Бхагавадгита

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бхагават гита»)
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Литература индуизма

Риг · Яджур · Сама · Атхарва
Деление
Самхиты · Брахманы · Араньяки · Упанишады

Айтарея · Брихадараньяка · Иша · Тайттирия · Чхандогья · Кена · Мундака · Мандукья · Катха · Прашна · Шветашватара

Шикша · Чхандас · Вьякарана · Нирукта · Джьотиша · Калпа

Махабхарата · Рамаяна

Бхагавата · Брахмавайварта · Ваю · Вишну · Маркандея · Нарада · Падма

Смрити · Шрути · Бхагавадгита · Агама · Панчаратра · Тантры · Кавача · Сутры · Стотры · Дхармашастры · Дивья-прабандха · Теварам · Чайтанья-чаритамрита · Рамачаритаманаса · Йога-Васиштха

Портал «Индуизм»

Бхагавадги́та (Бхагавад-гита, или просто «Гита»; санскр. भगवद्‌ गीता, Bhagavad Gītā IAST «Песнь Го́спода»[1]) — памятник древнеиндийской религиозно-философской мысли на санскрите, часть шестой книги «Махабхараты» (Бхишмапарва, главы 23—40), состоит из 18 глав и 700 стихов.[2][3] Является основой индуистской философии.[3]

«Бхагавадгиту» часто называют «Гита-упанишада» или «Йога-упанишада», утверждая её статус как упанишады и её принадлежность к веданте. В философии индуизма, наряду с упанишадами и «Веданта-сутрами», «Бхагавадгита» является одним из трёх основополагающих текстов веданты.[4] Так как «Бхагавадгита» является частью «Махабхараты», она относится к писаниям категории смрити, но указания на «Бхагавадгиту» как на упанишаду дают ей статус, близкий к шрути.[5] Стихи написаны с использованием насыщенной метафоричности в традиционной санскритской метрике: такие стихи, написанные размером шлока, обычно поют, отсюда и название «Бхагавадгита», которое переводится как «Божественная песнь».

Текст «Бхагавадгиты» состоит из философской беседы между Кришной и Арджуной, которая происходит на поле битвы Курукшетра непосредственно перед началом Битвы на Курукшетре между двумя воюющими кланами Пандавов и Кауравов. Арджуна — воин и один из пяти братьев-царевичей клана Пандавов — перед решающим сражением впадает в сомнение о целесообразности боя, который приведёт к смертям многих достойных людей, в том числе его родственников. Однако его колесничий — Кришна — убеждает Арджуну принять участие в битве, разъясняя ему его долг как воина и царевича и излагая перед ним различные философские системы веданты и практики йоги, в том числе карма-йогу, которая объявляется главным путём к мокше.[2][3]

На протяжении многих веков «Бхагавадгита» является одним из самых почитаемых священных текстов и оказывает большое влияние на жизнь и культуру индийского общества. Повлияла она и на западную культуру, привлекая внимание таких выдающихся мыслителей, как Гёте, Эмерсон, Олдос Хаксли, Ромен Роллан и др. В России о «Бхагавадгите» узнали в 1788 году, после того как её, впервые на русском языке, издал Н. И. Новиков.





Происхождение и датировка

Исследователи не в состоянии указать ни точный год, ни даже век, когда была создана «Бхагавадгита», что является обычной ситуацией для произведений индийской словесности.[6] Большинство исследователей сходится на том, что «Бхагавадгита» была составлена за несколько веков до н. э. В частности, российский религиовед Е. А. Торчинов придерживался мнения, что «Бхагавадгита» была создана в конце I тысячелетия до н. э. и кодифицирована в IIIIV веках.[7] В самой «Бхагавадгите» (4:1) Кришна говорит о том, что изложенное в ней знание впервые было передано человечеству через бога солнца Вивасвана, а Вивасван передал в глубокой древности это знание прародителю человечества Ману. Согласно верованиям индуистов и в соответствии с хронологией, основанной на астрономических расчётах, Битва на Курукшетре состоялась в конце IV тысячелетия до н. э.[8] Индолог Артур Бэшем отмечает, что согласно наиболее популярным представлениям индуистов, Битва на Курукшетре произошла в 3102 году до н. э.[9] Однако, принимая во внимание существующие свидетельства, данная датировка представляется ему невозможной.[9] По мнению Бэшема, основываясь на археологических и литературных свидетельствах, можно предположить, что Битва состоялась не ранее IX века до н. э.[10]

Основываясь на разнице в поэтическом стиле и предполагаемых внешних влияниях (таких, как «Йога-сутры» Патанджали), многие учёные полагают, что «Бхагавадгита» была введена в состав «Махабхараты» в более поздний период, а до того существовала в виде «чего-то вроде самостоятельной „упанишады“».[11] С. Д. Серебряный отмечает, что в тексте «Гиты» присутствует «некоторое число выражений, строк и даже целых строф, совпадающих с выражениями, строками и строфами упанишад»,[12] а по мнению Р. Н. Дандекара, в «Гите» получили развитие многие идеи основного шиваитского философского текста «Шветашватара-упанишада».[13] Сторонники этих гипотез считают, что первая глава, которая выступает как введение к основной части «Бхагавадгиты», служит мостом между эпическим материалом «Махабхараты» и остальными главами «Бхагавадгиты», чисто философскими по своему содержанию.[14][15]

