Эриванский 13-й гренадерский полк
Поделись знанием:
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
(перенаправлено с «Бутырский полк»)
| 13-й лейб-гренадерский Эриванский Царя Михаила Феодоровича полк | |
 Полковой нагрудный знак | |
| Годы существования |
1642—1918 |
|---|---|
| Страна | |
| Входит в |
Кавказская гренадерская дивизия (1-й Кавказский армейский корпус, Кавказский военный округ) |
| Дислокация |
урочище Манглиси Тифлисского уезда |
| Участие в |
подавление Медного бунтна (1662) |
| Знаки отличия |
|
| Командиры | |
| Известные командиры | |
13-й лейб-гренадерский Эриванский Царя Михаила Феодоровича полк — старейший и наиболее титулованный полк Русской Императорской армии.
Содержание
История
- 1642 — По указу царя Михаила Фёдоровича из числа московских стрельцов сформирован регулярный полк иноземного строя в составе 52 рот по 100 человек в каждой, названный 2-м Московским выборным полком солдатского строя.
В 1642 году сформировано два «выборных» (то есть отборных) полка из московских слобожан и стрелецких детей — Первомосковский и Бутырский. Полкам этим суждено было явиться связующим звеном старой московской и новой петровской армий — символ единства и нераздельности Русской Армии.— Керсновский А. А. История русской армии[1].
- В 1657 году разместился в Бутырской слободе Москвы. На этот момент все офицеры, кроме полковника (М. О. Кровкова, которого П. О. Бобровский называет обрусевшим датчанином) были русскими.
- Во второй половине XVII века в случае войны полк развёртывался в 2—3, иногда 4—5 полков (каждая до 10 рот). В этом случае число рот могло увеличиваться 60-ти (при этом численность полка достигала 10 400—12 000 человек), а полком командовал генерал или генерал-поручик.
- Весна 1662 — Участвовал в подавлении народного мятежа в Коломенском.
- 20 июня — 30 сентября 1676 — Участвовал в 1-м Чигиринском походе.
- 1678 — Участвовал во 2-м Чигиринском походе:
- 3 августа 1678 — Участвовал в сражении на р. Тясмине.
- 1679 — Поход в Киев для защиты города от турок.
- 1682 года — наименован Бутырским (по слободе). Это был старейший из всех регулярных полков России, который вместе с Лефортовским полком послужил Петру I образцом для составления потешных полков.
В Бутырском полку число офицеров простиралось до 43, а нижних чинов до 1200. Солдаты поселились в Бутырской слободе в устроенных от казны дворах, и им было предоставлено право на отведенной земле разводить огороды, заниматься различными промыслами, держать лавки и другие торговые заведения, не платя торговых пошлин. Они получали, сверх того, жалованье и провиант из казны, но были обязаны служить, обучаться немецкому строю и стрельбе из мушкетов, держать городские караулы вместе со стрельцами и участвовать в торжественных встречах и церемониях.— Кондратьев И. К. Седая старина Москвы[2].
- 1687 — назван по шефу — Гордоновым.
- 1689 — полк первым встал на сторону Петра I во время бунта Шакловитого.
- 1700 — при устройстве регулярной армии поступил в число пехотных полков «генеральства» А. И. Репнина и стал называться Бутырским пехотным полком.
- 16 февраля 1727 — назван 2-м Московским; 25 апреля — вновь Бутырским пехотным.
- 25 апреля 1762 — назван пехотным генерала Лопухина; 5 июля повеление это отменено.
- 7 ноября 1800 — Шефский батальон участвовал в сражении на реке Иори.
- 7 мая 1786 — Бутырский пехотный полк расформирован, батальоны его составили 1-й и 2-й батальоны Кубанского егерского корпуса.
- 29 ноября 1796 — из Кубанского егерского корпуса (состоявшего из 4 батальонов — двух бывших Бутырского и двух Селенгинского полков) повелено было сформировать в составе 5-ти рот 18-й Егерский батальон; повеление это не приведено было ещё в исполнение, как последовало 17 мая 1797 новое высочайшее повеление об образовании двухбатальонного полка, наименованного 18-м Егерским.
- 31 октября 1798 — назван Егерским генерал-майора Лазарева полком.
- 1804—1813 — Война с Персией:
- 3 января 1804 — Штурм крепости Гянджи.
