Быляцкие говоры кашубского языка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Быля́цкие го́воры кашу́бского языка́ (польск. gwary bylackie) — группа говоров севернокашубского диалекта, распространённых в Пуцком повяте Поморского воеводства за исключением тех территорий, где живут носители небыляцких говоров (в гмине Крокова — жарновецкие говоры и в южной части Пуцкой гмины — пуцкий сельский говор). Часть территории, некогда занимаемой носителями быляцкого оксивского говора, теперь является частью города Гдыни[2][4].

Название быляцким говорам (как и носителям говоров — былякам[5][6] дано от слова béł (польск. był, рус. был), которое произносится в этих говорах как bél — с l на месте ł (в остальных кашубских говорах на месте ł губно-губная ). Соответственно фонетическое явление кашубского языка с подобным произношением фонемы ł называется былачением[7][8].

Ян Джежджон, А. Нецел и другие кашубские писатели, родившиеся в Пуцком повяте, опирались в своём творчестве на быляцкие говоры как на основу[7]. Одним из первых, кто упоминал о быляцких говорах, был лингвист и этнограф С. Рамулт, в предисловии к словарю кашубского языка (Słownik języka pomorskiego czyli kaszubskiego), изданному в 1893 году, он выделял среди говоров северных кашубов по твёрдому произношению звука l говоры быляков (bëlôcë) на Сважевском, Пуцком и Оксивском мысах, и рыбаков (rëbôcë) на Хельской косе. Ф. Лоренц в Поморской грамматике (Gramatyka Pomorska) выделил в составе быляцких семь отдельных говоров[4].





Область распространения и говоры

Быляцкие говоры размещаются в северо-восточной части территории распространения кашубского языка на побережье Балтийского моря, Гданьского залива, в том числе и на Хельской косе. С запада к ним примыкают небыляцкие говоры севернокашубского диалекта[2]. К началу XX века многие носители быляцких говоров, живших чересполосно с немцами, были двуязычными, литературный немецкий язык распространялся посредством школьного обучения, нижненемецкие диалекты распространялись благодаря межъязыковым контактам[1]. После того как Кашубские земли вошли в состав польского государства, активно стал распространяться польский язык, до Второй мировой войны этому способствовало строительство порта в Гдыне, после войны различные перемещения немецкого и польского населения, а также распространение польского языка во всех сферах общественной жизни[2]. В классификации Ф. Лоренца (по состоянию на начало XX века), быляцкие говоры вместе с группами небыляцких и смешанных говоров были включены в состав северо-восточных кашубских говоров, которые в свою очередь являлись частью севернокашубских говоров (севернокашубские со словинскими говорами объединялись в севернопоморский диалект, противопоставляемый южнопоморскому)[1].

Быляцкие говоры объединяют (состав и размещение говоров по состоянию на начало XX века)[1][4] следующие говоры:

  • Ястарнинский говор в Ястарне на Хельской косе;
  • Кузвельдский (Кузницкий) говор в Кузнице (старое название — Кузвельд, Кузвельт) (в настоящее время часть города Ястарни) на Хельской косе;
  • Халупский говор в Халупах (в настоящее время часть города Владыславово) на Хельской косе;
  • Сважевско-стшелинский говор к северу от Пуцка до Владыславово, включая Сважево, Стшельно и другие сёла;
  • Стажинско-меховский говор к западу от Пуцка в Стажино, Мехово, Леснево, Полчино, Доматово и др. сёлах;
  • Пуцкий городской говор в предместье Пуцка и в самом городе;
  • Оксивский говор на крайнем юге Пуцкого повята и в современных северных районах Гдыни;

Основные особенности говоров

Быляцкие говоры разделяют все диалектные черты севернокашубского диалекта, а также имеют некоторые особенности:

  1. В соответствие кашубскому ã произносится не носовой звук a (или an, am), а как в польском литературном языке носовой ę или гласные, совпадающие по качеству с носовым переднего ряда в сочетании en, in[9].
  2. Произношение ô так же, как в немецком языке — ö[9].
  3. Интонационные различия, характерные в прошлом для быляцких говоров, были отмечены в ястарнинском говоре Ф. Лоренцем. В настоящее время данная диалектная черта уже не фиксируется[6].
  4. Былачение — переход звука ł в l. Предположительно, эта языковая черта является или кашубским архаизмом, или относительно поздней кашубской инновацией, но, возможно также, что оно развилось под влиянием немецкого языка[7].
  5. Среди севернокашубских архаичных явлений в морфологии выделяются: наиболее регулярное распространение нестяжённых форм глаголов спряжений на -am и -em 1-го лица единственного числа настоящего времени: spiewajã и т. п.; и, известное преимущественно в говорах Пуцкого повята, окончание в родительном, иногда в дательном и предложном падежах, некоторых существительных мужского и среднего рода: gradë (grada, gradowi, gradu), celëcë (celãca, celãcu, celãcu) и т. п.[10]
  6. Особенностью быляцких говоров, известной также другим говорам северо-востока Кашубии, являются окончания существительных в форме дательного падежа — образованные также как у прилагательных — -emu (-omu): koniemu или koniomu (koniowi, koniu), sënomu (synowi) и т. п.[10]
  7. Архаичные черты словообразования, как и в люзинско-вейхеровских говорах: словоформы на -iszcze, -ëszcze: ówsniszcze или ówsyszcze (польск. ściernisko po owsie, «стерни после овса»), mrowiszcze (польск. mrowisko, «муравейник»), toporzëszcze (польск. trzonek topora, «топорище») и т. п.; большая продуктивность форм на -ica (выполняющих также деминутивную функцию): wieszczerzëca (польск. jaszczurka, «ящерица»); наличие прилагательных с приставкой : sącelnô (польск. cielna, o krowie, «стельная» (о корове)), sąbagnô или sąbagniô (польск. kotna, o owcy, «суягная» (об овце)) и другое[10]
  8. Лексика характеризуется некоторыми отличиями от других говоров севернокашубского диалекта, нередко связанных с проявлением былачения и продуктивностью некоторых аффиксов как, например, в слове jaskulëczka, jaskurlëczka, реже jaskulniczka, jaskulinka, в говорах Хельской косы — jaskulka, у остальных кашубов — jaskółka; или в слове jarzãba, jarzãbia, jarzëbôk, jarząbk; также распространена лексика, отражающая специфический быт рыбаков Хельской косы и других прибрежных районов северо-востока Кашубии[10].

Напишите отзыв о статье "Быляцкие говоры кашубского языка"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [pbc.gda.pl/dlibra/docmetadata?id=1399&showContent=true Friedrich Lorentz. Gramatyka Pomorska, Zeszyt 1. Poznań, 1927 (Pomeranian Digital Library)]
  2. 1 2 3 4 [szkola.interklasa.pl/f019/strona/pol/jezyk.html Historia, geografia, język i piśmiennictwo Kaszubów (fragment)]
  3. [szkola.interklasa.pl/f019/strona/pol/jezyk1.html Dialekty kaszubskie według F. Lorentza (Карта кашубских диалектов и говоров Фридриха Лоренца)]
  4. 1 2 3 [www.rastko.net/rastko-ka/index.php/jzyk--jazek-mainmenu-26/8-jtreder-kaszubszczyznapl Растко-Кашуби — Rastkò-Kaszëbë — Rastko-Kaszuby. Jerzy Treder. Z historii badań Kaszubszczyzny]
  5. [www.rastko.net/rastko-ka/index.php/lud--norod-mainmenu-32/65 Растко-Кашуби — Rastkò-Kaszëbë — Rastko-Kaszuby. Билаци]
  6. 1 2 Ананьева Н. Е. История и диалектология польского языка: Учебник. Изд. 3-е, испр. — М.: Либроком, 2009, с. 95
  7. 1 2 3 [www.rastko.net/rastko-ka/index.php/jzyk--jazek-mainmenu-26/67 Растко-Кашуби — Rastkò-Kaszëbë — Rastko-Kaszuby. Билачење]
  8. [www.rastko.net/rastko-ka/index2.php?option=com_content&task=emailform&id=191&itemid=1 J. Treder. Kashubian to Polish. Language Contacts]
  9. 1 2 [www.zslipnica.info/publikacje/alemanczyk.pdf Andrzej Lemańczyk. Muzyka ludowa kaszub]
  10. 1 2 3 4 [www.rastko.net/rastko-ka/index2.php?option=com_content&task=view&id=251&pop=1&page=0&Itemid=26 Edward Breza. Podstawowe wiadomości z morfologii (języka kaszubskiego)]

Литература

  • [urss.ru/cgi-bin/db.pl?lang=Ru&blang=ru&page=Book&id=107402 Селищев А. М. Славянское языкознание: Западнославянские языки. Изд.2: М.: URSS, 2009]
  • Atlas jezykowy kaszubszczyzny i dialektów sąsiednich, oprac. przez Zespół Instytutu Słowianoznawstwa PAN, I—VI pod kier. Z. Stiebera, VII—XV pod kier. H. Popowskiej-Taborskiej. Wrocław 1964—1978

Ссылки

[www.dialektologia.uw.edu.pl/index.php?l1=start Dialekty i gwary polskie. Kompendium internetowe pod redakcją Haliny Karaś] (польск.). [www.webcitation.org/67hCNejJ0 Архивировано из первоисточника 16 мая 2012]. (Проверено 8 августа 2013)

Отрывок, характеризующий Быляцкие говоры кашубского языка

Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.