В долгом процессе складывания «Гиты» С. Д. Серебряный выделяет несколько этапов:

Первый — становление того «идейного комплекса», который нашел выражение в поэме. Современная наука видит в этой поэме попытку синтеза религиозно-философского наследия упанишад, учений философских «школ» санкхъи и йоги, а также эмоционального теизма бхагаватов (bhagavata), поклонявшихся Кришне как высшему божеству (воплощению Вишну). Полагают также, что этот комплекс мог начать складываться в последние века до нашей эры.
Затем можно говорить о становлении собственно текста поэмы — или независимо от становления текста «Махабхараты», или вместе с этим «гипертекстом». Современная наука относит окончательное оформление «Махабхараты» предположительно к IV в. н. э. Можно думать, что к этому времени и «Гита» существовала «внутри» «Махабхараты» — более или менее в том виде, как мы её знаем теперь.
Наконец, как уже сказано, в начале IX в. Шанкара создал свой комментарий к «Гите» — «Гита-бхашью»: как бы извлек её (вновь?) из «Махабхараты», канонизировал текст поэмы и утвердил её высокий религиозно-философский авторитет.[16]

По мнению российского индолога Г. М. Бонгард-Левина, на авторов «Бхагавад-гиты» оказал влияние буддизм.[17]

Предыстория

Философская беседа «Бхагавадгиты» происходит непосредственно перед началом великой Битвы на Курукшетре. Диалог Кришны с царевичем Пандавов Арджуной начинается с того, что Арджуна высказывает Кришне свои сомнения в отношении того, стоит ли ему сражаться или нет. Арджуна преисполняется сомнений по причине того, что в противостоящей ему армии находятся многие из его друзей, учителей и родственников. Придя в смятение, он обращается за наставлениями к Кришне, который играет роль возничего его боевой колесницы.[18]

Обзор

Обзор по главам

«Бхагавадгита» традиционно делится на 18 глав. Впоследствии комментатор Ямуначарья (X век) разделил текст на три «шестёрки»:

  • гл. 1-6 — «раздел о действии» (карма-канда);
  • гл. 7-12 — «раздел о почитании» (упасана-канда);
  • гл. 13-18 — «раздел о знании» (джняна-канда). [19]

Кроме того, к каждой главе дописан особый колофон, кратко обозначающий её содержание:

  1. Arjuna-Visada yoga — Йога отчаяния Арджуны [20]. Арджуна просит Кришну поставить колесницу между двумя армиями. При виде своих родственников и друзей в противостоящей армии Кауравов Арджуна приходит в смятение и принимает решение не сражаться в предстоящей битве.
  2. Sankhya yoga — Йога рассуждения [20]. После того, как Арджуна обращается к Кришне за наставлениями, Кришна объясняет ему, что только материальное тело может быть убито, а вечная душа неразрушима. Кришна говорит Арджуне, что его воинским долгом является поддержание дхармы в сражении.
  3. Karma yoga — Йога действия [20]. Арджуна спрашивает, почему он должен сражаться, если знание является более важным, чем деятельность. Кришна объясняет Арджуне, что желание выполнять свой долг ради высшего блага без привязанности к последствиям является самой правильной причиной для деятельности.
  4. Jnana-Karma-Sanyasa yoga — Йога знания [20]. Кришна объявляет, что он из века в век приходит в этот мир для установления принципов дхармы, защиты добродетельных и уничтожения демонов. Кришна также подчёркивает важность принятия гуру.
  5. Karma-Sanyasa yoga — Йога отрешенности от действия [20]. Арджуна спрашивает Кришну, что лучше — прекратить деятельность или вовлечься в неё. Кришна отвечает, что оба пути могут быть благоприятными, но деятельность в карма-йоге стоит превыше всего.
  6. Dhyan yoga — Йога активного внимания [20]. Кришна описывает правильную мотивацию для йога, позы для медитации и процесс, с помощью которого можно достичь самадхи.
  7. Jnana-Vijnana yoga — Йога знания и различения [21]. Кришна показывает правильный путь познания: иметь знание — это, на самом деле, понимать, посредством каких сил Он управляет мирозданием, как Он принимает те или иные образы и проявляет те или иные качества..
  8. Aksara-Brahma yoga — Йога нетленного Брахмана [21]. Кришна даёт определение таким терминам, как брахман, карма, адхьятма, адхибхута и адхидайва и объясняет как человек может помнить его в момент смерти и таким образом попасть в его Вечную Обитель в Духовном мире.
  9. Raja-Vidya-Raja-Guhya yoga — Йога царственного знания и царственной тайны [21]. Кришна объясняет, что осознание того, что «все существа пребывают во Мне» является путём памятования о нём во всех обстоятельствах. Предавшись Абсолютной Истине, любой может достичь духовной обители — раб, женщина, торговец и дикарь.
  10. Vibhuti-Vistara-yoga — Йога излияния божественных сил [21]. Кришна описывает, как он является источником всех материальных и духовных миров. Арджуна принимает Кришну как Всевышнего Бога, цитируя великих мудрецов, которые также ранее приняли Божественность Кришны. Четыре стиха этой главы, с 8-го по 11-й, являются ключевыми в Бхагавадгите. В них заключена суть беседы между Кришной и Арджуной.
  11. Visvarupa-Darsana yoga — Йога созерцания Вселенского образа [21]. По просьбе Арджуны, Кришна показывает свою «вселенскую форму» (Вишварупу), вездесущее проявление Бога, содержащее в себе все живые существа и элементы творения и излучающее сияние миллионов солнц.
  12. Bhakti yoga — Йога бхакти [21]. Кришна описывает процесс преданного служения (бхакти-йоги). Если душа преодолевает порог равнодушия и бездеятельности и посвящает себя труду на благо других (сарва-бхута-хите ратах), ей может выпасть удача послужить чистому преданному. Так же Кришна описывает свои взаимоотношения с бхактами в зависимости от степени их преданности.
  13. Ksetra-Ksetrajna Vibhaga yoga — Йога различения кшетры и Кшетраджни [21]. Кришна описывает природу (пракрити), наслаждающегося (пуруша) и сознание.
  14. Gunatraya-Vibhaga yoga — Йога различения трех гун [21]. Кришна объясняет природу трёх гун материальной природы. Это наука, овладев которой можно перенестись в иное измерение — царство сознания, простирающееся за границами вещественного мира.
  15. Purusottama yoga — Йога высочайшего Пуруши [22]. Кришна описывает символическое гигантское дерево, подобное баньяну, которое представляет собой материальное бытие. Кришна объясняет, что это дерево должно быть срублено «топором отрешённости» после чего станет возможным попасть в его «вечную обитель». Хотя живые существа растят и питают этот мир своей корыстной деятельностью, они могут упорядочить эту деятельность с помощью Вед, срубить его под корень и вырваться из цепких ветвей.
  16. Daivasura-Sampad-Vibhaga yoga — Йога различения божественной и демонической участи [22]. Кришна рассказывает о признаках божественной и демонической природы в человеке. Он даёт совет, что для того, чтобы достичь высшей цели, необходимо отказаться от гнева и алчности, а также отличать хорошие действия от плохих, основываясь на священных писаниях, и действовать соответствующим образом. Кришна говорит: Ты сам должен решить, следовать заповедям или нет. Если решишь следовать, знай: главная заповедь — доставлять удовольствие Всевышнему. Поняв это, ты поймешь смысл любого вероучения и сможешь следовать ему.
  17. Sraddhatraya-Vibhaga yoga — Йога различения трех видов веры [22]. Кришна рассказывает о трёх видах веры, мышления и действий, которые проявляются в зависимости от влияния трёх гун материальной природы.
  18. Moksha-Sanyasa yoga — Йога освобождения и отрешенности [22]. В заключении, Кришна просит Арджуну отказаться от всех форм дхармы и просто вручить себя ему. Кришна объявляет, что это является высшим совершенством жизни. Отказ от личных интересов ради Кришны возрождает душу к новой жизни — жизни в любви и преданности, где нет места корысти и равнодушию.

