Кришнаизм

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бхагавата»)
Перейти к: навигация, поиск
О религиозной организации см. Международное общество сознания Кришны.

Кришнаи́зм — термин, которым называют группу религиозных течений внутри вайшнавизма, основанных на поклонении Кришне. Термин «кришнаизм» преимущественно используется для описания культа Кришны в рамках вайшнавизма, тогда как термином «вайшнавизм» или «вишнуизм» также называют традиции индуизма, основанные на поклонении Вишну[1]. В русском языке термин «кришнаизм» часто используется в более узком значении: им называют гаудия-вайшнавизм — одну из традиций кришнаизма, основоположником которой был индуистский святой и реформатор Чайтанья (1486—1533).

Кришнаизм базируется на таких индуистских текстах, как «Бхагавата-пурана» и «Бхагавад-гита». По мнению учёных, самая ранняя форма кришнаизма возникла в период, предшествовавший началу распространения буддизма в Индии[2]. Это был культ Кришны-Васудевы, достигший своего расцвета в регионе Матхуры за несколько веков до н. э. Второй по значимости и времени появления традицией кришнаизма считается культ пастушка Говинды или Гопалы. Позже получил распространение культ Балы-Кришны — поклонение Кришне как божественному ребёнку. Новейшим элементом кришнаизма принято считать культ Радхи-Кришны — поклонение Кришне как возлюбленному пастушек гопи, среди которых особое положение занимает Радха, почитаемая как женская ипостась Кришны.

Первые попытки проповеди культа Кришны на Западе были предприняты в 1900-е годы в США Преманандой Бхарати и в 1930-е годы в Европе учениками Бхактисиддханты Сарасвати из Гаудия-матха. Кришнаизм приобрёл значительное количество последователей за пределами Индии только во второй половине XX века, в основном благодаря проповеднической деятельности гаудия-вайшнавского гуру Бхактиведанты Свами Прабхупады и основанной им религиозной организации «Международное общество сознания Кришны»[3].





Определение

Многие называют кришнаизм более общим термином вайшнавизм, который ассоциируется с Вишну. Вайшнавизм — это монотеистическая традиция, иногда называемая «полиморфическим монотеизмом» в котором множество ипостасей изначального Бога, единой божественной сущности, принимают различные формы. В кришнаизме изначальной ипостасью Бога считается Кришна. В традициях кришнаизма, отношения между Кришной и его преданными гораздо более близкие и интимные в сравнении с традициями вайшнавизма, основным объектом поклонения в которых является четырёхрукий Нараяна или Вишну[4].

Внутри вайшнавизма заметна значительная разница между кришнаизмом и остальными течениями, в которых Вишну принимается как Верховный Господь, воплотившийся на земле как Кришна, тогда как в кришнаизме Кришне поклоняются как сваям-бхагавану или «изначальной верховной ипостаси Бога», одной из экспансий которого является Вишну. Некоторыми учёными кришнаизм рассматривается как одна из ранних попыток сделать философский индуизм привлекательным для масс[5].

Наиболее распространённая в современном индуизме форма кришнаизма — гаудия-вайшнавизм — возникла в начале XVI века в Бенгалии. Основоположником этой традиции выступил бенгальский святой и религиозный реформатор Чайтанья. Значительным событием в истории как гаудия-вайшнавизма, так и кришнаизма в целом, стало основание Бхактиведантой Свами Прабхупадой в 1966 году Международного общества сознания Кришны[6].

Объект поклонения

Основным объектом поклонения в кришнаизме является Кришна. Описывается, что у Кришны тёмная кожа, подобно цвету грозовой тучи. Его изображают как мальчика-пастушка, играющего на флейте или как юношу-принца, дающего философские наставления в «Бхагавад-гите»[7]. Существуют определённые различия в понимании личности и деяний Кришны между различными индуистскими традициями, каждая из которых даёт свою трактовку священных текстов. Однако существует и ряд аспектов, общих для всех направлений индуизма[8].

Кришна и истории, связанные с ним, играют важную роль в разных философских и богословских традициях индуизма, приверженцы которых верят в то, что Бог является для своих преданных в самых различных формах, в зависимости от того, как они желают видеть Его и поклоняться Ему. К этим формам или ипостасям принадлежат аватары Кришны, описываемые в различных священных текстах вайшнавизма. Однако формы Кришны не ограничиваются аватарами, — говорится, что экспансии сваям-бхагавана неисчислимы и не поддаются описанию в ограниченных рамках писаний какой-либо религиозной традиции[9][10].

История

Ранние исторические свидетельства

В ранней санскритской ведийской литературе имя «Кришна» упоминается много раз[11]. Так, в древнейшем памятнике ведийской литературы «Риг-веде», Кришна — это могучий предводитель племени, с которым сражается и которого убивает Индра[12]. Однако, из-за криптической природы Вед, это место «Риг-веды» допускает несколько толкований и многие учёные склонны переводить слово «кришна» в контексте «Риг-веды» просто как «чёрный»[12][13]. Некоторые исследователи полагают, что ригведийский Кришна тождественен фигуре Кришны, описанной в более поздних произведениях санскритской литературы, или олицетворяет фигуру «протокришны»[12][14]. Одним из сторонников такой интерпретации был Рамакришна Гопал Бхандаркар, который считал, что кришна-драпсаха в «Риг-веде» (VIII.96.13) является упоминанием о Кришне[15]. Сарвепалли Радхакришнан также признавал возможным отождествление ригведийского Кришны с Кришной пураническим. В своём труде «Индийская философия» он писал: «В поздних Пуранах говорится о вражде Кришны с Индрой. Возможно, что Кришна — это бог пастушеского племени, которое было покорено Индрой в эпоху „Риг-веды“, хотя в период „Бхагавад-гиты“ он значительно восстановил и усилил утраченные позиции, отождествившись с Васудевой из бхагаваты и Вишну вайшнавизма».

Вайшнавские комментаторы Вед указывают на некоторые места в «Риг-веде», которые говорят о существовании в ведийский период культа Вишну как «божественного пастуха»: «Я видел пастуха. Он никогда не утратит Своего положения. Иногда Он близок, иногда — далёк. Он бродит разными путями. Он друг, украшенный разнообразными одеждами. Он снова и снова приходит в этот мир» (I.164.31). «Я желаю пойти в Ваши прекрасные дома, где блуждают коровы с огромными рогами. Так являет себя высшая обитель Вишну, Того, кого прославляют повсюду» (I.154.6).

Одно из наиболее ранних и менее спорных[14] упоминаний о Кришне можно обнаружить в примыкающей к «Сама-веде» «Чхандогья-упанишаде» (3.17.6), которая, по мнению учёных, была написана в VIII веке до н. э.[11][16] Кришна упоминается там как «сын Деваки» (Девакипутра) учителем которого был «Гхора, сын Ангирасы».[16][17] Именем Ангирасы была названа «Атхарва-веда», также известная как «Ангираса-самхита»[17][18][19]. Многие исследователи указывают на то, что по своему содержанию эта Упанишада очень близка к «Бхагавад-гите»[16][17].

В «Нирукте» (VI — V век до н. э.), древнеиндийском трактате по санскритской этимологии авторства Яски, упоминается сокровище шьямантака, находившееся во владении Акруры — мотив известной пуранической истории из жизни Кришны[14]. Санскритский грамматик Панини, предположительно живший в V—IV веках до н. э., в своём классическом труде «Аштадхьяи» (4.3.98) объясняет значение слова васудевака как «преданный (бхакта) Васудевы»[14]. Там же он упоминает Арджуну, из чего был сделан вывод о том, что говорит он именно о Кришне-Васудеве[20]. В «Баудаяна-дхарма-сутре», датируемой IV веком до н. э., содержатся молитвы Вишну, в которых используются 12 имён, в том числе такие как Кешава, Говинда и Дамодара, традиционно ассоциируемые с Кришной или Вишну в форме Кришны[14]. Упоминание этих имён свидетельствует о том, что в период составления текста Кришне поклонялись как одной из форм Бога, а его авторы были знакомы с историями о Кришне из более поздних памятников санскритской литературы, таких как Пураны[21]. О том же свидетельствуют упоминания о Кришне-Васудеве в «Артха-шастре» — политическом трактате авторства Каутильи, составленном примерно в тот же период (IV век до н. э.)[21] В гаятри-мантре из «Маханараяна-упанишады» (являющейся частью «Тайттирия-араньяки» 10.1.6 и записанной не позднее III века до н. э.) Васудева отождествляется с Нараяной и Вишну[21][22]. Кришна также ассоциируется с Вишну в «Шатапатха-брахмане»[22]. В период создания поздней редакции «Махабхараты», дошедшей до наших дней, Кришна-Васудева рассматривался как аватара Вишну или как Верховный Бог[18]. О Кришне говорится как о Боге и он ассоциируется с Вишну также и в таких более поздних Упанишадах, как «Нараянатхарваширша-упанишада» и «Атмабодха-упанишада»[18].