- 24 июня — 28 июля 1805 — Поход егерей под командованием Карягина.
- 13 июня 1806 — Сражение в Ханашинском ущелье.
- 15 июня 1810 — Штурм укрепления Мигры.
- 6 июля 1810 — Разгром персов на реке Аракс.
- 19 — 20 октября 1812 — Асландузское сражение.
- 31 декабря 1812 — Штурм Ленкорани.
- 29 марта 1801 — назван 17-м Егерским полком.
- 12 февраля 1816 — за отличие переименован в 7-й Карабинерный полк.
Из егерских полков, так как 17-й оказался всех более отличных подвигов против неприятеля в здешнем краю, то оный на основании вышеупомянутого Высочайшего повеления производится в гренадерские и именоваться ему впредь 7-мым Карабинерным.— Из Высочайшего указа.
- 1826—1828 — Персидская война:
- 27 октября 1827 — назван Эриванским карабинерным полком (за отличие при взятии Эривани).
- 1828—1829 — Русско-турецкая война:
- 23 июня 1828 — Штурм крепости Карс.
- 5, 9 августа 1828 — Ахалцихское сражение (1828).
- 20 июня 1828 — Бой у Милли-Дюзы.
- 15 августа 1828 — Штурм крепости Ахалцых.
- 2 июня 1829 — Бой у Чаборио.
- 17 июня 1829 — Бой у селения Бардуз.
- 19 июня 1829 — Сражение у селения Каянлы.
- 27 июня 1829 — Взятие Эрзерума.
- 27 сентября 1829 — Сражение у Байбурта.
- 10 августа 1829 — Эриванскому карабинерному полку вместо киверов установили ношение овчинных шапок, одной формы с установленными для гренадерских полков Отдельного Кавказского корпуса.
- 1830—1852 — Боевые действия на на Кавказе:
- 15 октября 1830 — Бой у Старых Закатал.
- 14 ноября 1830 — Штурм Старых Закатал.
- 17 ноября 1830 — Штурм селения Гимры.
- 21 июня 1844 — Штурм аула Елису.
- 26 июля — 14 сентября 1847 — Осада и штурм аула Салты.
Для многих полков русской армии Кавказ явился колыбелью их славы, а многие заслуженные полки-ветераны поддержали свою боевую, ещё с петровских времен, репутацию. Герой Полтавы — 13-й лейб-гренадерский Эриванский полк, ведущий свою родословную с 1636 года, стал здесь самым титулованным во всей русской армии, превзойдя в количестве боевых регалий полки петровской бригады — лейб-гвардии Семеновский и Преображенский. Воины-эриванцы, «сойдя дождем» в Гимры, доказали всему миру, что где «олень не пройдет, русский солдат проберется».
— Нестеров А. Из статьи к 140-летию Кавказского военного округа[3].
- 14 ноября 1850 — Эриванский карабинерный Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк.
- 1853—1856 — Крымская война:
- 2 ноября 1853 — Баяндурский бой.
- 19 ноября 1853 — Башкадыкларское сражение.
После поражения при Ахалцихе турецкое командование пыталось остановить русское наступление на сильном оборонительном рубеже у Башкадыклара. Несмотря на численное превосходство турок, уверенных в неприступности своих позиций, Бебутов смело атаковал их. Основной удар он нанес по центральной позиции турок, где располагалась батарея из 20 орудий. В критический момент боя, когда под картечным огнём русские гренадеры замедлили движение вперед, Бебутов лично повел в бой свой резерв — две роты Эриванского полка. После жаркого рукопашного боя турецкая батарея пала— Н. А. Шефов. Битвы России[4].
- 19 февраля 1855 — Лейб-карабинерный Эриванский Его Величества полк.
- 17 апреля 1856 — Лейб-гренадерский Эриванский Его Величества полк.
- 25 марта 1864 — Полку присвоен № 13 и он назван 13-м лейб-гренадерским Эриванским Его Величества.
- 20 сентября 1871 — Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Александр Александрович назначен вторым шефом полка.
- 1875 — В полк зачислен Наследник Цесаревич Николай Александрович.
- 1877—1878 — Русско-турецкая война:
- Май 1877 — Штурм крепости Ардаган.
- 13 августа 1877 — Кизил-Тапинский бой.
- 2—3 октября 1877 — Сражение на Аладжанских высотах.