Философия

Главными философскими предметами, обсуждаемыми в «Бхагавад-гите», являются пять основных концепций или истин: «В „Бхагавад-гите“ рассматривается пять фундаментальных истин».

Йога

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Термин «йога» имеет много значений, но «Бхагавад-гита» в основном описывает йогу как контроль ума, осознание высшей природы атмана. Согласно Кришне, корнем всех страданий является возбуждённый ум. Единственным способом остановить пламя желаний является контроль ума посредством самодисциплины с одновременным вовлечением в возвышенную духовную деятельность.

Воздержание от деятельности, однако, считается таким же нежелательным, как и чрезмерное вовлечение в неё. Согласно «Бхагавад-гите», высшей целью является освобождение ума и разума от изощрённой материальной деятельности и их сосредоточение на трансцендентном уровне через посвящение всех действий Богу. Этой цели можно достичь через йогу, медитацию, деятельность, бхакти и знание.

Кришна даёт краткое описание различных видов йоги, из которых известные комментаторы «Бхагавад-гиты» выделяют три основных: бхакти-йога, карма-йога и джнана-йога. Хотя эти пути отличны друг от друга, их основная цель практически одна и та же — осознать, что божественная сущность Брахман является изначальной истиной, на которой зиждется всё бытие, что материальное тело временно, и что Параматма вездесуща. Конечной целью йоги является мокша — освобождение из круговорота рождения и смерти (сансары) через осознание Абсолютной Истины. В «Бхагавад-гите» объясняются три уровня самоосознания:

  1. Брахман — безличная энергия Абсолюта
  2. Параматма — Сверхдуша, находящаяся в сердце всех живых существ, чьё сознание пронизывает каждый атом материального творения
  3. Бхагаван — личностный Бог в своей духовной форме

Соотношение между тремя видами йоги весьма неоднозначно и в разных традициях решается по-разному. Но как отметил востоковед Г. М. Бонгард-Левин:

В Гите нет явственных указаний на превосходство какого-то одного из них, если же такие указания встречаются, то они носят противоречивый характер.[23]

Карма-йога

Бхакти-йога

Кришна неоднократно говорит в «Бхагавад-гите» о превосходстве бхакти над другими видами йоги. Согласно Кэтрин Корнилл, профессору теологии Бостонского колледжа:

В тексте «Бхагавад-гиты» описываются возможные практики для достижения освобождения через культивацию знания (джнана), через ритуальные действия (карма) и любовное преданное служение Богу (бхакти), и объясняется, что последний путь является самым возвышенным и самым лёгким путём для достижения освобождения.[24]

Джнана-йога

Напишите отзыв о статье "Бхагавадгита"