Другим важным древним источником, в котором упоминается Кришна, является «Махабхашья» Патанджали, предположительно написанная во II веке до н. э. и представляющая собой комментарий к этимологическому словарю «Нирукта»[23]. В своём комментарии (3.1.26) Патанджали упоминает драматические спектакли «Кришна-камсопачарам», в которых разыгрывалась история убийства Кришной демонического царя Камсы (камсавадха), — один из наиболее значительных эпизодов из жизни Кришны[23][24]. Патанджали утверждает, что история эта случилась «очень давно».[23] В комментарии Патанджали содержится целый ряд других упоминаний Кришны и связанных с ним фигур, известных из более поздних пуранических источников[23]. Например, в одном из стихов говорится: «Пусть же сила Кришны, находящегося в обществе Санкаршаны, возрастает!»[25], а в другом: «Джанардана с собой как четвёртый»[25]. Возможно, здесь имеется в виду Кришна-Васудева и три его основные экспансии: Санкаршана, Прадьюмна и Анируддха[25][26]. Самого Кришну-Васудеву Патанджали называет «Богом богов»[20]. В одном из текстов, Патанджали говорит о музыкальных инструментах, на которых играют во время богослужений в храмах Рамы и Кешавы[24]. Рама, в данном контексте, — это старший брат Кришны Баларама, которого в найденных археологами надписях, а также в литературных источниках этого периода упоминают под именем Санкаршана[25]; Кешава — это другое имя Кришны[25].

В конце IV века до н. э., Мегасфен, служивший древнегреческим послом при дворе Чандрагупты Маурьи, написал книгу «Индика[la]», которая не сохранилась, но обширно цитируется древними классическими авторами. Согласно Арриану, Диодору Сицилийскому и Страбону, Мегасфен говорит в ней о племени Соурасеноев (Шурасенов, одной из ветвей племени Ядавов, в котором родился Кришна), проживавшем в регионе Матхуры и поклонявшемся пастушескому богу Гераклу[23]. Принято считать, что именем «Геракл» Мегасфен называл Кришну[24][27]. Подобное отождествление в основном базируется на упоминаемых Мегасфеном географических местах (таких как Матхура, Вриндавана[24] и Ямуна) и большом сходстве между героическими деяниями Кришны и Геракла[28][27]. В частности, Мегасфен говорит, что Геракл странствовал и убивал различных демонов и у него было много жён[27]. К тому же, для древнегреческих авторов было характерно называть богов иноземных традиций именами божеств греческого пантеона[23]. Древнеримский историк Квинт Курций Руф, живший в I веке н. э., также описывает, что во время сражения Александра Македонского с пенджабским раджей Пором, войска последнего шли в атаку со знаменем, на котором был изображён «Геракл»[23].

О существовании культа Кришны за несколько веков до н. э. также свидетельствуют ранние буддийские источники. В «Ниддесе», одной из книг Палийского канона датируемой IV веком до н. э., говорится в несколько уничижительной форме о тех, кто поклоняется Васудеве и Баладеве (брату Кришны)[29]. Кришна и различные персонажи из историй о нём в несколько искажённой форме присутствуют в «Джатаках», — одном из важнейших памятников повествовательной литературы буддизма[30]. В период 180—165 годов до н. э., греко-бактрийский царь Агафокл, правивший империей, занимавшей значительную часть полуострова Индостан, отчеканил монеты с изображением Кришны и его брата Баларамы[31]. Монеты Агафокла считаются самым древним сохранившимся изображением Кришны[31].

Самым ранним археологическим свидетельством существования культа Кришны является надпись на колонне Гелиодора в Беснагаре, на северо-западе индийского штата Мадхья-Прадеш[30]. Эта колонна, посвящённая божественной птице Гаруде, носителю Вишну и Кришны, была воздвигнута в конце II века до н. э. греком Гелиодором — послом Индо-греческого царства[30]. Надпись состоит из двух частей, вторая её часть сохранилась только частично. Первая часть надписи гласит:

Эта колонна Гаруды была воздвигнута для Бога богов Васудевы, бхагаватой Гелиодором, сыном Диона и уроженцем Таксилы, прибывшем в качестве посла от великого греческого царя Антиалкида к царю-спасителю Касипутре Бхагабхадре, находящемуся в благоденствии на 14-м году своего правления…[32]

Надпись свидетельствует о том, что иностранец, грек Гелиодор, обратился в кришнаизм ещё во II веке до н. э.[30][33][34] Гелиодор называет себя бхагаватой — преданным Кришны-Васудевы[30]. То, что в кришнаизм обратился такой высокопоставленный и могущественный деятель, как посол Индо-греческого царства, свидетельствует о том, что в этот период в данном регионе индийского субконтинента кришнаизм успел пустить глубокие корни[30]. Некоторые учёные, такие как А. Л. Бэшем и Томас Хопкинс, полагают, что Гелиодор был не единственным иностранцем, принявшим кришнаизм. Хопкинс утверждает: «Можно предположить, что Гелиодор был не единственным чужеземцем, обратившимся в вайшавизм, хотя он, возможно, был единственным, воздвигшим колонну, по крайней мере колонну сохранившуюся до наших дней. Вне всяких сомнений, было много и других»[33].

Кроме колонны Гелиодора, на территории полуострова Индостан был найден ряд других надписей с упоминанием Кришны-Васудевы, относящихся к периоду до н. э. и сделанных индийскими последователями традиции кришнаизма[30]. В двух надписях II — I века до н. э., найденных в Раджастхане, упоминается храм Санкаршаны и Васудевы. Одна из них, сделанная на каменной плите, обнаруженной в местечке Гхасунди в 6 км к северо-востоку от Нагари в округе Удайпур, также как и колонна Гелиодора датируется II веком до н. э.[35] В ней говорится, что бхагавата по имени Гаджаяна, сын Парашари, приказал возвести в Нараяна-врате (парке Нараяны) каменный храм для поклонения «Господу Санкаршане и Господу Васудеве»[35]. В данном случае, поклонение Васудеве и Санкаршане ассоциируется с культом Нараяны[35].

В надписи на другой колонне из Беснагара, датируемой 100 годом до н. э., говорится, что «бхагавата Гаутама-путра» возвёл колонну Гаруды у храма «в двенадцатый год правления царя Бхагаваты»[36][37]. Этот царь, возможно, является той же самой личностью, которая упоминается в геологических списках как предпоследний из правителей династии Шунга[36]. В центральной Индии, в пещере Нанагхат, была найдена надпись I века до н. э., сделанная царицей Наганикой[37]. В надписи не только упоминаются Санкаршана и Васудева, но также говорится о их принадлежности к Лунной династии. В местечке Мора, в одиннадцати километрах от Матхуры, в колодце была найдена надпись, в которой говорится о установке божеств «пяти героев Вришни» в каменном храме[37]. В другой надписи, также обнаруженной в Матхуре, говорится о возведении ограды и ворот к храму «Господа Васудевы»[37]. Обе надписи датируются периодом с 10 по 25 год н. э.[37]

Североиндийский кришнаизм

Культ Гопала-Кришны в кришнаизме часто противопоставляется ведизму, что основывается, в частности, на истории из «Бхагавата-пураны», в которой Кришна призывает своих преданных прекратить совершать поклонение ведийскому богу Индре. Таким образом, Гопала-Кришна считается неведийским божеством, хотя такое понимание, возможно, основывается на неправильном понимании текста «Риг-веды».[38]

Учёные относят появление североиндийского кришнаизма к IV веку до н. э., базируясь на свидетельствах в трудах Мегасфена и в «Артха-шастре» Чанакьи. Поклонение Кришне, «обожествлённому герою и духовному лидеру племени Ядавов», выделилось в отдельное религиозное течение бхагаватизм, и позднее, — панчаратру. По мнению некоторых исследователей, в более поздний период последователи этой религиозной традиции стали поклоняться Кришне как Нараяне. Таким образом, ранний кришнаизм представлял собой слияние традиций поклонения героическому Кришна-Васудеве, «божественному ребёнку» Бала-Кришне и мальчику-пастушку Гопале.