- 23 октября 1877 — Сражение при Деве-Бойну.
- 31 июля 1913 — Царя Михаила Феодоровича 13-й лейб-гренадерский Эриванский Его Величества полк.
- 9 марта 1914 — 13-й лейб-гренадерский Эриванский Царя Михаила Феодоровича полк.
- 1914—1918 — Первая мировая война:
- Сентябрь 1914 — Прибыл на фронт в составе 2-го Кавказского армейского корпуса.
- 22-24 сентября 1914 — Полк перенес тяжелейшие бои, потери — 1 офицер убит, 17 ранено и контужено, убито и ранено около 500 гренадер. Наибольшие потери в 5-й роте капитана Сабеля: 54 убитых, 112 раненых, 2 лишившихся рассудка; оглушены и контужены — все. За эти бои полк получил первые боевые награды.
- 20 мая 1917 — 13-й гренадерский Эриванский полк.
- Начало 1918 — Расформирован.
Боевой путь полка в Великую войну
- 19 сентября — 19 октября 1914 — Бои в Августовских лесах.
- 21 октября — 8 ноября 1914 — Поход по Восточной Пруссии до Мазурских озёр.
- 22—29 ноября 1914 — Бои под Варшавой в районе Сохачева, Сковорода, Венец, Александрово.
- 3 декабря 1914 — 24 февраля 1915 — Оборона по р. Бзуре.
- 25 февраля — 8 мая 1915 — Оборонительные бои под Новогеоргиевском.
- 17 мая 1915 — Оборонительные бои в Галиции.
Потери полка (1914—1917)
13 лейб-гренадерский Эриванский полк (Кавказской гренадерской дивизии) выступил на войну, имея в ротах по 3—4 офицера (с командиром роты), из них 2—3 кадровых. Осенью 1914 года (август-ноябрь) полк участвовал в боях под Сувалками и Лодзинских лесах, затем занимал позиции на р. Бзуре. Под Сувалками потери офицерского состава составили 20—25 %; за Лодзинский период — 60—70 %. К февралю 1915 года на батальон оставалось 4—5 кадровых офицеров (из 10—12 кадровых офицеров, выступивших в поход).
После боёв под Праснышем (потери незначительные) полк был переброшен в Галицию; в апреле 1915 года участвовал в боях под Ярославом, а затем в течение июня и июля с непрерывными боями отходил мимо Холма на Влодаву—Кобрин. Потери офицерского состава за отход огромны; выбыло, учитывая прибывающих на пополнение офицеров не менее 1,5—2 составов начальствующих лиц. К концу лета кадровые офицеры лишь на должностях батальонных командиров.
К весне 1917 года часть раненых офицеров вернулась. Потери с осени 1916 года были незначительны (период позиционной войны). Тем не менее к началу весны на батальон приходилось всего по 1—2 кадровых офицера считая с командиром батальона. Таким образом 80—90 % кадрового офицерского состава выбыли из строя окончательно.
Шефы полка
- Кубанский егерский корпус
- 1788—1792 — генерал-майор Розенберг, Андрей Григорьевич
- 18-й (1787—1801) / 17-й (1801—1816) егерский полк
- 1797 — 19.04.1803 — генерал-майор Лазарев, Иван Петрович
- 14.05.1803 — 07.05.1807 — полковник Карягин, Павел Михайлович
- 13.08.1807 — 08.02.1811 — полковник Асеев, Афанасий Фёдорович
- 27.02.1811 — 08.06.1811 — полковник Снаксарев, Иван Афанасьевич
- 08.06.1811 — 22.06.1815 — полковник Живкович, Илья Петрович (до упразднения звания шефов)
- 14.11.1850 — 01.03.1881 — Император Александр II
- 02.03.1881 — 21.10.1894 — Император Александр III
- 02.11.1894 — 04.03.1917 — Император Николай II
Командиры полка
- 1642—1657 — полковник Альциль
- 1657—1682 — полковник, затем генерал Кровков, Матвей Осипович
- 1682—1687 — полковник Жданов, Родион
- 1685—1687 — стольник Андрей Бюст
- 1687—1699 — генерал Гордон, Пётр Иванович
- 1699—1708 — генерал А. И. Репнин
- 1699—1705 — полковник Гордон, Яков Петрович[6]
- С 1706 — подполковник, в 1709—1720 — полковник князь Сонцов-Засекин, Иван Васильевич
…
- 1762—? — полковник (впоследствии генерал-аншеф) Гротенгельм, Георгий Евстафьевич
…
- 03.08.1797 — 22.04.1799 — подполковник Лазарев, Иван Петрович
- 22.04.1799 — 8.05.1800 — подполковник Воейков, Сергей Андреевич
- 1801 — 24.01.1803 — полковник Карягин, Павел Михайлович
- 1803—1805 — майор Белавин, Константин Климович
- 03.04.1805 — 21.01.1809 — майор (с 23.04.1806 подполковник, 12.12.1807 полковник) Лисаневич, Дмитрий Тихонович
- 21.01.1809 — 14.06.1810 — полковник Котляревский, Пётр Степанович
- 1812 — майор Каменщиков И. А.
