Быков, Василь Владимирович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Быков, Василь»)
Перейти к: навигация, поиск
Василь Быков
белор. Васіль Быкаў
Место рождения:

деревня Бычки, Ушачский район, Витебская область, Белорусская ССР, СССР

Место смерти:

Боровляны, Минская область, Белоруссия

Род деятельности:

прозаик, публицист, общественный деятель

Годы творчества:

с конца 1940-х гг.

Направление:

проза (преимущественно военная)

Жанр:

повесть, рассказ, публицистика, эссе

Язык произведений:

белорусский, русский

Премии:
Награды:
[bykau.com/ om]
[lib.ru/PROZA/BYKOW/ Произведения на сайте Lib.ru]

Васи́ль (Васи́лий) Влади́мирович Бы́ков (белор. Васіль Уладзіміравіч Быкаў; 19 июня 1924, дер. Бычки Ушачского района Витебской области[1][2] — 22 июня 2003, Боровляны) — советский и белорусский писатель, общественный деятель, участник Великой Отечественной войны. Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской премии.

Большинство произведений — повести, действие которых происходит во время Великой Отечественной войны и в которых показан нравственный выбор человека в наиболее драматичные моменты жизни.





Биография

Родился 19 июня 1924 года в деревне Бычки Ушачского района Витебской области в крестьянской семье. С детства увлекался рисованием. Окончил 8 классов школы в деревне Кубличи, затем учился на скульптурном отделении Витебского художественного училища (1939—1940), которое оставил из-за отмены стипендий[3], и в школе ФЗО (до мая 1941 года). В июне 1941 года экстерном сдал экзамены за 10 класс.

Война застала его на Украине, где он участвовал в оборонных работах. Во время отступления в Белгороде он отстал от своей колонны и был арестован, Быкова чуть не расстреляли как немецкого шпиона[4]. Воевал в составе армейского инженерного батальона. Зимой 1941—1942 годов жил на ст. Салтыковка и в городе Аткарске Саратовской области, учился в железнодорожной школе.

Призван в армию летом 1942 года, окончил Саратовское пехотное училище. Осенью 1943 года присвоено звание младшего лейтенанта. Участвовал в боях за Кривой Рог, Александрию, Знаменку. Во время Кировоградской операции ранен в ногу и живот (по ошибке был записан как погибший); события после ранения послужили основой повести «Мёртвым не больно». В начале 1944 года три месяца находился в госпитале. Затем участвовал в Ясско-Кишинёвской операции, освобождении Румынии. С действующей армией прошёл по Болгарии, Венгрии, Югославии, Австрии; старший лейтенант, командир взвода полковой, затем армейской артиллерии. О войне в книге воспоминаний «Долгая дорога домой» (2003) вспоминал так:

Предчувствую сакраментальный вопрос про страх: боялся ли? Конечно, боялся, а, может, порой и трусил. Но страхов на войне много, и они все разные. Страх перед немцами — что могли взять в плен, застрелить; страх из-за огня, особенно артиллерийского или бомбежек. Если взрыв рядом, так, кажется, тело само, без участия разума, готово разорваться на куски от диких мук. Но был же и страх, который шел из-за спины — от начальства, всех тех карательных органов, которых в войну было не меньше, чем в мирное время. Даже больше[4].

После демобилизации жил в Гродно (с 1947 года). Печатался с 1947 года, работал в мастерских, а также в редакции областной газеты «Гродненская правда» (до 1949 года). В период с 1949 по 1955 год снова служил в Советской армии, в 1955 году окончательно демобилизовался в звании майора. С 1955 по 1972 год вновь работал в «Гродненской правде». С 1959 года член Союза писателей СССР. В 1972—1978 годах — секретарь Гродненского отделения Союза писателей Белорусской ССР. Имя Быкова фигурировало в списке подписавших Письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» 31 августа 1973 года о Солженицыне и Сахарове, однако сам он позже отрицал своё участие в этом письме.

В 1978 году переехал в Минск. Избирался депутатом Верховного Совета Белорусской ССР в 1978—1989 годах.

В 1988 году стал одним из учредителей Белорусского народного фронта. В 1989 году избран депутатом Съезда народных депутатов СССР, вошёл в Межрегиональную депутатскую группу. Был президентом белорусского ПЕН-центра. В октябре 1990 года подписал «Римское обращение». В 1990—1993 годах — президент Объединения белорусов мира «Бацькаўшчына» (рус. Отечество). В октябре 1993 года подписал открытое «письмо сорока двух». На Президентских выборах 1994 года стал доверенным лицом Зенона Позняка[5].

Возглавил оргкомитет митинга, прошедшего 24 марта 1996 года, накануне подписания первых интеграционных соглашений Беларуси и России. Митинг стал частью «Минской весны». Партией-организатором митинга выступил Белорусский народный фронт[6].