Хотя некоторые учёные считают кришнаизм неведийской традицией, также распространено мнение, что кришнаизм, в поздний ведийский период, стремясь заслужить признание в ортодоксальных кругах начал ассоциироваться с ведизмом и слился с культом ригведийского Вишну. К началу периода раннего Средневековья, кришнаизм превратился в одно из основных течений вайшнавизма.[39]

Южноиндийский кришнаизм

Традицию кришнаизма принято относить к североиндийским, однако Фридхельм Харди, изучив южноиндийские письменные источники и традиции, нашёл доказательства существования «южноиндийского кришнаизма».[40]

Одно из течений в кришнаизме, эмоциональная Кришна-бхакти «в разлуке», основана на пураническом эпизоде, в котором Кришна покидает своих земных возлюбленных девочек-пастушек гопи. Они вынуждены пребывать долгое время в разлуке с объектом своей любви, ожидая его возвращения. Эта тема нашла отражение литературе и культуре бхакти развившейся в Южной Индии и явилась предметом исследований Фридхельма Харди. В своей книге «Вираха-бхакти» он описывает эту разновидность кришнаизма, для которой характерно чувство экстатической разлуки с Богом, и объявляет её кульминацией индийского культурного и религиозного развития. Харди проводит детальный анализ истории кришнаизма, в особенности источников датируемых периодом до XI века. Он анализирует истории Кришны и гопи, мистицизм бхакти вайшнавских тамильских святых, тамильскую литературу Сангам, Кришна-бхакти альваров в расе эмоционального единения, а также датировку и историю «Бхагавата-пураны» («Шримад-Бхагаватам»).[40][41]

Кришна, его брат Баларама, и их близкие спутники пасту́шки-гопи были представлены в ранних литературных памятниках дравидийской культуры, таких как «Манимехалей» и «Шилаппадикарам».[42] Фридхельм Харди утверждает, что «Бхагавата-пурана» представляет собой санскритский «перевод» литературной традиции бхакти тамильских альваров.[43] Независимо от того, принимать или отвергать подобное «радикальное» мнение, близкие параллели между южноиндийскими текстами и санскритской традицией Кришны и гопи, в науке являются общепризнанными. Эти параллели между южной и северной традициями можно обнаружить в более поздних североиндийских литературных памятниках и изобразительном искусстве.[42]

Некоторые учёные рассматривают поклонение тамилов Тирумалу (Майону или Малу) как одну из ранних форм кришнаизма, указывая на то, что божественная фигура Тирумала имеет большое сходство с Кришной (хотя и с некоторыми чертами Вишну).[44] В результате анализа поэтического наследия тамильских святых и подвижников альваров становится очевидно, что они были преданными Тирумала. В их поэзии находит своё отражение вайшнавский аспект культа Тирумала, поклонение Тирумалу как Кришне. Однако альвары не делают основанного на концепции аватар различия между Кришной и Вишну.[44]

Средневековые традиции

В VIII веке вайшнавизм вошёл в контакт с доктриной адвайты Шанкары. В Южной Индии появились движения, основанные на традициях бхакти альваров, которые противостояли философской школе Шанкары, в частности проповедуемой им теории Брахмана. Основоположниками этих движений или сампрадай, выступили великие ачарьи вайшнавизма: Рамануджа в XI веке и Мадхва в XIII веке.

Средневековое движение бхакти появилось в индуизме в IX или X веке. Кришнаизм был одним из ответвлений этого движения и базировался на «Шримад-Бхагаватам», хотя некоторые учёные полагают, что евангелием кришнаизма скорее всего можно считать «Бхагавад-гиту», которая исторически была наиболее влиятельным текстом не только в кришнаизме или вайшнавизме, нo и в индуизме в целом.[45]

В Северной Индии, внутри кришнаизма появился ряд средневековых движений, основоположниками которых были: Нимбарка и Раманада в XIV веке, Кабир в XV веке, Валлабха и Чайтанья в XVI веке.

Южноиндийские традиции

Поклонение Радхе-Кришне

Поклонение одному Кришне без Радхи

Поклонение Кришне как аватаре Вишну

Другие традиции

Радха-Кришна

Шарлот Водевиль, в своей работе «Evolution of Love Symbolism in Bhagavatism» («Эволюция любовного символизма в бхагаватизме») проводит параллели между Радхой и героиней поэмы Андал «Тируппавай» по имени Наппиннай, которую также упоминает Наммальвар, называя её невесткой Нандагопы. Несмотря на то, что взаимоотношения Радхи и Наппиннай с Кришной имели разную природу, Наппинай считается источником Радхи в пракритской и санскритской литературе. «Яшастилака» (959 год) упоминает Радху и Кришну задолго до периода Джаядевы. Радха описывается в «Брахма-вайварта-пуране» и «Падма-пуране».[46]

В ранней бенгальской литературе содержится яркое описание эволюции понимания Радхи и Кришны.[47] Однако одной из загадок санскритской литературы остаётся источник Радхи как главной героини поэмы Джаядевы «Гита-говинда».[48]

Один из средневековых царей Манипура, Гариб Ниваз, правивший в период с 1709 по 1748 год, принял кришнаизм и практиковал культ Радхи-Кришны более 20 лет, до самой своей смерти.[49] Начиная с этого периода, манипури-вайшнавы поклоняются не просто Кришне, а Радха-Кришне — Кришне вместе с его женской ипостасью Радхой.[50] Позднее, поклонение Радхе и Кришне распространилось по всему Манипуру и эта форма кришнаизма стала преобладающей религией в регионе.[51]

В гаудия-вайшнавизме метафизическое положение Радхи и поклонение ей было установлено Кришнадасом Кавираджей в его «Чайтанья-чаритамрите». Изложенная им доктрина преобладала среди последователей Чайтаньи во Вриндаване после ухода последнего в 1534 году. Гаудия-вайшнавы верят в то, что Кришна, желая испытать всю глубину любви Радхи, явился на земле как Чайтанья Махапрабху — Кришна в умонастроении Радхи. Основным занятием Радхи как Чайтаньи было воспевание имён своего возлюбленного Кришны.[52]

Одним из самопроявленных (нерукотворных) мурти в гаудия-вайшнавизме является Радха-Рамана, установленный Гопалой Бхатта Госвами. Радха-Рамана почитается не просто как Кришна, но как Радха-Кришна.[53]

Приверженцы Нимбарка-сампрадаи, представляющей вторую волну кришнаизма в Индии, поклоняются Кришне как мальчику пастушку, одному или с его возлюбленной гопи Радхой. Эта традиция, появившаяся не позднее XII века, имела много общих элементов с Рудра-сампрадаей и дала дальнейшее развитие богословию этой сампрадаи.[54] Согласно Нимбарке, Радха была вечной супругой Вишну-Кришны. В учении Нимбарки также присутствует намёк на то, что она стала женой своего возлюбленного Кришны.[55]

Валлабхачарья ввёл поклонение Радхе-Кришне, в котором преданные отождествляются в основном с подружками (сакхи) Радхи и выступают близкими свидетелями интимных лил Радхи и Кришны.[56]

В вайшнавском движении Сваминараян, имеющем много последователей по всему миру, Радха-Кришна занимают особо важное положение в поклонении, а сам основатель традиции Сахаджананда Свами повествует о Радха-Кришне в своей «Шикшапатре».[57]

Святые места

Основным святым местом паломничества практически всех традиций кришнаизма принято считать Вриндаван, который является одним из самых крупных центров поклонения Кришне. Такие места в районе Вриндавана как Говардхана и Гокула уже много тысячелетий ассоциируются с Кришной и его лилами. Многие миллионы бхакт или преданных Кришны, посещают эти места паломничества каждый год и принимают участие в ряде фестивалей, связанных с деяниями Кришны на земле.[58]

