Быть Джоном Малковичем

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Быть Джоном Малковичем
Being John Malkovich
Жанр

комедия
драма
фэнтези

Режиссёр

Спайк Джонз

Продюсер

Стив Голин
Винсент Ландэй
Сэнди Стерн
Майкл Стайп

Автор
сценария

Чарли Кауфман

В главных
ролях

Джон Кьюсак
Камерон Диас
Джон Малкович
Кэтрин Кинер

Оператор

Лэнс Эйкорд

Композитор

Картер Бёрвелл

Кинокомпания

Gramercy Pictures, Propaganda Films, Single Cell Pictures

Длительность

112 мин

Бюджет

13 млн. $

Сборы

22 863 596 $

Страна

США США

Язык

английский

Год

1999

IMDb

ID 0120601

К:Фильмы 1999 года

«Быть Джо́ном Ма́лковичем» (англ. Being John Malkovich) — фильм режиссёра Спайка Джонза, снятый в 1999 году. Также является дебютом сценариста Чарли Кауфмана в полнометражном кино.





Сюжет

Актёр-кукольник Крейг Шварц (Джон Кьюсак) не может своим искусством прокормить семью и вынужден устраиваться на работу. Его жена Лотти (Камерон Диас) не разделяет его увлечения кукольным театром, он — не разделяет её увлечение животными, которые просто заполонили их и без того маленькую квартирку.

Новое место работы Крейга — весьма странное, оно находится на 7½ этаже и там нельзя выпрямиться в полный рост. Зато за одним из шкафов есть маленькая дверца, ведущая не куда-нибудь, а непосредственно в тело известного актёра Джона Малковича. Крейг и его предприимчивая коллега Максин (Кэтрин Кинер) организуют предприятие: всего за 200$ каждый желающий может оказаться на 15 минут в теле самого Малковича. Но Крейг влюбляется в яркую и независимую Максин, столь непохожую на его жену, а та не обращает на него никакого внимания.

Оказывается, что Лотти также влюбляется в Максин, и та отвечает ей взаимностью, но лишь при условии, что Лотти находится в теле Малковича, потому что Максин хочет Джона Малковича, особенно если в нём в данный момент кто-то ещё. Крейг не выдерживает, запирает жену в клетке с шимпанзе и во время очередного свидания Максин и Джона Малковича занимает место в последнем.

Тут уже не выдерживает сам Малкович, которому надоело чувствовать себя марионеткой. Он сам заходит в таинственную дверцу и оказывается в совершенно невообразимом месте, заполненном толпами Джонов Малковичей. В придачу ко всему, есть группа весьма пожилых людей во главе с боссом Крейга (Орсон Бин), намеревающихся жить вечно путём переселения опять же в тело Джона Малковича.

В ролях

Актёр Роль
Джон Кьюсак Крейг Шварц Крейг Шварц кукольник
Камерон Диас Лотти Шварц Лотти Шварц жена Крейга
Кэтрин Кинер Максин Лунд Максин Лунд коллега Крейга
Джон Малкович Джон Горацио Малкович Джон Горацио Малкович (у реального актёра среднее имя — Гэвин)
Орсон Бин Лестер доктор Лестер босс Крейга
Мэри Кей Плейс Флорис Флорис младший администратор
Нед Беллами Дерек Мантини Дерек Мантини
Чарли Шин Чарли Шин Чарли Шин
Октавия Спенсер женщина в лифте
Карлос Джекотт Ларри Ларри агент
Уилли Гарсон мужчина в ресторане
Эрик Вайнштейн отец у уличного кукольного театра
Мэдисон Лэнк дочь у уличного театра

Создание

Сценарий Чарли Кауфмана с 1994 года не мог найти продюсера, готового профинансировать столь рискованный проект. Кауфману предлагали переделать сценарий в нечто более коммерческое вроде «Быть Томом Крузом», исходя из недостаточной популярности Малковича. Однако сценариста привлекала именно фигура Малковича как одного из самых загадочных актёров Америки, более того, Кауфман даже не побоялся обыграть сам факт непопулярности Малковича, в сцене где Крейг впервые попадает в тело Малковича, тот находится в такси, таксист узнавший актера пытается вспомнить хотя бы один фильм с участием Джона и называет фильм «про ограбление», в котором Джон в действительности никогда не снимался. Позже Крейг объясняя жене Лотти про дверцу за шкафом и коридор в тело Малковича, натыкается на недоуменный вопрос Максин: «Кто такой Малкович? Где он снимался?» На что Крейг отвечает: «Он известный актёр, он снимался во многих фильмах, например… в фильме „про ограбление“».

Помощь в создании фильма оказал тесть режиссёра — Фрэнсис Форд Коппола; он лично убедил Малковича принять участие в съёмках.

Саундтрек

</td></tr>
Being John Malkovich
саундтрек к фильму «Быть Джоном Малковичем»
Дата выпуска

1999

Длительность

43:07

Композитор

Картер Бёрвелл

Музыку к фильму написал Картер Бёрвелл. В фильм также вошли «Аллегро» из Музыки для струнных, ударных и челесты Белы Бартока в исполнении Кливлендского оркестра и песня Бьорк «Amphibian» в двух вариациях.

В 1999 году саундтрек выпустили различные лейблы. Обложки всех изданий различаются. В таблице приведен список основных из них и территорий распространения.

Название Длительность
1. «Amphibian (Mark Bell Mix)» 2:47
2. «Malkovich Masterpiece Remix» 2:22
3. «Puppet Love» 2:02
4. «Momentary Introspection» 1:07
5. «You Should Know» 0:34
6. «Craig Plots» 3:40
7. «Malkovich Shrine» 0:45
8. «Embarcation» 1:46
9. «Subcon Chase» 2:03
10. «The Truth» 1:21
11. «Love on the Phone» 0:46
12. «To Lester’s» 0:26
13. «Maxine Kidnapped» 1:15
14. «To Be John M» 1:59
15. «Craig’s Overture» 1:00
16. ««Allegro» from Music for Strings, Percussion and Celeste, SZ106» 7:21
17. «Carter Explains Scene 71 to the Orchestra» 0:29
18. «Lotte Makes Love» 1:28
19. «Monkey Memories» 1:32
20. «Future Vessel» 3:40
21. «Amphibian (Film Mix)» 4:37
Страна Лейбл Номер в каталоге
Австралия Virgin CDRP 569
США Astralwerks Source ASW 48768 724384876821
Европа Source 724384876401
Япония Virgin Toshiba EMI Ltd VJCP-68238 VJCP-68238

Реакция

В прокате фильм окупился. Кинокритика приняла его с большим энтузиазмом. В частности, Джим Хоберман в своей рецензии отметил многослойность кинопритчи: «Это тематический парк для любителей потеоретизировать… Фильм об актёрской игре, точнее — об актёрской игре наоборот»[1]. Сходные мысли высказал и Андрей Плахов: «При желании этот сюжет-метафору можно трактовать как утверждение многогранности актёрской натуры, в которой словно бы содержится множество разных людей»[2].

Награды и номинации

Награды

Номинации

Напишите отзыв о статье "Быть Джоном Малковичем"

Примечания

  1. [www.villagevoice.com/1999-11-02/long-island-voice/metaphysical-therapy/ Metaphysical therapy — Page 1 — Long Island Voice — New York — Village Voice]
  2. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=224922 Ъ-Газета — Лучше быть Малковичем, чем Крузом]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Быть Джоном Малковичем

– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.