Комментарии

Классические комментарии

Традиционно комментаторы «Бхагавад-гиты» принадлежат к определённой богословской традиции (сампрадае) и цепи ученической преемственности (парампаре) в которых знание передаётся без изменений из поколение в поколение от гуру к ученику и которые утверждают, что берут своё начало от самого Кришны. Каждая традиция при этом претендует на то, что её трактовка философии «Бхагавад-гиты» является верной и была передана без изменений через парампару. Согласно Хириянне:

Бхагавад-гита — это одна из самых трудных книг для интерпретации, к которой существует множество комментариев, часто отличающихся по своей сути один от другого.[25]

Различные переводчики и комментаторы дают сильно отличающиеся друг от друга толкования много-значимых санскритских слов и фраз в «Бхагавад-гите», и их версия обычно зависит от того, к какой сампрадае принадлежит автор. В особенности в Западной филологии, интерпретации текстов «Бхагавад-гиты» сильно отличаются от традиционных индуистских толкований.

Самым древним и наиболее влиятельным средневековым комментарием к «Бхагавад-гите» принято считать комментарий основателя школы адвайта-веданты Шанкары (788—820)[26] в котором он обосновывает свою философскую концепцию адвайты.[27]

Основной комментарий философской школы вишишта-адвайта-веданты был написан Рамануджей[26] в XI веке.[27] В своём комментарии Рамануджа в основном пытается доказать, что практика любви и преданности Богу (бхакти-йога) является путём к освобождению.[К 1]

Комментарий Мадхвы, написанный в XIII веке, является основополагающим комментарием школы двайта.[27] Школа Мадхвы двайта или «дуализма» согласно Уинтропу Сардженту, утверждает «вечное и совершенное различие между Богом, множеством душ и материей со всеми её проявлениями.» Мадхва считается одним из великих комментаторов в рамках философии веданты.[26] В традиции гаудия-вайшнавизма основным комментарием к «Бхагавад-гите» считается «Гитабхушана-бхашья» Баладевы Видьябхушаны.

В традиции кашмирского шиваизма,[26] в разное время было написано несколько очень интересных комментариев к «Бхагавад-гите». Первым из них, вероятно, был комментарий родоначальника КШ Васугупты, (автора одного из основополагающих текстов КШ — «Шива-сутр») который назывался «Гитатика» или «Васавитика» (этот комментарий, к сожалению, не сохранился). Очень интересны комментарии Рамакантхи (конец IX-го века), который называется «Сарватобхадра», и Анандавардханы (приблизительно X—XI века)[28] Известный философ X века Абхинавагупта написал комментарий к «Бхагавад-гите» под названием «Гитартхасамграха» («Конспективное собрание смыслов „Гиты“»), в котором изложил интерпретацию «Гиты» в соответствии со взглядами традиции трика.

Авторами других классических комментариев были Нимбарка (1162 год), Валлабха (1479 год),[29] а также Джнянешвар (12751296), который перевёл и прокомментировал «Бхагавад-гиту» на маратхи.

Комментарии XIX—XX веков

В XX веке, известные комментарии написали Бал Гангадхар Тилак и Махатма Ганди.

Бал Гангадхар Тилак написал свой комментарий в 1910—1911 годах в тюрьме, куда его отправило на шесть лет британское колониальное правительство за подстрекательство к мятежу.[30] Из всех путей к освобождению, описанных в «Бхагавад-гите», в своём комментарии Тилак уделяет особое внимание карма-йоге.[31]

«Бхагавад-гита» была основной книгой, которой руководствовался Махатма Ганди в своей жизни и деятельности. Обычно он называл её своим «духовным словарём».[32] Во время своего пребывания в тюрьме Еравда в 1929 году,[32] Ганди написал комментарий к «Бхагавад-гите» на языке гуджарати. Впоследствии Махадев Десай перевёл манускрипт на английский язык, написал к нему предисловие и добавил свои комментарии. В 1946 году этот английский перевод был впервые опубликован с предисловием, написанным Ганди.[33][34] Махатма Ганди выразил свою любовь к «Бхагавад-гите» следующими словами:

Когда меня охватывают сомнения, когда разочарования следуют одно за другим, и не видно луча надежды на горизонте, я обращаюсь к «Бхагават-гите» и нахожу стих, приносящий успокоение. Я сразу же начинаю улыбаться, забывая о переполнявшей меня печали. Те, кто размышляют над «Гитой», постоянно черпают в ней радость и открывают в ней новый смысл.[35]

К другим известным комментаторам «Бхагавад-гиты» относятся: Шри Ауробиндо, Сарвепалли Радхакришнан и Вивекананда.Вивекананда, который был последователем Рамакришны, также известен своим объяснением четырёх видов йоги в «Бхагавад-гите» — бхакти-йоги, джнана-йоги, карма-йоги и раджа-йоги. Свами Шивананда советовал начинающим йогам читать «Бхагавад-гиту» каждый день. Парамаханса Йогананда, автор знаменитой «Автобиографии йога», считал «Бхагавад-гиту» одним из самых божественных писаний в мире. Бхактиведанта Свами Прабхупада, основатель Международного общества сознания Кришны, написал в 1960-х годах свой комментарий к «Бхагавад-гите» в духе традиции гаудия-вайшнавизма. В 1980-х была написана и издана «Бхагавад-гита» с комментариями Б. Р. Шридхара Госвами. В них автор даёт своё объяснение чатур-шлокам — главным четырём стихам «Гиты».