С другой стороны, Голока считается вечной духовной обителью Кришны, которого в таких школах вайшнавизма, как Нимбарка-сампрадая, Валлабха-сампрадая, Сваминараян и гаудия-вайшнавизм почитают как сваям-бхагавана. Это понимание личности Кришны и его обители основывается на таких священных текстах индуизма, как «Брахма-самхита» и «Бхагавата-пурана».[59]

Священные писания

Хотя каждая традиция кришнаизма имеет свой собственный канон, все они базируются на таких популярных классических санскритских текстах индуизма как «Бхагавад-гита» и «Бхагавата-пурана».[58] Как сам Кришна говорит в «Бхагавад-гите», закладывая базу для всего кришнаизма:

A из всех йогов тот, кто всегда погружен в мысли обо Мне, пребывающем в его сердце, и, исполненный непоколебимой веры, поклоняется и служит Мне с любовью, связан со Мной самыми тесными узами и достиг высшей ступени совершенства. Таково Моё мнение.[60]
Придя ко Мне, великие души, йоги-преданные, никогда больше не возвращаются в этот бренный, полный страданий мир, ибо они обрели высшее совершенство.[61]

В таких традициях кришнаизма, как гаудия-вайшнавизм, пуштимарга и Нимбарка-сампрадая Кришне поклоняются как изначальной ипостаси Бога (сваям-бхагавану). Такое понимание Кришны базируется на «Бхагавата-пуране», где в конце списка аватар говорится:[62]

Все перечисленные воплощения представляют собой либо полные части, либо части полных частей Господа, однако Господь Шри Кришна — изначальная Личность Бога.[63]

Не все комментаторы «Бхагавата-пураны» принимают подобную трактовку, однако большинство традиций, в которых центральным объектом поклонения является Кришна, а также современные комментаторы подчёркивают значимость этого текста (1.3.28).[64] Средневековый гаудия-вайшнавский богослов Джива Госвами называл его парибхаса-сутра, или «тезисным утверждением» на котором базировалась «Бхагавата-пурана» и всё богословие.[65]

В другом отрывке из «Бхагавата-пураны» (10.83.5-43) жёны Кришны рассказывают Драупади о том, как «сам Господь» (сваям-бхагаван, «Бхагавата-пурана» 10.83.7) взял их себе в жёны. Описывая различные эпизоды, жёны Кришны называют себя его преданными.[66] В 10-й песне «Бхагавата-пураны» описываются детские лилы сваям-бхагавана Кришны. Кришна предстаёт там как всеми обожаемый Бог-младенец (Бала-Кришна), взращенный пастухами Вриндавана на берегу реки Ямуны. Маленький Кришна развлекается воруя масло у соседей и играя в лесу со своими друзьями мальчиками-пастушка́ми. Временами он демонстрирует беззаботный героизм, защищая Вриндаван и его обитателей от демонов. Но самым важным эпизодом являются любовные игры Кришны с девочками-пасту́шками гопи. Используя своё божественное могущество, Кришна распространяет себя во множество форм, уделяя максимум внимания каждой из гопи. Описывается, что гопи были настолько влюблены в Кришну, что единственным их желанием было служить ему. Эта любовь, достигающая своего апогея в период разлуки с Кришной, когда тот отправляется в очередную героическую миссию, рассматривается как наивысшее проявление бхакти, как пример наиболее возвышенного уровня любви к Богу.[67]

Кроме общих для всех традиций поклонения Кришне текстов, таких как «Бхагавата-пурана» и «Бхагавад-гита», каждая отдельная традиция кришнаизма следует своим собственным священным писаниям.

Кришнаизм и другие традиции индуизма

Хотя многие полагают, что Вишну изначально был главным объектом поклонения в вайшнавизме, некоторые учёные считают, что поклонение Вишну стало преобладать в вайшнавизме в более поздний период. Существуют свидетельства того, что на ранней стадии развития вайшнавизма, основным объектом поклонения в этой традиции был Васудева, а не Вишну. Эта ранняя стадия развития пришлась на период с VI по V век до н. э., когда санскритский грамматик Панини объяснил в своём труде «Аштадхьяи» значение слова васудевака как «бхакта, или преданный, Васудевы». В IX веке Шанкара, основываясь на «Вишну-пуране», истолковал значение термина как «верховное Я» Вишну, присутствующее внутри всего.[68] Различные индуистские философские школы дают свою интерпретацию этой ключевой концепции. Однако значение термина было увековечено в надписи на колонне Гелиодора в 113 году до н. э. и других памятниках.

Также существуют свидетельства того, что возникший в период упадка ведизма бхагаватизм основывался на поклонении Кришне как божественному герою и духовному лидеру племени Ядавов.[69] Учёные полагают, что в более поздний период своего развития кришнаизм, ища признания в ортодоксальных кругах, сблизился с ведизмом. Некоторые учёные также считают, что на этой стадии произошла ассимиляция Вишну «Риг-веды» в кришнаизм, в результате которого Вишну, а не Васудеве, стали поклонятся как Верховному Богу.[69] Хотя существует много дебатов относительно сопоставления шиваизма и вайшнавизма, а также «навязывания» кришнаизму «подставного» Вишну как ведийского божества, некоторые учёные полагают, что «в данном контексте, возможность этого кажется крайне маловероятной».[70]

Однако, подобные взгляды, в которых делаются различия между Вишну и Кришной, некоторые учёные рассматривают как не имеющие основания. Например, в «Махабхарате», датируемой гораздо более ранним периодом чем «Бхагавата-пурана», и в составленной Бхишмой интерпретации «Вишну-сахасранамы», где он прославляет Кришну, а также согласно некоторым комментаторам, Кришна представляется как аватара Вишну,[71] а поклонение Кришне — как идентичное поклонению Вишну.

В 149-й главе Анушасана-парвы «Махабхараты», Бхишма, прославляя Кришну заявляет, что человечество освободится от всех тревог и печалей просто повторяя «Вишну-сахасранаму», в которой содержатся тысяча имён вездесущего верховного существа Вишну, повелителя всех девов и всех миров и единого с Брахманом.[15] Этот эпизод указывает на возможное тождество Вишну и Кришны. Сам Кришна говорил следующее «Арджуна, люди желают прославлять Меня, воспевая тысячу имён. Но Я получаю удовлетворение от прославления одной лишь шлокой».[72]

Кришнаизм и христианство

В XIX веке, предметом дебатов в академических кругах была возможная связь между кришнаизмом и христианством. Альбрехт Вебер был первым учёным, высказавшимся в поддержку существования подобной связи. С другой стороны, один из основных оппонентов Вебера, Август Барт, полагал, что основная суть кришнаизма была неотлична от «любой религии, достигшей уровня монотеизма». Основываясь на исторических свидетельствах, даже сторонники Вебера никогда не отрицали того, что основная суть кришнаизма, бхакти или принцип «Бог есть любовь», были дохристианскими.[73] С другой стороны, несмотря на утверждения Вебера о близости двух традиций, некоторые христианские миссионеры в Индии дали категорическое определение: «Кришнаизм — это обожествлённое вожделение. Многие пуранические легенды представляют собой непристойное чтиво».[74] Подобное мнение резко контрастирует со взглядом Константена Вольне, который поддерживал идею о том, что история Иисуса в Новом Завете была прямым заимствованием из жизнеописания Кришны. Джон М. Робертсон, в свою очередь, в своей книге «Christ and Krishna» («Христос и Кришна») отрицает существование какого-либо контакта между кришнаизмом и христианством, утверждая, что оба культа появились из одного общего, древнего источника.[75] В начале XX века кришнаизм иногда противопоставлялся христианству, а «неокришнаизм прямо выдвигался как альтернатива христианству».[76]

Кришналогия

Кришнало́гия или кришноло́гия (англ. Krishnology) — научный неологизм, используемый для обозначения богословского изучения Кришны в контексте вайшнавского кришнаизма. Термин был создан как эквивалент христологии в христианском богословии.