- 16.11.1814 — 22.06.1815 — полковник Парфёнов, Иван Иванович
- 22.06.1815 — 09.11.1816 — полковник Живкович, Илья Петрович
- 10.07.1816 — 11.06.1822 — подполковник Ладинский, Пётр Антонович
- 11.07.1822 — 01.07.1827 — полковник Муравьёв-Карсский, Николай Николаевич
- 21.04.1827 — 19.05.1829 — подполковник барон Фредерикс, Борис Андреевич
- 06.12.1829 — 11.10.1837 — флигель-адъютант полковник князь Дадианов, Александр Леонович
- 29.10.1837 — 02.12.1843 — полковник барон Врангель, Карл Карлович
- 02.12.1843 — 03.08.1849 — полковник Бельгард, Карл Александрович
- 03.08.1849 — 19.07.1853 — полковник князь Багратион-Мухранский, Иван Константинович
- 19.07.1853 — 08.01.1856 — полковник Моллер, Эдуард Антонович
- 08.01.1856 — 15.05.1859 — полковник Де-Саже, Фёдор Христофорович
- 03.05.1859 — 14.01.1860 — полковник Фохт, Константин Густавович
- 12.02.1860 — 08.07.1864 — полковник князь Голицын, Григорий Сергеевич
- 08.07.1864 — 24.05.1869 — полковник (с 17.04.1866 флигель-адъютант) Бюнтинг, Георгий Карлович
- 01.06.1869 — 03.12.1876 — полковник (с 20.09.1871 флигель-адъютант) Гурчин, Александр Викентьевич
- 03.12.1877 — 19.03.1878 — полковник (с 10.05.1877 флигель-адъютант) Толстой, Александр Николаевич
- 19.03.1878 — 13.08.1882 — полковник (с 29.06.1878 флигель-адъютант) Скалон, Евгений Данилович
- 24.09.1882 — 13.04.1883 — полковник Гессе, Пётр Павлович
- 18.04.1883 — 10.05.1892 — полковник Столица, Константин Акимович
- 06.07.1892 — 06.08.1894 — полковник Столица, Евгений Михайлович
- 06.08.1894 — ? — полковник Попов, Владимир Александрович
- 07.05.1901 — 21.06.1905 — полковник Вольский, Сигизмунд Викторович
- 22.08.1905 — 01.07.1906 — полковник Нейгебауэр, Иосиф Адольфович
- 04.07.1906 — 15.06.1910 — полковник Скорняков, Александр Николаевич
- 15.06.1910 — 17.04.1912 — полковник Шлиттер, Михаил Александрович
- 31.05.1912 — 07.04.1915 — Свиты Е. И. В. генерал-майор Мдивани, Захарий Асланович
- 08.04.1915 — 19.04.1915 — полковник Шаншиев, Николай Александрович
- 19.04.1915 — после 01.01.1916 — полковник Вышинский, Евгений Евгеньевич
- xx.06.1916 — xx.09.1916 — подполковник Тимченко, Николай Владимирович
- 27.09.1916 — xx.xx.1917 — полковник Мачабели, Георгий Михайлович
- 25.05.1917 — после 10.03.1918 — полковник Пильберг, Густав Карлович
Знаки отличия
- Полковое знамя Георгиевское с надписью: «За отличные подвиги при поражении 36.000 Турецкого Корпуса на Баш-Кадыклярских высотах 19 Ноября 1853 г., за отличия, оказанные в войну 1854-55 годов, за Кавказскую войну и за взятие Ардагана 4 и 5 Мая 1877 года» и «1642-1842». С Александровской юбилейной лентой. Высочайшие грамоты от 25.06.1842 г., 28.01.1854 г., 15.12.1858 г., 19.02.1868 г., 26.11.1878 г.
- Знаки на головные уборы с надписью: «За отличие». Пожалованы Эриванскому карабинерному полку 27.06.1828 г. за подвиги в русско-персидскую войну 1826-27 гг.
- Две Георгиевских трубы без надписи. Пожалованы 22.09.1830 г. Эриванскому карабинерному полку за русско-турецкую войну 1828-29 гг. Высочайшая грамота от 11.09.1832 г.
- Серебряная труба без надписи. Пожалована 22.09.1830 г. Херсонскому гренадерскому полку за русско-турецкую войну 1828-29 гг. Высочайшая грамота от 11.09.1832 г.
- Георгиевский сигнальный рожок с надписью: «За отличие при покорении Западного Кавказа в 1864 г.». Пожалован 20.07.1865 г. стрелковым ротам полка. Высочайшая грамота от 25.07.1865 г.
- Петлицы на мундиры штаб-, обер-офицеров и нижних чинов полка. Пожалованы 13.10.1878 г. за отличие в русско-турецкую войну 1877-78 гг. Высочайшая грамота от 26.11.1878 г.
Известные люди, служившие в полку
- Цесаревич Алексей.
- Цесаревич Николай.
- Великий князь Александр Михайлович.
- Великий князь Михаил Николаевич.
- Амираджибов, Михаил Кайхосрович — русский генерал, герой русско-турецкой войны 1877—1878 годов.
- Антонов, Валериан Михайлович — полковник, писатель.
- Багратион-Мухранский, Константин Александрович (1889—1915) — Князь, Георгиевский кавалер, супруг Великой княгини Татьяны Константиновны.
- Богданович, Павел Николаевич — эмигрант, создатель Национальной организации русских разведчиков
- Визиров, Алиамбар Измайлович — майор, герой Крымской войны
- Гаттенбергер, Борис Петрович — капитан, георгиевский кавалер, участник Первой мировой войны, участник Белого движения.
- Геловани, Константин Леванович — князь, российский и грузинский военачальник. Участник Русско-японской войны 1904—1905 годов; 1-й мировой войны.
- Гранитов, Владимир Владимирович—поручик,Председатель РОВС, член полкового объединения в эмиграции.
- Катенин, Павел Александрович — писатель, театрал
- Кузнецов, Александр Григорьевич — председатель Объединения лейб-гренадерского Эриванского полка. Член Союза Георгиевских кавалеров, Союза русских военных инвалидов во Франции.
- Лайдонер, Йохан — главнокомандующий эстонской армией.
- Назарбеков, Фома Иванович — главнокомандующий войсками Армянской республики в 1918—1920 годах
- Попов, Константин Сергеевич — эмигрант, писатель, автор истории Эриванского полка.
- Попович-Липовац, Иван Юрьевич — генерал Российской императорской и Черногорской армий, участника шести войн и многих восстаний, Георгиевский кавалер, поэт, путешественник, ученый-этнограф, актёр и драматург.
- Сабель, Адальберт Иванович — Герой 1-й мировой войны. Подполковник, Георгиевский кавалер.
- Солнцев, Александр Александрович — герой 1-й мировой войны. капитан.
- Роман Романович фон дер Ховен — подполковник, позже военный комендант крепости Баку, генерал-майор, Георгиевский кавалер.
- Шатилов, Павел Николаевич — генерал от инфантерии, начальник XV армейского корпуса
- Яковлев, Константин Фёдорович (?—1878) — майор, герой русско-турецкой войны 1877—1878 годов.
Источники
- ↑ Керсновский А. А. [militera.lib.ru/h/kersnovsky1/01.html История русской армии]. — М.: Эксмо, 2006. — Т. 1. — С. 15. — ISBN 5-699-18397-3.
- ↑ Кондратьев И. К. [testan.rusgor.ru/moscow/book/sedstar/7_01.html Седая старина Москвы]
- ↑ Нестеров А. [www.u-f.ru/article.php?id=452&n=73 Из статьи к 140-летию Кавказского военного округа]
- ↑ Шефов Н. А. Битвы России: энциклопедия. — М.: АСТ, 2006. — 699 с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-010649-1.