Переводы

Ещё в древности «Бхагавад-гита» вышла за пределы Индии, несколько её версий появилось в Юго-Восточной Азии, в XVII веке был сделан перевод «Бхагавад-гиты» с санскрита на фарси, позднее она приобрела популярность и в арабском мире. В 1785 году Чарльз Уилкинс опубликовал первый перевод «Бхагавад-гиты» на английский язык. Впервые в истории санскритский текст был напрямую переведён на один из европейских языков.[36]

Опубликованный в 1808 году в книге Фридриха Шлегеля отрывок из «Бхагавад-гиты» стал первым в истории прямым переводом с санскрита на немецкий. Фридрих Шлегель впоследствии стал известен как основатель немецкой филологии.[37]

Поэтичностью и глубиной изложенных в «Бхагавад-гите» идей восхищались Гёте и Гердер, большую статью «Бхагавад-гите» посвятил Гегель, а Вильгельм фон Гумбольдт написал о ней отдельную книгу. В течение XIX и, в ещё большей степени — XX века, продолжали появляться всё новые и новые переводы — английские, французские, немецкие, латинский, новогреческий. В настоящее время существует более 700 переводов «Бхагавад-гиты» на различные языки мира.

В России с «Бхагавад-гитой» познакомились в 1788 году, после того как её, впервые на русском языке, издал Н. И. Новиков. Книга вышла под следующим названием: «Багуат-гета, или бесЄды Кришны съ Аржуномъ, съ примечанiями. Переведенныя съ подлинника, писанного на древнемъ Браминскомъ языкЄ, называемомъ Санскритта, на Англiйской, а съ сего на Россiйской языкъ».[38] В начале XX века «Бхагавад-гиту» изучал Л. Н. Толстой. В 1907 г. вышел перевод «Бхагавад-гиты» А. Каменской и И. Манциарли. После революции 1917 года «Бхагавад-гита» была предана забвению вплоть до 1956 года, когда впервые вышел её перевод на русский язык непосредственно с языка оригинала, осуществлённый академиком АН ТССР, санскритологом-любителем Б. Л. Смирновым. Впоследствии этот перевод неоднократно переиздавался. В 1974 году вышел сокращённый перевод «Бхагавад-гиты» С. И. Липкина. В 1984 году вышел первый конфессиональный перевод «Бхагавад-гиты» на русский язык. Это была переведённая с английского книга «Бхагавад-гита как она есть», включавшая в себя помимо текста самой «Бхагавад-гиты» подробные комментарии гаудия-вайшнавского гуру и основателя Международного общества сознания Кришны (ИСККОН) Бхактиведанты Свами Прабхупады (1896—1977). Как отмечает индолог Ирина Глушкова, именно в этом переводе «Бхагавад-гита» впервые стала доступна широкому читателю в России.[39] «Бхагавад-гита как она есть» подверглась критике со стороны индолога Сергея Серебряного, назвавшего её «Бхагавад-гитой, какой бы она лучше никогда не была».[40] В частности, Серебряный выразил мнение, что Бхактиведанта Свами Прабхупада внёс в свой комментированный перевод слишком много философских идей традиции гаудия-вайшнавизма.[41] В 1985 году вышел первый научный перевод «Бхагавад-гиты» на русский язык, сделанный санскритологом В. С. Семенцовым. Первый полный научный перевод с санскрита на русский язык шестой книги «Махабхараты», «Бхишмапарвы», в состав которой входит «Бхагавад-гита», был подготовлен в конце XX века одним из ведущих российских индологов В. Г. Эрманом[42]. Он был издан в 2009 году. В 2012 году вышел перевод «Бхагавад-гиты», сделанный Д. Бурбой.

Значение и влияние

Значение в индуизме

На протяжении истории, «Бхагавад-гита» всегда была предметом изучения для брахманов и йогов в индуизме. Несмотря на то, что она не является «каноном» ведических писаний, практически все течения в индуизме признают её авторитетность.

Последователи школ веданты в индуизме, относят «Бхагавад-гиту» к одному из трёх основополагающих писаний «прастханатрайи», наряду с Упанишадами и «Веданта-сутрами».

Авторитет и влияние «Бхагавад-гиты» таковы, что её обычно рассматривают наравне с Упанишадами. Её называют «самой популярной индийской Библией», и из-за того, что в ней подчёркивается важность самоотверженного служения, она была главным источником вдохновения для Махатмы Ганди.[43]

К числу великих мудрецов, святых и философов, нашедших вдохновение в «Бхагавад-гите», относится и основатель гаудия-вайшнавизма Чайтанья, который положил начало публичному воспеванию мантры «Харе Кришна» в Индии в начале XVI века.