Первое известное упоминание термина «кришналогия» в научной литературе относится к 1952 году, когда Рагуал Сэмьюэл Рахатор опубликовал свой труд «Критический анализ христологии и кришналогии» («Christology and Krishnology, a Critical Study»), в издательстве Северо-западного университета.[77] Гай Бек, учёный, опубликовавший много работ по индуизму в целом и по кришнаизму в частности, сделал несколько публикаций по кришналогии одного из течений в вайшнавизме, известного как Радхаваллабха-сампрадая. Бек подробно излагает свои исследования в книге «Alternative Krishnas: Regional and Vernacular Variations on a Hindu Deity».[78]

Тамала Кришна Госвами (19462002), индуистский богослов и вайшнавский гуру, в конце 1990-х годов продолжил дальнейшее исследование кришналогии в Кембриджском университете. Подготавливая свою докторскую диссертацию под руководством британского индолога Джулиуса Липнера он уделил особое внимание изучению кришналогии основателя Международного общества сознания Кришны Бхактиведанты Свами Прабхупады.[79]

Напишите отзыв о статье "Кришнаизм"

Примечания

  1. Flood, (1996) p. 117
  2. Mauss, Marcel. note 71 // The Gift: The Form and Reason for Exchange in Archaic Societies. — New York: W.W. Norton & Company, 2000. — P. p. 148. — ISBN 0-393-32043-X.
  3. Graham M. Schweig. Dance of Divine Love: The Rڄasa Lڄilڄa of Krishna from the Bhڄagavata Purڄa. na, India's classic sacred love story. — Princeton, N.J: Princeton University Press, 2005. — P. Front Matter. — ISBN 0-691-11446-3.
  4. Scheweig, (2004) pp. 13-17
  5. Wilson, Bill; McDowell, Josh. The best of Josh McDowell: a ready defense. — Nashville: T. Nelson, 1993. — P. pp.352-353. — ISBN 0-8407-4419-6.
  6. RIDENOUR, Fritz. So What's the Difference?. — Gospel Light Publications, 2001. — P. pp.180-181. — ISBN 0-8307-1898-2.
  7. Elkman, S.M. Jiva Gosvamin's Tattvasandarbha: A Study on the Philosophical and Sectarian Development of the Gaudiya Vaisnava Movement. — Motilal Banarsidass Pub, 1986.
  8. Mahony, W.K. (1987). «[links.jstor.org/sici?sici=0018-2710(198702)26%3A3%3C333%3APOKVP%3E2.0.CO%3B2-0 Perspectives on Krsna's Various Personalities]». History of Religions 26 (3): 333-335.
  9. [vedabase.net/cc/madhya/20/165/en Chaitanya Charitamrita Madhya 20.165]
  10. Richard Thompson, Ph. D. (December 1994). «[www.iskcon.com/icj/1_2/12thompson.html Reflections on the Relation Between Religion and Modern Rationalism]». Проверено 2008-04-12.
  11. 1 2 Bhattacharya 1996, С. 1
  12. 1 2 3 Bhattacharya 1996, С. 126
  13. Rosen 2006, С. 125
  14. 1 2 3 4 5 Bryant 2007, С. 4
  15. 1 2 Bhattacharya 1996, С. 126 «According to (D. R. Bhadarkar), the word Krishna referred to in the expression 'Krishna-drapsah' in the Rig- Veda, denotes the very same Krishna».
  16. 1 2 3 Hudson & Case 2002, С. 36
  17. 1 2 3 Feuerstein & Wilber 2002, С. 176
  18. 1 2 3 Hastings James. Encyclopedia of Religion and Ethics. — Kessinger Publishing, 2003. — P. 195–196. — ISBN 0766136884.
  19. «Чхандогья-упанишада» (3.17.6) цитируется в Müller, Max (1879), [www.sacred-texts.com/hin/sbe01/sbe01075.htm Sacred Books of the East], vol. 1, <www.sacred-texts.com/hin/sbe01/sbe01075.htm> 
  20. 1 2 Singh 2007, С. 10 "Panini, the fifth-century BC Sanskrit grammarian also refers to the term Vaasudevaka, explained by the second century B.C commentator Patanjali, as referring to «the follower of Vasudeva, God of gods».
  21. 1 2 3 Bryant 2007, pp. 4-5
  22. 1 2 Bhattacharya 1996, С. 128
  23. 1 2 3 4 5 6 7 Bryant 2007, С. 5
  24. 1 2 3 4 Singh 1997, С. 1428
  25. 1 2 3 4 5 Barnett 2006, С. 91
  26. Couture 2006, pp. 571–585
  27. 1 2 3 Dahlaquist 1996, С. 77
  28. Rosen 2006, С. 126
  29. Bryant 2007, pp. 5-6
  30. 1 2 3 4 5 6 7 Bryant 2007, С. 6
  31. 1 2 Varadpande 1987, С. 90
  32. [projectsouthasia.sdstate.edu/docs/HISTORY/PRIMARYDOCS/EPIGRAPHY/HeliodorusPillar.htm Garuda (Heliodorus) Pillar of Besnagar]
  33. 1 2 Gelberg 1983, С. 117 «Heliodorus was presumably not the only foreigner who converted to Vaisnava devotional practices — although he might have been the only one who erected a column, at least one that is still extant. Certainly there must have been many others».
  34. Goswami 1956, С. 6
  35. 1 2 3 Barnett 2006, С. 90
  36. 1 2 Barnett 2006, С. 89
  37. 1 2 3 4 5 Bryant 2007, С. 18
  38. Ramkrishna Gopal Bhandarkar, Ramchandra Narayan Dandekar. Ramakrishna Gopal Bhandarkar as an Indologist: A Symposium. — India: Bhandarkar Oriental Research Institute, 1976. — P. p. 38-40.
  39. KLOSTERMAIER, Klaus K. A Survey of Hinduism. — State University of New York Press; 3 edition, 2005. — P. p.206. — ISBN 0791470814.
  40. 1 2 Hardy, Friedhelm. Viraha-Bhakti: The Early History of Krsna Devotion in South India (Oxford University South Asian Studies Series). — Oxford University Press, USA, 2001. — ISBN 0-19-564916-8.
  41. [ier.sagepub.com/cgi/pdf_extract/23/4/443?ck=nck Book review - FRIEDHELM HARDY, Viraha Bhakti: The Early History of Krishna Devotion in South India. Oxford University Press, Nagaswamy 23 (4): 443 -- Indian Economic & Social History Review]. ier.sagepub.com. Проверено 29 июля 2008. [www.webcitation.org/65DKjHQzX Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  42. 1 2 MONIUS, Anne E.: Dance Before Doom. Krishna In The Non-Hindu Literature of Early Medieval South India. In: Beck, Guy L., ed. Alternative Krishnas. Regional and Vernacular Variations on a Hindu Deity. Albany: State University of New York Press 2005; Ch. 8. pp. 139—149.
  43. Norman Cutler (1987) Songs of Experience: The Poetics of Tamil Devotion, [books.google.com/books?id=veSItWingx8C&pg=PA13&dq=Friedhelm+Hardy+Viraha+Bhakti&ei=aYCPSL2TJ4uUiAGg_rjPDA&client=firefox-a&sig=ACfU3U2vlStPA_NURdx8gHxhv-nq2FSRaQ p. 13]
  44. 1 2 [philtar.ucsm.ac.uk/encyclopedia/hindu/ascetic/mal.html Devotion to Mal (Mayon)]. philtar.ucsm.ac.uk. Проверено 22 мая 2008. [www.webcitation.org/65DKjmPOI Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  45. G. Widengren. [books.google.com/books?id=3rrQY1tzLQUC&pg=PA270 Historia Religionum: Handbook for the History of Religions - Religions of the Present]. — Boston: Brill Academic Publishers, 1997. — P. p.270. — ISBN 90-04-02598-7.
