Былов, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Былов
Дата рождения:	14 марта 1918(1918-03-14)
Место рождения:	Москва, РСФСР
Дата смерти:	15 апреля 1996(1996-04-15) (78 лет)
Страна:	СССР СССР→ Россия Россия
Научная сфера:	цветоводство
Учёная степень:	доктор биологических наук
Учёное звание:	член-корреспондент ВАСХНИЛ
Альма-матер:	Московская сельскохозяйственная академия имени К. А. Тимирязева
Награды и премии:

Владимир Николаевич Былов (14 марта 1918 года — 15 апреля 1996 года) — советский учёный в области селекции и семеноводства цветочных и декоративных культур, член-корреспондент ВАСХНИЛ (1982).

Биография

Родился в Москве в семье служащих: отец был врачом, мать работала учительницей.

В 1941 году окончил агрономический факультет Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева.

В 1941—1946 служил в РККА, участник Великой Отечественной войны, после окончания артиллерийского училища воевал на Юго-Западном, Воронежском, 3-м и 4-м Украинских, Карельском, 2-м Украинском фронтах, имел ранение.
Победу встретил в Австрии, в должности начальника артиллерийского снабжения 215-го гвардейского пушечного артиллерийского полка.
После войны служил в группе советских войск в Румынии, затем — на территории Грузинской ССР. Продолжению военной карьеры предпочёл научную деятельность и в 1947 году вышел в отставку в звании гвардии капитана.

В 1947—1951 годах — аспирант зонального НИИ зернового хозяйства Нечернозёмной полосы (ст. Немчиновка Московской области), ученик академика Н.В. Цицина.

В 1951—1952 годах — научный сотрудник Монгольской сельскохозяйственной экспедиции Академии наук СССР.

В 1952—1956 годах — учёный секретарь, в 1956—1989 годах — заведующий отделом цветоводства Главного ботанического сада АН СССР.

Доктор биологических наук (1977), член-корреспондент ВАСХНИЛ (1982).

Автор новой системы сортооценки декоративных растений по комплексу декоративных и хозяйственно-биологических признаков, современной технологии выгонки луковичных растений (тюльпанов, гиацинтов, нарциссов), в 2-3 раза повышающей выход срезанных цветов.

Создал крупнейшие коллекции декоративных растений (около 8 тысяч наименований).

Скоропостижно умер 15 апреля 1996 года.

Сочинения

• Нарциссы и гиацинты. Лучшие сорта / соавт. Е. Н. Зайцева. — М.: Колос, 1966. — 63 с.
• Розарий Главного ботанического сада АН СССР / соавт. Н. Л. Михайлов. — М.: Колос, 1978. — 199 с.
• Розы. Итоги интродукции: справ. пособие по соврем. ассортименту роз / соавт.: Н. Л. Михайлов, Е. И. Сурина; Гл. ботан. сад. — М.: Наука, 1988. — 432 с.
• Выгонка цветочных луковичных растений: биол. основы / соавт. Е. Н. Зайцева; Гл. ботан. сад. — М.: Наука, 1990. — 240 с.
• Интродукция растений в Главном ботаническом саду им. Н. В. Цицина: к 50-летию основания / соавт.: С. Е. Коровин и др.; Гл. ботан. сад им. Н. В. Цицина. — М.: Наука, 1995. — 188 с.

Награды

• Орден Красной Звезды — трижды (1943, февр. 1945, апр. 1945)
• Орден «Знак Почёта» (1975)
• орден Отечественной войны I степени (1985)
• медали СССР (в том числе «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией»)
• 2 золотые и 4 серебряные медали ВДНХ

Источники

• [www.cnshb.ru/AKDiL/akad/base/RB/000243.shtm Биография]
• Бюллетень Главного ботанического сада, Выпуски 174—178 «Наука», 1997 (Некролог).

Отрывок, характеризующий Былов, Владимир Николаевич

– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.