Быховец, Юзеф Владислав
| Юзеф Владислав Быховец | |
| польск. Józef Władysław Bychowiec | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Род деятельности: |
поэт, философ |
Юзеф Владислав Быховец (Иосиф-Владислав Быховец; 1778 — 1845) — польский писатель и философ; офицер.
Учился в Виленском и некоторых немецких университетах, затем вступил в наполеоновское войско и после 1815 года поселился в Вильно. Последователь Канта и переводчик некоторых его сочинений („Wyobrażenia do historii powszechnej we względzie kosmopolitycznym“[1], przeł. Józef Bychowiec, Königsberg: Hering und Haberland, 1799; 2-gie wyd. Breslau, 1832; „Pomysły Kanta o władzy w umysle iż przez samo mocne postanowienie możemy niszczyć w sobie uczucia chorobne“[2], przeł. Józef Bychowiec, w: Sztuka zapobiegania chorobom, Wilno, 1843, s. 88—112)[3].
Перевёл на польский язык трактат Гердера «Идеи к философии истории человечества» („Pomysły do filozofii dziejów rodzaju ludzkiego przez Herdera. Bzieło przełożone z języka niemieckiego z dodatkiem przedmowy i opisu życia autora przez Józefa Bychowca Kapitana“, 1838; переиздан в 2002 году). Из написанного им следует также отметить „Rzut oka na Rosję“ (Варшава, 1817) и перевод Кодекса Наполеона.
Напишите отзыв о статье "Быховец, Юзеф Владислав"
Примечания
- ↑ „Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltbürgerlicher Absicht“
- ↑ „Von der Macht des Gemüts durch den blossen Vorsatz seiner krankhaften Gefühle Meister zu sein“, aus: „Der Streit der Fakultäten“
- ↑ [www.filo-sofija.byd.pl/userfiles/nr4_m_zelazny(1).pdf Bibliografia polskich przekładów prac Immanuela Kanta (do roku 2004)]
Ссылки
- Быховец // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Быховец, Юзеф Владислав
– Да что же?– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
