Дуррути, Буэнавентура

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Буэнавентура Дуррути»)
Перейти к: навигация, поиск
Буэнавентура Дуррути
исп. Buenaventura Durruti Dumange
анархо-синдикалист
Дата рождения:

14 июля 1896(1896-07-14)

Место рождения:

Королевство Испания, Леон

Гражданство:

Королевство Испания
Вторая Испанская Республика

Дата смерти:

20 ноября 1936(1936-11-20) (40 лет)

Место смерти:

Вторая Испанская Республика, Мадрид

Буэнавенту́ра Дурру́ти-и-Доми́нго (исп. Buenaventura Durruti Dumange, 14 июля 1896 — 20 ноября 1936) — общественно-политический деятель Испании, ключевая фигура анархистского движения до и в период гражданской войны в стране. Погиб во время обороны Мадрида.





Ранние годы

Дуррути родился в городе Леоне в районе Санта-Ана. Он начал работать в 14 лет на железнодорожной станции слесарем и в промывочном цехе на шахтах Маталлана-де-Торио. В 1917 году социалистический Всеобщий союз трудящихся объявил забастовку, активным и заметным членом которой был Дуррути. Правительство послало армию на подавление забастовки: было убито 70 человек и ранено более 500 рабочих. 2000 забастовщиков было посажено в тюрьму без суда и каких-либо законных процедур. Дуррути был вынужден бежать во Францию.

За границей до 1920 года Дуррути работал в Париже механиком на заводах Renault. Затем он отправился в Барселону и вступил в Национальную конфедерацию труда. В 1922 году вместе с Хуаном Гарсией Оливером, Франсиско Аскасо и другими анархистами он основал группу «Солидарные» (Los Solidarios). Члены этой группы совершили неудачную попытку взрыва короля Альфонсо XIII. В 1923 году группа организовала убийство кардинала Хуан Сольдевилла-и-Ромеро в качестве мести за убийство Сальвадора Сегуи (активиста CNT) и экспроприацию банка в Хихоне. Дуррути, Франсиско Аскасо и Оливер бежали в Аргентину, а затем в Чили. В Чили вместе с другими анархистами Дуррути организовал первую экспроприацию в стране. Налет имел своей целью достать ресурсы для освобождения товарищей, находящихся во многих тюрьмах Испании. После этого Дуррути продолжил путь по странам Европы и Латинской Америки. В Париже состоялась встреча с проживающим там в эмиграции Нестором Махно. Здесь же в 1927 он подвергается аресту и в течение нескольких лет высылается из нескольких европейских стран. Так, в 1928 году Дуррути был выслан под конвоем из Германии. В 1930 году он получит разрешение на проживание в Бельгии, где и остается на два года.

После провозглашения в Испании Второй республики Дуррути возвращается в страну 10 февраля 1932 года. Практически сразу после прибытия новые власти высылают его в испанскую Западную Африку. Снова вернуться в Каталонию помогла лишь всеобщая забастовка членов CNT. Прибыв в Барселону, Дуррути стал самым влиятельным активистом в двух крупнейших анархистских организациях в Испании на тот период — в Федерации анархистов Иберии и в CNT. Все возрастающее влияние группы Дуррути привело к расколу в CNT, в результате которого в 1931 году из организации вышла умеренная группа во главе с Анхелем Пестаньей и преобразовалась в Синдикалистскую партию. FAI участвовала в восстаниях против Второй Республики в 1932 и 1933 годах, в которых Дуррути принимал участие.

В Гражданской войне

Вместе с товарищами Дуррути помог скоординировать сопротивление мятежу военных во главе с Франсиско Франко, в результате чего были пресечены попытки генерала Годеда захватить Барселону. Участвовал в подавлении мятежа в составе своей группы «Мы» (ранее называвшейся «Солидарные»). Во время боя в Атаразанских казармах был застрелен близкий друг и товарищ Дуррути Франсиско Аскасо.

20 июля, когда мятеж в Барселоне был уже окончательно подавлен, президент Женералитата Каталонии Луис Компанис инициировал создание общекаталонского республиканского органа. На районном уровне CNT одобрила вступление в этот орган. Организация получила название Центральный комитет Антифашистской милиции Каталонии и фактически заменила собой региональное правительство.

Не желая вливаться во властную структуру, Дуррути, которому был отведен в ЦК АМК пост главы департамента транспорта, повел более 3000 вооруженных анархистов (позже ставших известных как Колонна Дуррути) из Барселоны на Сарагосу. Сарагоса была занята войсками националистов, хотя в городе среди населения были сильные анархистские настроения. После короткого, но кровопролитного боя при Каспе (в Арагоне) они остановились при Пина-де-Эбро, следуя советам начальства регулярной армии, и отложив штурм Сарагосы. Основной причиной стабилизации линии фронта на Арагонском направлении был бойкот Колонны республиканским и каталонским правительствами, в результате которого наблюдалась острая нехватка боеприпасов.

На отбитой у националистов территории шла экспроприация земель помещиков и поощрялось создание добровольных коммунальных хозяйств. Также отменялась частная собственность и в качестве идеологии устанавливался либертарный коммунизм.

В ноябре 1936 года Дуррути повел более 1800 повстанцев на Мадрид, чтобы помочь осажденным защитникам города. Его советником был Хаджи-Умар Мамсуров. Дуррути был смертельно ранен 19 ноября 1936 года во время обороны Мадрида при невыясненных обстоятельствах[1]. Он умер во временной операционной, оборудованной в здании бывшего отеля Ritz, в возрасте 40 лет. Тело Дуррути было перевезено через всю страну в Барселону. Более четверти миллиона людей вышли на улицы, чтобы сопровождать траурный кортеж до кладбища Монжуик.

Напишите отзыв о статье "Дуррути, Буэнавентура"

Примечания

  1. К. Л. [aitrus.info/node/1496 Портреты анархистов: Буэнавентура Дуррути] // Прямое действие № 23, 2003 г. С. 25

Ссылки

  • [www.a-read.narod.ru/vibitfascism.pdf Дуррути о борьбе против фашизма] // Выбить фашизм: анархистский антифашизм в теории и на практике. / Предисл. В. Тупикина. Под ред. А. Ки. — СПб.: Реноме, 2009. — ISBN 978-5-904045-40-1
  • [www.dspa.info/content/view/483/114/ Вспомним Дуррути]
  • К. Л. [aitrus.info/node/1496 Портреты анархистов: Буэнавентура Дуррути] // Прямое действие № 23, 2003. — С. 22-25.
  • Франсиско Пикерас. [www.kras.fatal.ru/friendsofdurruti.htm Манифест «Друзей Дурутти»]

Шаблон:Анархизм

Отрывок, характеризующий Дуррути, Буэнавентура

В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить: