. Чехова
- 2010 — «Мера за меру» У. Шекспира / Театр имени Евг. Вахтангова
- 2011 — «Чайка» А. Чехова / Театр «Сатирикон»
- 2012 — «Утиная охота» А. Вампилова / Национальный театр им. И. Вазова (София, Болгария)
- 2012 — «Макбет. Кино» по пьесе У. Шекспира «Макбет» / Театр им. Ленсовета
- 2013 — «Добрый человек из Сезуана»[1] Б. Брехта / Театр имени Пушкина
- 2013 — «LIEBE. Schiller» по пьесе Ф. Шиллера «Разбойники» / Театр «ГИТИС» / Театр им. Вл. Маяковского
- 2013 — «Отелло» по одноименной пьесе У. Шекспира / Театр «Сатирикон»
- 2013 — «Все мы прекрасные люди» по пьесе И. Тургенева «Месяц в деревне» / Театр им. Ленсовета
- 2014 — «Три сестры» А. Чехова / Театр им. Ленсовета
- 2014 — «Кабаре. Брехт» / Театр им. Ленсовета
- 2015 — «Бег» М. Булгаков / Театр имени Евг. Вахтангова
- 2015 — «Город. Женитьба. Гоголь» Н. В. Гоголь / Театр им. Ленсовета
- 2016 — «Сон об осени» Ю. Фоссе / Театр им. Ленсовета
Награды
- Российская национальная театральная премия «Золотая Маска».
- Высшая театральная премия Санкт-Петербурга «Золотой Софит».
- Театральная премия им. К. С. Станиславского.
- Театральная премия «Чайка».
Напишите отзыв о статье "Бутусов, Юрий Николаевич"
Примечания
- ↑ [teatrpushkin.ru/plays/dobryy-chelovek-iz-sezuana «Добрый человек из Сезуана» на сайте Театра имени Пушкина]
Ссылки
- [teatrpushkin.ru/people/butusov-yuriy-nikolaevich Юрий Бутусов на сайте Театра имени Пушкина]
- [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/BUTUSOV_YURI_NIKOLAEVICH.html Юрий Бутусов на сайте «Кругосвет»]
- [www.goldenmask.ru/pers.php?id=12 Юрий Бутусов на сайте «Золотой Маски»]
- [theatre-lensoveta.ru/persony/avtory-spektaklej/rezhissery/yurij-butusov/ Юрий Бутусов на сайте Театра имени Ленсовета]
Литература
- Егошина О. Я останусь человеком из Питера // Новые Известия. — 2008. — 18 сент.
- Шимадина М. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=635910 Тень мента Гамлета] // Коммерсантъ. — 2005. — 16 дек.
- Ситковский Г. [www.gzt.ru/topnews/culture/-richardd-nasledoval-makbettu-/34862.html Ричардд наследовал Макбетту] // Газета. — 2004. —1 марта.
- Алексеева М. [scepsis.ru/library/id_2581.html Гнуть Брехта в любую сторону?] // «Скепсис»
- Гайдин Б. Н. [world-shake.ru/ru/Encyclopaedia/4375.html Бутусов Юрий Николаевич]. Электронная энциклопедия «Мир Шекспира» (2012). Проверено 21 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CLS7Qjdq Архивировано из первоисточника 21 ноября 2012].
Отрывок, характеризующий Бутусов, Юрий Николаевич
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