С конца 1997 года жил за границей в политической эмиграции — вначале по приглашению ПЕН-центра Финляндии проживал в окрестностях Хельсинки, затем, получив приглашение ПЕН-центра ФРГ, переехал в Германию, а затем в Чехию. Вернулся на родину только за месяц до смерти. Неоднократно выступал с резкой критикой режима Александра Лукашенко; считал, что для Белоруссии предпочтительнее союз не с Россией, а с Западом. Умер 22 июня 2003 года в 20 часов 30 минут в реанимационном отделении онкологического госпиталя в Боровлянах, под Минском[7]. Он был отпет в минском Доме литератора согласно обряду Грекокатолической церкви; гроб писателя был накрыт бело-красно-белым флагом[8]. Похоронен на Восточном кладбище в Минске.

Творчество

Известность Василю Быкову принесла повесть «Третья ракета» (1961). Также в 60-е годы опубликованы ставшие всемирно известными повести «Альпийская баллада», «Мёртвым не больно»; в 70-е — «Сотников», «Обелиск», «Дожить до рассвета», «Пойти и не вернуться».

Повесть «Облава» была опубликована в журнале «Новый мир» в 1990 году.

Большинство своих произведений Василь Быков писал по-белорусски, многие из них сам дословно переводил на русский. Его литературные труды переведены на многие языки мира.

Произведения

Повести

Прочее

Экранизации и постановки

Кино- и телефильмы

Музыкальные произведения

  • Балет «Альпийская баллада» (1967, музыка Евгения Глебова)
  • Опера «Тропою жизни» (1980, музыка Генриха Вагнера, по «Волчьей стае»)

Награды

Премии и почётные звания

  • Ленинская премия (за повесть «Знак беды»; 1986)
  • Государственная премия СССР (за повести «Дожить до рассвета» и «Обелиск»; 1974)
  • Государственная премия БССР имени Якуба Коласа (за повести «Волчья стая», «Его батальон»; 1978)
  • Литературная премия БССР имени Якуба Коласа (за повесть «Третья ракета»; 1964)
  • Народный писатель Беларуси (1980)

Память

  • Имя писателя носят улицы в Гродно, Белостоке, Ждановичах, Смолевичах, Фаниполе.
  • На здании Витебской детской художественной школы № 1 (в этом здании с 1923 по 1941 год находилось Витебское художественное училище, где с 1939 по 1940 учился Василь Быков) установлена мемориальная доска.
  • В 2014 году в дачном поселке Ждановичи-6 открылся Филиал Государственного музея истории белорусской литературы «Музей-дача Василя Быкова»[10].
  • В 2007 году в деревне Бычки, на родине писателя открылся усадьба-музей Василя Быкова.

Напишите отзыв о статье "Быков, Василь Владимирович"

Примечания

  1. [bse.sci-lib.com/article002423.html Василь Владимирович Быков] на сайте Большой Советской Энциклопедии.
  2. В некоторых источниках ошибочно указана дер. Череновщина Витебской области.
  3. Пётр Тузков. [bsa.by/novosti-i-sobyitiya/vasil-byikov-pisatel-s-mirovyim-imenemmog-stat-velikim-skulptorom-%E2%80%A6.html «Василь Быков — писатель с мировым именем, мог стать великим скульптором»] (рус.) (23 октября 2008). Проверено 11 августа 2011. [www.webcitation.org/61G4OfwXN Архивировано из первоисточника 27 августа 2011].
  4. 1 2 [magazines.russ.ru/druzhba/2003/8/bykov.html Василь Быков. Долгая дорога домой. Отрывки из книги. С белорусского. Перевод и вступительная заметка Натальи Игруновой] // «Дружба народов» 2003, № 8.
  5. [nn.by/?c=ar&i=79791 Лукашэнка ніколі не выйграваў справядліва — нават у 1994 і 1995. Піша Сяргей Навумчык.]
  6. Шрайбман А.. [news.tut.by/politics/489715.html «Минской весне» — 20 лет. История уличных протестов Беларуси в инфографике TUT], TUT.BY (24 марта 2016).
  7. [skif.tv/content/view/152/258 Газета «Витебский проспект», № 25(314) от 19.06.08]
  8. [www.chas-daily.com/win/2003/06/27/v_027.html?r=3& Государство ушло с похорон Быкова (27.06.2003)]
  9. В. Быков. Карьер: Повести. — М.: Известия, 1990. — 384 с.: ил.
  10. [www.belta.by/ru/all_news/culture/Muzej-Vasilja-Bykova-otkrylsja-pod-Minskom_i_672842.html Музей Василя Быкова открылся под Минском] // Белорусское телеграфное агентство.

Литература

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10947 Быков, Василь Владимирович]. Сайт «Герои Страны».

  • [knihi.com/Vasil_Bykau/ Книги Василя Быкова на сайте knihi.com]
  • [magazines.russ.ru/voplit/2004/6/nov15.html Мёртвым — не больно, больно — живым. Публикация А. Новикова, В. Телицына] // «Вопросы литературы» 2004, № 6.
  • [magazines.russ.ru/druzhba/2003/1/bykov.html Василь Быков. Цена достоинства. Из книги воспоминаний] // «Дружба народов» 2003, № 1.
  • [magazines.russ.ru/druzhba/2003/8/bykov.html Василь Быков. Долгая дорога домой. Отрывки из книги. С белорусского. Перевод и вступительная заметка Натальи Игруновой] // «Дружба народов» 2003, № 8.
  • [bykau.com/ Сайт о В. Быкове]

Отрывок, характеризующий Быков, Василь Владимирович

Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».