  46. [www.sankeertanam.com/saints%20texts/Jayadeva%20&%20Gita%20Govindam_2003_SK.pdf Musical Saints of India] www.sankeertanam.com
  47. Chatterji, S.K.. «[links.jstor.org/sici?sici=1356-1898(1936)8%3A2%2F3%3C457%3APLATPT%3E2.0.CO%3B2-U Purana Legends and the Prakrit Tradition in New Indo-Aryan]». Проверено 2008-05-15.literary study of their lyric literature of Bengal Vaishnavism, has given a useful conspectus of the «Historical Development of the Radha-Krsna Legend»
  48. Miller, S.B.S. (1975). «[links.jstor.org/sici?sici=0003-0279(197510%2F12)95%3A4%3C655%3ARCOKVP%3E2.0.CO%3B2-X Radha: Consort of Krsna's Vernal Passion]». Journal of the American Oriental Society 95 (4): 655-671. Проверено 2008-05-15.
  49. Medieval Indian Literature: An Anthology. — New Delhi: Sahitya Akademi, 1997. — ISBN 81-260-0365-0.[books.google.com/books?id=KYLpvaKJIMEC&pg=RA1-PA327 p.327]
  50. [books.google.com/books?id=g-wbAAAAIAAJ&q=Manipur+Radha&dq=Manipur+Radha&lr=&client=firefox-a Encyclopaedia of Indian Literature — p. 4290], Amaresh Datta, Mohan Lal,1994
  51. Shanti Swarup. 5000 Years of Arts and Crafts in India and Pakistan. — New Delhi: [books.google.com/books?q=inpublisher:%22D.+B.+Taraporevala%22&lr=&client=firefox-a&source=gbs_summary_r&cad=0 D. B. Taraporevala], 1968. — P. 272.[books.google.com/books?id=lnVQAAAAMAAJ&q=Manipur+Radha&dq=Manipur+Radha&pgis=1 p.183]
  52. Valpey 2006, pp. 30-31
  53. Valpey 2006, С. 52
  54. The penny cyclopædia [ed. by G. Long]. 1843, p.390 [books.google.com/books?id=_8cWRilIuE0C&pg=RA1-PA390&dq=rudra+sampradaya&as_brr=3#PRA1-PA390,M1]
  55. Sharda Arya, Sudesh Narang, Religion and Philosophy of the Padma-purāṇa: Dharmaśāstra. Miranda House (University of Delhi). Dept. of Sanskrit, India University Grants Commission, 1988. 547, p.30
  56. White, C.S.J. (1990). «[links.jstor.org/sici?sici=0003-0279(199004%2F06)110%3A2%3C373%3AVOTLGO%3E2.0.CO%3B2-R Vallabhacarya on the Love Games of Krsna]». Journal of the American Oriental Society 110 (2): 373-374. Проверено 2008-05-15.
  57. [www.swaminarayan.nu/sampraday/shiksha.shtml Shikshapatri, verse 109 by Bhagwan Swaminarayan]. [www.webcitation.org/65DKkIKPr Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  58. 1 2 KLOSTERMAIER, Klaus K. A Survey of Hinduism. — State University of New York Press; 3 edition, 2007. — P. p.204. — ISBN 0791470814.
  59. SCHWEIG, G.M. Dance of divine love: The Rasa Lila of Krishna from the Bhagavata Purana, India's classic sacred love story. — Princeton University Press, Princeton, NJ; Oxford, 2005. — P. p.10. — ISBN 0691114463.
  60. А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада [vyasa.ru/books/?id=97 «Бхагавад-Гита» 6.47 Дхьяна-йога]. Проверено 23 ноября 2008. [www.webcitation.org/61C1z7k5Q Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  61. А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада [vyasa.ru/books/?id=99 «Бхагавад-Гита» 8.15 Достижение обители Всевышнего]. Проверено 22 ноября 2008. [www.webcitation.org/65DKkqhnO Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  62. Matchett 2000, С. 153 Bhag. Purana 1.3.28
    ete cāṁśa-kalāḥ puṁsaḥ kṛṣṇas tu bhagavān svayam IAST :indrāri-vyākulaṁ lokaṁ mṛḍayanti yuge yuge IAST
  63. Свами Прабхупада, А. Ч. Бхактиведанта [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=288 1.3.28 Кришна — источник всех воплощений]. Bhaktivedanta Book Trust. Проверено 23 ноября 2008. [www.webcitation.org/65DKmIRnO Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  64. [www.stephen-knapp.com/sri_krishna.htm Sri Krishna]. www.stephen-knapp.com. Проверено 30 апреля 2008. [www.webcitation.org/65DKnfAKP Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  65. Dhanurdhara Swami. Waves of Devotion. — Bhagavat Books, 2000. — ISBN 0-9703581-0-5. — [www.wavesofdevotion.com/wod/an.html Waves of Devotion]. www.wavesofdevotion.com. Проверено 4 мая 2008. [www.webcitation.org/65DKopEzr Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].В «Хари-намамрита-вьякаране», Джива Госвами даёт определение парибхаса-сутры как aniyame niyama-karini paribhasa: «парибхаса-сутра подразумевает правило или тему там, где они явно не выражены». Другими словами, она даёт контекст, в котором становится возможным понять на первый взгляд никак не связанные между собой утверждения в книге.
  66. Matchett 2000, С. 141
  67. Matchett 2000, 10th canto transl.
  68. Ganguli translation of Mahabharata, [www.sacred-texts.com/hin/m13/m13b113.htm Ch.148]
  69. 1 2 [philtar.ucsm.ac.uk/encyclopedia/hindu/devot/vaish.html Vaishnava]. philtar.ucsm.ac.uk. Проверено 22 мая 2008. [www.webcitation.org/65DKpKa9B Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  70. Hopkins,The Religions of India,ISBN 1-60303-143-X, p.645
  71. Vishnu Sahasranama, with Sankara’s commentary, by Swami Tapasyananda, Ramakrishna Press, p. 177
  72. [www.srivaishnavan.com/tomcat/visnu.html Srivaishnavism]
  73. Dahlaquist, A. Megasthenes and Indian Religion: A Study in Motives and Types. — Motilal Banarsidass Publ., 1996.pp.9-17
  74. OBSERVATIONS OF AN ITINERANT, A Brief Exposition of some Missionary Problems, Methods and Results. [www.google.ie/url?sa=t&ct=res&cd=18&url=http%3A%2F%2Fdigilib.bu.edu%3A8080%2Fdspace%2Fbitstream%2Fhandle%2F2144%2F1060%2Fobservations.pdf%3Fsequence%3D1&ei=oNE1SPecC4GS7QWbo6TKDQ&usg=AFQjCNFWHjJZWUk1JK3xFTdGtcDmoijHAw&sig2=zJyqgGopcJ5yJt-ki1K18w REV. J. E. SCOTT, PH.D. , S.T.D.,] 1905
  75. Jackson, John. Christianity Before Christ. — American Atheist Press, 1985. — P. p.166. — ISBN 0-910309-20-5.
  76. WALLS, Andrew F. The cross-cultural process in Christian history: studies in the transmission and appropriation of faith. — Maryknoll, N.Y: Orbis Books, 2002. — ISBN 1-57075-373-3.
  77. [books.google.com/books?id=YsEcHAAACAAJ&dq=krishnology Christology and Krishnology, a Critical Study]
  78. [books.google.com/books?id=0SJ73GHSCF8C&pg=PA65&dq=krishnology&sig=GdDJTEPMEXpawZjqX9Ho9x3ZSO4 Alternative Krishnas: Regional And Vernacular Variations On A Hindu Deity]
  79. [www.iskcon.com/icj/9_1/obit.html Julius Lipner’s Obituary: Tamal Krishna Goswami]