- ↑ Илл. 401. Обер-Офицер и Унтер-Офицер Лейб-Гренадерского Ереванского Его Величества полка, 7 Июля 1863. (В городской парадной форме) // Перемены в обмундировании и вооружении войск Российской Императорской армии с восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича (с дополнениями) : Составлено по Высочайшему повелению / Сост. Александр II (император российский), илл. Балашов Петр Иванович и Пиратский Карл Карлович. — СПб.: Военная типография, 1857—1881. — До 500 экз. — Тетради 1—111 : (С рисунками № 1—661). — 47×35 см.
- ↑ М. Д. Рабинович. Полки петровской армии 1698—1725. — М., 1977.
Напишите отзыв о статье "Эриванский 13-й гренадерский полк"
Литература
- Андреев А. П. [runivers.ru/lib/book4602/ Подарок солдату к 250 годовщине 13 лейб-гренадерского Эриванского (бывшего Бутырского полка) 1642—1892.] СПб., 1892. 64 стр., 1 л. илл. на сайте Руниверс
- Бобровский П. О. [www.runivers.ru/lib/book4723/ История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет (1642—1892): в 5 частях]. — СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1892—1898.
- Бобровский П. О. Проект истории 13 лейб-гренадерского Эриванского полка. Тф., 1891, 43 с, 1 л. табл.
- Гизетти А. Л. [www.runivers.ru/lib/book7657/428463/ Хроника кавказских войск: в 2-х частях] / Под ред. И. С. Чернявского. — Тф.: Тип. КГГЧК, 1896. — 598 с.
- [www.archive.org/details/leiberivantsyvve00popo Лейб-Эриванцы в Великой войне.] Материалы для истории полка в обработке полковой исторической комиссии под редакцией К. Попова. Париж, 1959. 244 с.
- Летопись временных лет 1642—1942 Бутырского, лейб-эриванского полка: юбилейный сборник. Париж—Сараево, 1942.
- Мышлаевский. Рецензия на сочинеие П. О. Бобровкого «История 13 лейб-гренадерского Эриванского полка». 7 томов. СПб., 1901. 15 с.
- Приложение к части 4-й. Истории 13-го лейб-гренадерского Эриванского… полка за 250 лет. 1642—1898. СПб., 1895. 8, 434 с.
- Шабанов Д. Ф. [www.runivers.ru/lib/book7757/ История 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка: в 3-х частях]. — Тф.: Тип. Окруж. штаба Кавк. воен. округа, 1871.
- Шабанов Д. Ф. [dlib.rsl.ru/viewer/01003545906#?page=1&view=list Краткая историческая записка о службе 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его Императорского Величества полка]. — Тф.: Тип. Окруж. штаба Кавк. воен. округа, 1875. — 89 с.
- Шабанов Д. Ф. [dlib.rsl.ru/viewer/01003546665#?page=2&view=list Описание боевой жизни в минувшую войну 1877—1878 годов 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка]. — Тф.: Тип. штаба Кавк. воен. округа, 1881. — 201 с.
- Шервашидзе М. Л. Краткая история 13 лейб-гренадерского Эриванского полка. Слово сказанное учебной команде этого полка начальником её штабс-капитаном князем М. Шервашидзе. Тф., 1907.
- Эриванский 13-й лейб-гренадерский полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.grwar.ru/library/Chernavin-OfficerCorps/CC_01.html К вопросу об офицерском составе Старой Русской Армии к концу её существования.]
- [history.scps.ru/erivan/erivan00.htm Мартериалы по истории полка]
- [history.scps.ru/erivan/images/znak.gif Нагрудный знак]
- [www.belygorod.ru/img2/RusArmy/1862/Used/mOberOficIUnterOficLeybGrRGB.jpg Обер-офицер и унтер-офицер Лейб-Гренадерского Эриванского его величества полка (в городской парадной форме) 7 июля 1863]
- [www.belygorod.ru/img2/RusArmy/1862/Used/mRyadIOberOficLeybGrenadRGB.jpg Рядовой и обер-офицер Лейб-Гренадерских Екатеринославского и Эриванского Его Величества полков (в парадной форме) 2 апреля 1864]
Отрывок, характеризующий Эриванский 13-й гренадерский полк
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