В период борьбы за независимость Индии от британского колониального господства, «Бхагавад-гита» использовалась индийскими террористами для теоретического обоснования своих деяний.[44][45] В частности, в «Бхагавад-гите» находил вдохновение индуистский националист Натхурам Винаяк Годзе — убийца Махатмы Ганди.[46]

Ритуальная функция

В древней Индии ритуальный текст заучивался учеником с голоса учителя, после чего регулярно воспроизводился нараспев (рецитировался) наизусть; такое рецитирование считалось ритуальным актом. Востоковед и один из переводчиков «Бхагавад-гиты» В. С. Семенцов полагает, что такую ритуальную функцию имела и «Бхагавад-гита».[47]

Свойство «Бхагавад-гиты» состоит в том, что разные части этой большой поэмы сложным образом связаны друг с другом по содержанию, дополняют друг друга, являются, по словам Семенцова, комментариями друг на друга.[47] Моцарт говорил о том, как рождается у него музыкальное произведение:

Моя душа тогда воспламеняется, во всяком случае если что-нибудь мне не мешает. Произведение растёт, я слышу его всё более и более отчётливо, и сочинение завершается в моей голове, каким бы оно ни было длинным. Затем я его охватываю единым взором, как хорошую картину или красивого мальчика, я слышу его в своём воображении не последовательно, с деталями всех партий, как это должно звучать позже, но всё целиком в ансамбле.[48]

Семенцов пишет:

Я не думаю, чтобы среди людей, заучивавших наизусть и непрестанно повторявших Гиту, было так уж много моцартов; однако, и не обладая такой, как у него, мощью фантазии, самый что ни на есть «средний» (но зато усердный) рецитатор поэмы должен был рано или поздно испытать нечто хотя бы отдалённо подобное: более или менее крупные куски собираются в единства («звучащие одновременно»), и между ними, что особенно важно, протягиваются нити значимых соответствий; одни контексты располагаются рядом как «вопросы» и «ответы» на них, другие обнаруживают (через сотни стихов) свои естественные дополнения, продолжения и т. д.[47]

Влияние на Западе

Роберт Оппенгеймер, американский физик и директор Манхэттенского проекта, выучил санскрит и в 1933 году прочитал «Бхагавад-гиту» в оригинале. Впоследствии он указывал на неё как на одну из основных книг, сформировавших его жизненную философию. После того как Оппенгеймер стал свидетелем первого ядерного испытания в 1945 году, сразу же после взрыва он перефразировал один из стихов (11.32) «Бхагавад-гиты»: «Я — смерть, великий разрушитель миров, несущий гибель всему живому».[49]

Влияние «Гиты» отразилось в творчестве таких выдающихся деятелей европейской культуры, как Гете, Гердер, Гартман, Новиков. О ней с восхищением отзывались Гегель, Шопенгауэр, Бетховен, Гейне, Роден, Неру, Ганди. Её исследованием занимались многие выдающиеся учёные — Х. Лассен, Э. Бюрнуф, Э. Сенар, Ауробиндо Гхош, Л. Валле, С. Радхакришнан, С. Леви. Знакомство с «Бхагавад-гитой» проявляется в творчестве Шелли, Дж. Рассела, Вордсворта, Р. Роллана, Л. Толстого, И. Бунина, У. Уитмена, Г. Гессе.

Идеи «Бхагавад-гиты» использовались одним из идеологов национал-социализма Савитри Деви.[50] Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС, всегда носил с собою переведённое на немецкий язык издание Бхагавад-гиты — он считал её руководством по жестокости и террору и посредством её философии обосновывал Холокост.[51]

В статье, опубликованной в 2006 году в журнале BusinessWeek говорилось, что в деловых кругах Запада «Бхагавад-гита» превзошла по влиянию трактат «Искусство войны».[52]

В массовой культуре

Сюжетные параллели с «Бхагавад-гитой» прослеживается в фильме «Легенда Баггера Ванса».[53]

См. также

Напишите отзыв о статье "Бхагавадгита"

Комментарии

  1. В. С. Семенцов в своём исследовании «Истолкования Бхагавадгиты Рамануджей» отмечает, что голландский индолог Й. ван Бёйтенен считает ряд толкований Рамануджи «натянутыми» и «фантастическими», обращая особое внимание на технику цитации Рамануджей «авторитетных текстов», в первую очередь упанишад и самой «Бхагавад-гиты».

Примечания

  1. Кочергина В. А. Санскритско-русский словарь / Под ред. В. И. Кальянова. — М.: Русский язык, 1987. — С. 474. — 944 с.
  2. 1 2 Семенцов, 2010, с. 333.
  3. 1 2 3 НИЭ, 2003, с. 149.
  4. Багавад-Гита // Новый энциклопедический словарь: В 48 томах (вышло 29 томов). — СПб., Пг., 1911—1916.
  5. Серебряный, 2009, с. 294.
  6. Серебряный, 2009, pp. 299-300.
  7. Торчинов Е. А. Популярный словарь индуизма. — «Время создания Бхагавад-гиты — конец 1-го тысячелетия до н. э. (кодифицирована в 3-4 вв. н. э.)»
  8. Keay, 2000, p. 3.
  9. 1 2 Basham, 1954, p. 39.
  10. Серебряный, 2009, p. 296.
  11. Серебряный, 2009, p. 299.
  12. Дандекар, 2002, с. 229.
  13. Easwaran, volume 1, p. 14.
  14. Minor, 1986, The Bhagavatgita was written in 150 B. C. by devotee of another Indian deity, Krishna, whose popularity was spread throughtout India. It was meant to be included in the Mahabharata by a Krishna bhakta, in oder to show that devotion to Krishna was the key to an understanding the Vedic religion.(рус. Бхагавадгита» была записана около 150 года до н. э. последователем индуистского божества, Кришны, поклонение которому впоследствии распространилось по всей Индии. Она была включена в состав «Махабхараты» бхактой Кришны с целью показать, что поклонение Кришне являлось ключом к пониманию ведической религии), p. 3.
  15. Серебряный, 2009, p. 300.
  16. Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. Издательство: Восточная литература. 2007 г. ISBN 978-5-02-036317-5 «Знакомство создателей Гиты с доктриной Будды не вызывает сомнений, и попытки отрицать этот факт (например, в трудах Бхандаркара, Теланга и др.) надо признать откровенно тенденциозными… Таким образом, авторы поэмы принимали отдельные положения буддизма, но лишь те из них, которые вполне соответствовали общему характеру отраженного в ней мировоззрения… Гита как бы символизирует „встречу“ двух крупных эпох в истории древнеиндийской религиознофилософской традиции. Развивая принципы брахманизма и раннего буддизма, она передает их в новой форме следующему по времени периоду»
  17. Серебряный, 2009, с. 293-294.
  18. Семенцов1999, 1999, с. 108-109.
  19. 1 2 3 4 5 6 Семенцов1999, 1999, с. 109.
  20. 1 2 3 4 5 6 7 8 Семенцов1999, 1999, с. 110.
  21. 1 2 3 4 Семенцов1999, 1999, с. 111.
  22. Серебряный, 2009, с. 320.
  23. Cornille, Catherine, ed., 2006. Song Divine: Christian Commentaries on the Bhagavad Gita." Leuven: Peeters. p. 2.
  24. Singh, 2006, pp. 54-55.
  25. 1 2 3 4 Flood, 1996, p. 124.
  26. 1 2 3 Zaehner, 1969, p. 3.
  27. Srimad Bhagavad-Gita Jnanakarmasamuccaya Commentary of Ananda [Vardhana] Edited, from an unique Sarada Ms, by Krishna Belvalkar, M. A., PLD., Sometime Professor of Sanskrit, Deccan College, Poona, and Benares Hindu University with an Introduction discussing the Problem of the «Kashmir Recension» and Two Appendices. Poona. 1941.
  28. Singh, 2006, p. 55.
  29. Stevenson, 1986, p. 44.
  30. Stevenson, 1986, p. 49.
  31. 1 2 Jordens, 1986, p. 88.
  32. Desai, Mahadev. The Gospel of Selfless Action, or, The Gita According To Gandhi. (Navajivan Publishing House: Ahmedabad: First Edition 1946). Other editions: 1948, 1951, 1956.
  33. A shorter edition, omitting the bulk of Desai’s additional commentary, has been published as: Anasaktiyoga: The Gospel of Selfless Action. Jim Rankin, editor. The author is listed as M.K. Gandhi; Mahadev Desai, translator. (Dry Bones Press, San Francisco, 1998) ISBN 1-883938-47-3.
  34. Radhakrishnan, 1993, p. Front matter.
  35. Winternitz, 1969, p. 11.
  36. Winternitz, 1969, What had previously been known of Indian literature in Germany had been translated from the English, p. 15.
  37. Гамаюнов Л. С. Из истории изучения Индии в России (К вопросу о деятельности Г. С. Лебедева) / Очерки по истории русского востоковедения (Сборник статей). — М.: Изд-во вост. лит., 1956.
  38. Глушкова, 29 марта 2012.
  39. Серебряный, 2009, p. 308.
  40. С. Д. Серебряный. [www.lenta.ru/articles/2011/12/27/serebryany/ Позорный процесс: Специалист-индолог об иске против «Бхагавад-гиты как она есть»] (рус.). Lenta.ru (27 декабря 2011). [www.webcitation.org/6846kBYgY Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  41. РАН. Москва: Научно-издательский центр «Ладомир», 2009. Литературные памятники. Махабхарата. Книга шестая: Бхишмапарва, или Книга о Бхишме [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o377 См.]
  42. Sacred Books of the East By F. Max Müller p.11 Published 1980 (Not first edition) Motilal Banarsidass Publ. ISBN 81-208-1096-1 [books.google.com/books?id=3GXo3I4XFxsC&pg=PA11&dq=influence+of+the+Bhagavad+Gita&lr=&as_brr=3&sig=ZuPZHPZrNi32n_vu-YeDNbz79gk#PPA10,M1 Google Books]
  43. S. N. Sen. History of Freedom Movement in India (1857—1947). New Delhi, 1997.
  44. [www.religioustolerance.org/tomek22.htm Teachings of religious tolerance and intolerance in world religions.]
  45. Серебряный С. Д.. Многозначные откровения «Бхагавадгиты» // Махабхарата. Книга шестая: Бхишмапарва. / Пер. с санскр., предисл., статья и коммент. В. Г. Эрмана. — М., 2009.
  46. 1 2 3 Семенцов В. С. Бхагавадгита в традиции и в современной научной критике // Бхагавадгита. — М., 1999. — С. 171—172.
  47. См.: Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. — М., 1970. — С. 20.
  48. James A. Hijiya, [www.aps-pub.com/proceedings/1442/Hijiya.pdf «The Gita of Robert Oppenheimer»] // Proceedings of the American Philosophical Society, 144, no. 2 (June 2000).
  49. Nicholas Goodrick-Clarke [books.google.com/books?id=WPB3G-cpKaIC&pg=PA172 La renaissance du culte hitlérien: aspects mythologiques at religieux du néo-nazisme] (фр.) // Michel Bouvier Politica Hermetica. — L'AGE D'HOMME, 1998. — Vol. 11. — P. 167-185. — ISBN 2825110833.
  50. [www.dailymail.co.uk/news/article-2104365/How-SS-recommended-yoga-death-camp-guards-good-way-stress.html#ixzz1n5jsiJsL «Ve hav vays of making you relax: How SS recommended yoga to death camp guards as a good way to de-stress»] The Daily Mail, 22 February 2012
  51. [www.businessweek.com/magazine/content/06_44/b4007091.htm Karma Capitalism]. BusinessWeek. The McGraw-Hill Companies Inc. (OCTOBER 30, 2006). Проверено 26 января 2008. [www.webcitation.org/65DPkqadh Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  52. Steven Rosen. [books.google.pt/books?id=ONDYJTXf8loC&printsec=frontcover Gita on the Green: The Mystical Tradition Behind Bagger Vance]. — New York: Continuum International Publishing Group, 2000. — 176 p. — ISBN 082641365X.