Литература

  • Anand, D. (1992), [books.google.com/books?id=EsvSwdUgQYcC Krishna: The Living God of Braj], Abhinav Publications, ISBN 8170172802, <books.google.com/books?id=EsvSwdUgQYcC>
  • Archer, W. G. (2004), [books.google.com/books?id=7cK-C9YrAmoC The Loves of Krishna in Indian Painting and Poetry], Courier Dover Publications, ISBN 0486433714, <books.google.com/books?id=7cK-C9YrAmoC>
  • Banerjea, Jitendra Nath (1966), [books.google.com/books?ei=80J3SYiiN4PSNJXp9c8E Paurānic and Tāntric Religion (early Phase)], University of Calcutta, <books.google.com/books?ei=80J3SYiiN4PSNJXp9c8E>
  • Barnett, Lionel D. (1922), [books.google.com/books?id=R-5KAAAAMAAJ Hindu Gods and Heroes: Studies in the History of the Religion of India], J. Murray, <books.google.com/books?id=R-5KAAAAMAAJ>
  • Barnett, Lionel D. (2006), [books.google.com/books?id=65y8K9WOMmkC Hindu Gods and Heroes], READ BOOKS, ISBN 1406726990, <books.google.com/books?id=65y8K9WOMmkC>
  • Basham, Arthur Llewellyn (1975), written at University of Michigan, [books.google.com/books?id=juU8AAAAMAAJ A Cultural History of India], Clarendon Press, ISBN 0198219148, <books.google.com/books?id=juU8AAAAMAAJ>
  • Beck, Guy L. (2005), [books.google.com/books?hl=en&id=0SJ73GHSCF8C Alternative Krishnas: Regional and Vernacular Variations on a Hindu Deity], Albany, NY: State University of New York Press, ISBN 0791464164, <books.google.com/books?hl=en&id=0SJ73GHSCF8C> 
  • Bhattacharya, Sunil Kumar (1996), [books.google.com/books?id=SyyNIL7Ug2kC Krishna-cult in Indian Art], M.D. Publications Pvt. Ltd., ISBN 8175330015, <books.google.com/books?id=SyyNIL7Ug2kC>
  • Brzezinski, J. K. (1992), [links.jstor.org/sici?sici=0041-977X(1992)55%3A3%3C472%3APHHAT%22%3E2.0.CO%3B2-P Prabodhananda, Hita Harivamsa and the Radharasasudhanidhi], Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London 55/3, <links.jstor.org/sici?sici=0041-977X(1992)55%3A3%3C472%3APHHAT%22%3E2.0.CO%3B2-P>
  • Bryant, Edwin F. (2007), [books.google.com/books?id=0z02cZe8PU8C Krishna: A Sourcebook], Oxford University Press US, ISBN 0195148916, <books.google.com/books?id=0z02cZe8PU8C>
  • Bryant, Edwin F. (2003), [books.google.com/books?id=--WwYKkW0cwC Krishna: The Beautiful Legend of God; Śrīmad Bhāgavata Purāṇa, Book X; with Chapters 1, 6 and 29-31 from Book XI], Penguin Classics, ISBN 0140447997, <books.google.com/books?id=--WwYKkW0cwC>
  • Bryant, Edwin F. & Maria Ekstrand (2004), [books.google.com/books?id=mBMxPdgrBhoC The Hare Krishna Movement: The Postcharismatic Fate of a Religious Transplant], Columbia University Press, ISBN 023112256X, <books.google.com/books?id=mBMxPdgrBhoC>
  • Chatterjee, Asoke (1995), Srimadbhagavata and Caitanya-Sampradaya, Journal of the Asiatic Society 37/4
  • Clementin-Ojha, Catherine (1990), La renaissance du Nimbarka Sampradaya au XVIe siècle. Contribution à l'étude d’une secte Krsnaïte., Journal asiatique 278
  • Couture, André (2006), The emergence of a group of four characters (Vasudeva, Samkarsana, Pradyumna, and Aniruddha) in the Harivamsa: points for consideration, Journal of Indian Philosophy 34,6
  • Cowell, E. B. (2000), [books.google.com/books?id=13F903ZKXK4C The Jataka or Stories of the Buddha's Former Births: Stories of the Buddha's Former Births], Asian Educational Services, ISBN 8120614690, <books.google.com/books?id=13F903ZKXK4C>
  • Dahlaquist, Allan (1996), [books.google.com/books?id=xp35-8gTRDkC Megasthenes and Indian Religion: A Study in Motives and Types], Motilal Banarsidass, ISBN 8120813235, <books.google.com/books?id=xp35-8gTRDkC>
  • Das, Kalyani (1980), written at University of Michigan, [books.google.com/books?ei=CpBsSe7TNoTkygS_0p2ZCA Early Inscriptions of Mathurā: A Study], Punthi Pustak, <books.google.com/books?ei=CpBsSe7TNoTkygS_0p2ZCA>
  • Eliade, Mircea & Charles J. Adams (1987), [books.google.com/books?id=ITEiAAAAYAAJ The Encyclopedia of Religion: editor in chief Mircea Eliade], Macmillan, ISBN 0029094801, <books.google.com/books?id=ITEiAAAAYAAJ>
  • Elkman, Stuart Mark & Jīva Gosvāmī (1986), [books.google.com/books?id=LEsdAAAAMAAJ Jīva Gosvāmin's Tattvasandarbha: A Study on the Philosophical and Sectarian Development of the Gauḍīya Vaiṣṇava Movement], Motilal Banarsidass, ISBN 8120801873, <books.google.com/books?id=LEsdAAAAMAAJ>
  • Elst, Koenraad (1999), [voi.org/books/ait/ Update on the Aryan Invasion Debate], Aditya Prakashan, ISBN 8186471774, <voi.org/books/ait/>
  • Feuerstein, Georg & Ken Wilber (2002), [books.google.com/books?id=Yy5s2EHXFwAC The Yoga Tradition: Its History, Literature, Philosophy and Practice], Motilal Banarsidass, ISBN 8120819233, <books.google.com/books?id=Yy5s2EHXFwAC>
  • Flood, Gavin D. (1996), [books.google.com/books?id=KpIWhKnYmF0C An Introduction to Hinduism], Cambridge University Press, ISBN 0521438780, <books.google.com/books?id=KpIWhKnYmF0C>
  • Flood, Gavin D. (2006), [books.google.com/books?id=1Uer8W670IoC The Tantric Body: The Secret Tradition of Hindu Religion], I.B.Tauris, ISBN 1845110110, <books.google.com/books?id=1Uer8W670IoC>
  • Ganguli, Kisari Mohan (2004), [books.google.com/books?id=9WF0wHuFDzIC The Mahabharata Of Krishna Dwaipayana Vyasa], Kessinger Publishing, ISBN 1419171259, <books.google.com/books?id=9WF0wHuFDzIC>
  • Gelberg, Steven J. (1983), [books.google.com/books?id=ai_gHAAACAAJ Hare Krishna, Hare Krishna: Five Distinguished Scholars on the Krishna Movement in the West, Harvey Cox, Larry D. Shinn, Thomas J. Hopkins, A.L. Basham, Shrivatsa Goswami], Grove Press, ISBN 0394624548, <books.google.com/books?id=ai_gHAAACAAJ>
  • Goswami, Kunja Govinda (1956), written at University of Calcutta, [books.google.com/books?id=M8P7PAAACAAJ A study of Vaiṣṇavism from the advent of the Sungas to the fall of the Guptas in the light of epigraphic, numismatic and other archaeological materials], Oriental Book Agency, <books.google.com/books?id=M8P7PAAACAAJ>
  • Granoff, Phyllis & Koichi Shinohara (2004), [books.google.com/books?id=ZbIOD34a06kC Pilgrims, Patrons and Place: Localizing Sanctity in Asian Religions], University of British Columbia Press, ISBN 0774810394, <books.google.com/books?id=ZbIOD34a06kC>
  • Gupta, Ravi Mohan (2007), written at Oxford University, [books.google.com/books?id=1RE8qvWvUecC The Caitanya Vaiṣṇava Vedānta of Jīva Gosvāmī: When Knowledge Meets Devotion], Routledge, ISBN 0415405483, <books.google.com/books?id=1RE8qvWvUecC>
  • Guy, John (1992), New evidence for the Jagannatha cult in seventeenth century Nepal, Journal of the Royal Asiatic Society 3rd Ser. 2
  • Hastings, James Rodney (1935), [books.google.com/books?id=bPbuGQAACAAJ Encyclopedia of Religion and Ethics], C. Scribner's Sons; T. & T. Clark, <books.google.com/books?id=bPbuGQAACAAJ>
