Буянский, Николай Николаевич

Николай Николаевич Буянский
Дата рождения	19 мая 1901(1901-05-19)
Место рождения	станция Платоновка, Тамбовский уезд, Тамбовская губерния, Российская империя
Дата смерти	2 мая 1953(1953-05-02) (51 год)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1922—1953
Звание	Генерал-лейтенант авиации
Командовал	23-я тяжёлая бомбардировочная авиаэскадрилья 7-й тяжёлый бомбардировочный авиационный полк 48-я дальнебомбардировочная авиационная дивизия 3-я резервная авиационная группа Волховского фронта 1-я ударная авиационная группа СВГК 280-я бомбардировочная авиационная дивизия 8-й авиационный корпус дальнего действия 2-й гвардейский бомбардировочный авиационный корпус
Сражения/войны	Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Николаевич Буянский (19 мая 1901 года, станция Платоновка, Тамбовская губерния — 2 мая 1953 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант авиации (19 августа 1944 года).

Начальная биография

Николай Николаевич Буянский родился 19 мая 1901 года на станции Платоновка (ныне — Рассказовского района Тамбовской области).

Военная служба

Довоенное время

В августе 1922 года был призван в ряды РККА и направлен красноармейцем в отдельную роту связи в составе 32-й стрелковой дивизии (Приволжский военный округ), в октябре был назначен на должность начальника отделения отдельной роты связи 16-го стрелкового корпуса.

В июне 1923 года Буянский был направлен на учёбу в Егорьевскую, а затем в Киевскую школу Красного Воздушного Флота, в сентябре 1924 года — в Ленинградскую военно-теоретическую школу ВВС РККА, а в мае 1925 года — в 1-ю военную школу лётчиков имени А. Ф. Мясникова. После окончания обучения в октябре 1927 года служил в этой же авиационной школе на должностях инструктора-лётчика и старшего инструктора-лётчика. В сентябре 1928 года был назначен на должность инструктора-лётчика Объединённой военной школы лётчиков и авиатехников Приволжского военного округа, в январе 1931 года — на должность командира звена и временно исполняющего должность командира авиаотряда 7-й военной школы летчиков этого же округа, а в апреле 1933 года — на должность командира авиаотряда 24-й тяжёлой бомбардировочной авиаэскадрильи Ленинградского военного округа.

В октябре 1933 года Буянский был направлен на учёбу в Военно-воздушную академию РККА имени профессора Н. Е. Жуковского, а затем в Высшую лётно-тактическую школу ВВС РККА в Липецке, после окончания которой в январе 1935 года был назначен на должность командира 23-й тяжёлой бомбардировочной авиаэскадрильи ВВС Московского военного округа, в июне 1938 года — на должность командира 7-го тяжёлого бомбардировочного авиационного полка в составе 2-й авиационной армии особого назначения, после чего принимал участие в ходе советско-финской войны.

В августе 1940 года Николай Николаевич Буянский был назначен на должность командира 48-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии в составе Орловского военного округа, а в ноябре был направлен на учёбу на курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при Военной академии РККА имени М. В. Фрунзе.

Великая Отечественная война

С началом войны Буянский был вновь назначен на должность командира 48-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии, которая, находясь на Западном фронте, за первых два месяца войны совершила около 500 боевых вылетов, из них около 80 — ночных. В ходе этих вылетов дивизия сбила 52 самолёта противника.

В августе 1941 года Буянский был назначен на должность заместителя командующего 1-й резервной авиационной группы, действовавшей по колоннам танков и мотопехоты 2-й танковой группы под командованием генерала Гудериана в районах Новгород-Северского, Шостки, Глухова и Конотопа.

В октябре 1941 года был назначен на должность заместителя командующего ВВС Калининского фронта, в январе 1942 года — на должность командующего 3-й резервной авиационной группой Волховского фронта, в июле — на должность командующего 1-й ударной авиационной группой Ставки Верховного Главнокомандования, а с августа того же года исполнял должность командира 280-й бомбардировочной авиационной дивизии Волховского фронта, принимавшей участие в прорыве блокады Ленинграда.

В июле 1943 года Буянский был назначен на должность командира 8-го авиационного корпуса дальнего действия, который действовал, нанося удары с воздуха по железнодорожным узлам, портам Риги, Мемеля, Кёнигсберга, Хельсинки и Будапешта, а также по военно-промышленным объектам Норвегии и Финляндии.

В декабре 1944 года был назначен на должность заместителя командующего 18-й воздушной армией.

Послевоенная карьера

После окончания войны Буянский был назначен на должность командира 2-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса.

В 1948 году был направлен на учёбу на авиационный факультет Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которого в 1950 году был назначен на должность генерал-инспектора Инспекции бомбардировочной авиации Главной инспекции Советской Армии.

Генерал-лейтенант авиации Николай Николаевич Буянский умер 2 мая 1953 года в Москве.

Награды

• Орден Ленина (1947)
• Три ордена Красного Знамени (22.02.1941, 23.11.1942, 03.11.1944)
• Орден Суворова 2 степени (18.08.1945)
• Медали.

Воинские звания

• Генерал-майор авиации (30 апреля 1943 года);
• Генерал-лейтенант авиации (19 августа 1944 года).

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 364—366. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Буянский, Николай Николаевич

– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».