Литература

На русском
На английском
  • Basham, A. L. (1954), [www.questia.com/PM.qst?a=o&d=6357199 The Wonder That Was India: A Survey of the History and Culture of the Indian Sub-Continent Before the Coming of the Muslims], New York: Grove Press, <www.questia.com/PM.qst?a=o&d=6357199> 
  • Flood, Gavin. An Introduction to Hinduism. — Cambridge: Cambridge University Press, 1996. — ISBN 0-521-43878-0.
  • Keay, John (англ.) [books.google.ru/books?id=3aeQqmcXBhoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false India: A History]. — New York: Grove Press, 2000. — 576 p. — ISBN 0-8021-3797-0.
  • [books.google.ru/books?id=Ku2DGm20WWUC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita] / Minor, Robert N.. — Albany, New York: State University of New York Press, 1986. — 279 p. — (SUNY Series in Religious Studies). — ISBN 0-88706-297-0.
    • Minor, Robert N. Introduction // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 1-10.
    • Neufeldt, Ronald W. A Lesson in Allegory: Theosophical Interpretations of the Bhagavadgita // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 11-33.
    • Ray, Ajit. Bankim Chandra Chatterji's New Hinduism and the Bhagavadgita // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 34-43.
    • Stevenson, Robert W. Tilak and the Bhagavadgita's Doctrine of Karmayoga // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 44-60.
    • Minor, Robert N. Sri Aurobindo as a Gita-yogin // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 61-87.
    • Jordens, J. T. F. Gandhi and the Bhagavadgita // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 88-109.
    • Wilson, Boyd H. Vinoba Bhave's Talks on the Gita // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 110-130.
    • French, Harold W. Swami Vivekananda's Use of the Bhagavadgita // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 131-146.
    • Minor, Robert N. The Bhagavadgita in Radhakrishnan's Apologetics // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 147-172.
    • Miller, David M. Swami Sivananda and the Bhagavadgita // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 173-199.
    • Baird, Robert D. Swami Bhaktivedanta and the Bhagavadgita "As It Is" // Modern Indian Interpreters of the Bhagavadgita. — 1986. — P. 200-221.
  • Radhakrishnan S. The Bhagavadgītā. — Harper Collins, 1993. — ISBN 81-7223-087-7.
  • Singh R. Raj. Bhakti and Philosophy. — Lexington Books, 2006. — ISBN 0-7391-1424-7.
  • Winternitz, Maurice. History of Indian Literature / Second revised reprint edition. Two volumes. First published 1927 by the University of Calcutta.. — New Delhi: Oriental Books Reprint Corporation, 1969. — Vol. I.
  • Zaehner, R. C. (англ.) The Bhagavad Gītā. — Oxford University Press. — ISBN 0-19-501666-1.

Публицистика

  • Глушкова И. П. [www.ej.ru/?a=note&id=11917 О памятниках Гавриилу Батенькову, дяде Коле и «Бхагавад-гите»] // Ежедневный журнал. — 29 марта 2012.
  • Серебряный С. Д. [www.lenta.ru/articles/2011/12/27/serebryany/ Позорный процесс: Специалист-индолог об иске против «Бхагавад-гиты как она есть»] // Lenta.ru. — 2011.

Ссылки

Переводы на русский язык

Научные
  • [www.orlov-yoga.com/Gita/index.htm Бхагавадгита] / перевод с санскрита В. С. Семенцова (1985).
  • [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=o377 VI. Махабхарата. Бхишмапарва (Бхагавадгита)] / перевод с санскрита В. Г. Эрмана (2009).
Религиозные
Другие
  • [bhagavadgita.ru/bhagavad_gita_1788.htm Багуат-Гета, или беседы Кришны с Аржуном] / первый перевод, выполнен с английского А. А. Петровым (1788).
  • [www.philosophy.ru/library/asiatica/indica/gita/kamen/index.html Бхагавад-гита] / перевод с английского и санскрита А. Каменской и И. Манциарли (1914).
  • [www.bolesmir.ru/index.php?content=text&name=s11&gl=liter1&gltxt=1 Бхагавад-гита] / перевод с санскрита Б. Л. Смирнова (1956).
  • [scriptures.ru/bh_gita.htm Бхагавад-гита] / перевод С. М. Неаполитанского. СПб., 1991.
  • [books.google.ru/books?id=d_C4pqNtedIC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Бхагавад-гита] / перевод с санскрита Д. Бурбы (2009)

Другие ссылки

Отрывок, характеризующий Бхагавадгита

– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.