  • Hawley, John Stratton (2005), [books.google.com/books?id=5LZjAAAAMAAJ Three Bhakti Voices: Mirabai, Surdas, and Kabir in Their Times and Ours], Oxford University Press, ISBN 019567085X, <books.google.com/books?id=5LZjAAAAMAAJ>
  • Hudson, D. (1993), Vasudeva Krsna in Theology and Architecture: A Background to Srivaisnavism, Journal of Vaishnava Studies
  • Hudson, Dennis D. & Margaret H. Case (2002), [books.google.com/books?id=IMCxbOezDi4C The Body of God: An Emperor's Palace for Krishna in Eighth-Century Kanchipuram], Oxford University Press US, ISBN 019536922X, <books.google.com/books?id=IMCxbOezDi4C>
  • Hutchison, John Alexander (1969), [books.google.com/books?id=VeUnAAAAYAAJ Paths of Faith], McGraw-Hill, <books.google.com/books?id=VeUnAAAAYAAJ>
  • Jaiswal, Suvira (1967), written at Patna University, [books.google.com/books?id=aaukHQAACAAJ The Origin and Development of Vaiṣṇavism: Vaiṣṇavism from 200 B.C. to A.D. 500], Munshiram Manoharlal, <books.google.com/books?id=aaukHQAACAAJ>
  • Kennedy, Melville T. (1925), [books.google.com/books?id=fcFKAAAAMAAJ The Chaitanya Movement: A Study of the Vaishnavism of Bengal], Association press (Y. M. C. A.), <books.google.com/books?id=fcFKAAAAMAAJ>
  • Kinsley, David R. (2000), [books.google.com/books?id=T-2QsOODlUUC The sword and the flute: Kālī and Kṛṣṇa, dark visions of the terrible and the sublime in Hindu mythology] (2 ed.), University of California Press, ISBN 0520224760, <books.google.com/books?id=T-2QsOODlUUC>
  • Klostermaier, Klaus K. (2007), [books.google.com/books?id=KXHUAAAACAAJ A Survey of Hinduism], State University of New York Press, ISBN 0791470814, <books.google.com/books?id=KXHUAAAACAAJ>
  • Knott, Kim (2000), [books.google.com/books?id=Wv8XK_GU9icC Hinduism: A Very Short Introduction], Oxford University Press, ISBN 0192853872, <books.google.com/books?id=Wv8XK_GU9icC>
  • Mahony, W. K. (1987), [links.jstor.org/sici?sici=0018-2710(198702)26%3A3%3C333%3APOKVP%3E2.0.CO%3B2-0 Perspectives on Krsna's Various Personalities] (History of Religions ed.), <links.jstor.org/sici?sici=0018-2710(198702)26%3A3%3C333%3APOKVP%3E2.0.CO%3B2-0>
  • Marcus, Paul (2003), [books.google.com/books?id=52mOF7agoW0C Ancient religious wisdom, spirituality, and psychoanalysis], Greenwood Publishing Group, ISBN 0275974529, <books.google.com/books?id=52mOF7agoW0C>
  • Matchett, Freda (2001), written at Surrey, [books.google.com/books?id=1oqTYiPeAxMC Krsna, Lord or Avatara? the relationship between Krsna and Visnu: in the context of the Avatara myth as presented by the Harivamsa, the Visnupurana and the Bhagavatapurana], Routledge, ISBN 070071281X, <books.google.com/books?id=1oqTYiPeAxMC>
  • McMullen, Michael (2000), [books.google.com/books?id=lF0UquZAZW8C The Bahá'í: The Religious Construction of a Global Identity], Rutgers University Press, ISBN 0813528364, <books.google.com/books?id=lF0UquZAZW8C>
  • Mullik, Bulloram (1898), [books.google.com/books?id=8tJeHQAACAAJ Krishna and Krishnaism], S.K. Lahiri & Co., <books.google.com/books?id=8tJeHQAACAAJ>
  • Rapson, Edward James (1922), written at Harvard University, [books.google.com/books?id=TcooAAAAYAAJ Ancient India], Macmillan, <books.google.com/books?id=TcooAAAAYAAJ>
  • Redington, James D. (1992), Elements of a Vallabhite Bhakti-synthesis, Journal of the American Oriental Society 112
  • Rosen, Steven J. (2007), [books.google.com/books?id=BmTsDd340DcC Krishna's Song: A New Look at the Bhagavad Gita], Greenwood Publishing Group, ISBN 0313345538, <books.google.com/books?id=BmTsDd340DcC>
  • Rosen, Steven J. (2006), [books.google.com/books?id=VlhX1h135DMC&pg=PA127 Essential Hinduism], Greenwood Publishing Group, ISBN 0275990060, <books.google.com/books?id=VlhX1h135DMC&pg=PA127>
  • Rosenstein, Ludmila L. (1997), written at University of London, [books.google.com/books?id=iZZjAAAAMAAJ The Devotional Poetry of Svāmī Haridās: A Study of Early Braj Bhāṣā Verse], Egbert Forsten, ISBN 9069801027, <books.google.com/books?id=iZZjAAAAMAAJ>
  • Rowland, Jr, B. (1935), [links.jstor.org/sici?sici=0002-9114(193510%2F12)39%3A4%3C489%3ANOIAIT%3E2.0.CO%3B2-W Notes on Ionic Architecture in the East], American Journal of Archaeology, <links.jstor.org/sici?sici=0002-9114(193510%2F12)39%3A4%3C489%3ANOIAIT%3E2.0.CO%3B2-W>
  • Sastri, Satyavrat & Rāma Karaṇa Śarmā (2005), [books.google.com/books?id=fPkgAAAACAAJ Encyclopaedia of Indian Wisdom: Prof. Satya Vrat Shastri Felicitation Volume], Bharatiya Vidya Prakashan, ISBN 8121701856, <books.google.com/books?id=fPkgAAAACAAJ>
  • Schweig, Graham M. (2005), [books.google.com/books?id=TPOLHQAACAAJ Dance of Divine Love: The Rāsa Līlā of Krishna from the Bhāgavata Purāṇa, India's Classic Sacred Love Story], Princeton University Press, ISBN 0691114463, <books.google.com/books?id=TPOLHQAACAAJ>
  • Siṃha, Kālīprasāda (1997), [books.google.com/books?id=akQGAgAACAAJ A Critique of A. C. Bhaktivedanta], Punthi-Pustak, ISBN 8186791094, <books.google.com/books?id=akQGAgAACAAJ>
  • Singh, Nagendra Kr (1997), [books.google.com/books?id=CsJdsZ6Pya4C Encyclopaedia of Hinduism], Anmol Publications, ISBN 8174881689, <books.google.com/books?id=CsJdsZ6Pya4C>
  • Singh, R. Raj (2006), [books.google.com/books?id=-Als5jyAf24C Bhakti and Philosophy], Lexington Books, ISBN 0739114247, <books.google.com/books?id=-Als5jyAf24C>
  • Sircar, Dineschandra (1983), [books.google.com/books?id=dkhmAAAAMAAJ Select Inscriptions Bearing on Indian History and Civilization: From the Sixth to the Eighteenth Century A.D. Vol. 1 (originally published in 1942)], Motilal Banarsidass, <books.google.com/books?id=dkhmAAAAMAAJ>
  • Thibaut, George (2004), [books.google.com/books?id=oV5VCwze3iEC The Vedanta Sutras with the Commentary by Ramanuja], Kessinger Publishing, ISBN 1419186620, <books.google.com/books?id=oV5VCwze3iEC>
  • Thompson, Richard (1994), [www.iskcon.com/icj/1_2/12thompson.html Reflections on the Relation Between Religion and Modern Rationalism. Vol 1, No 2], <www.iskcon.com/icj/1_2/12thompson.html>
  • Valpey, Kenneth R. (2006), [books.google.ie/books?id=X_guAAAACAAJ Attending Kṛṣṇa's image: Caitanya Vaiṣṇava mūrti-sevā as devotional truth], Routledge, ISBN 0415383943, <books.google.ie/books?id=X_guAAAACAAJ>
  • Varadpande, M. L. (1987), [books.google.com/books?id=SyxOHOCVcVkC Krishna-cult in Indian Art], Abhinav Publications, ISBN 8170172217, <books.google.com/books?id=SyxOHOCVcVkC>
  • Wilson, H. H. (2006), [books.google.com/books?id=nfRrtvmvO54C The Vishnu Purana: A System of Hindu Mythology And Tradition], READ BOOKS, ISBN 1846646642, <books.google.com/books?id=nfRrtvmvO54C>

Ссылки

  • [www.krishna.org.ua/old/vaisnav/_2/f1.html Бхагаватизм и христианство]
  • [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=501 Жизнеописание Кришны] в «Бхагавата-пуране»

Отрывок, характеризующий Кришнаизм

Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.