Бычварова, Свобода

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Свобода Бычварова
болг. Свобода Бъчварова
Дата рождения:

11 января 1925(1925-01-11)

Место рождения:

Горна-Джумая, Болгария

Дата смерти:

27 июня 2012(2012-06-27) (87 лет)

Место смерти:

Рио-де-Жанейро, Бразилия

Гражданство:

Болгария Болгария

Род деятельности:

писатель, сценарист

Язык произведений:

Болгарский

Награды:

Свобо́да То́дорова Бычва́рова (болг. Свобода Тодорова Бъчварова; 11 января 1925, Горна-Джумая, ныне Благоевград, Болгария27 июня 2012, Рио-де-Жанейро, Бразилия) — болгарская писательница и сценарист. Дочь Тодора Ангелова.





Биография

Сразу же после её рождения семья отправилась в эмиграцию — Австрия, Франция, Бельгия. Когда Свобода выросла, она уехала учиться в Ленинград. С начала 1950-х годов работала в отделе культуры газеты «Работническо дело». С 1960-х годов — редактор, а затем — главный редактор творческого объединения «Бояна». Писала сценарии теле- и кинофильмов. С 1989 года жила в Бразилии у своей дочери, вышедшей замуж за бразильского бизнесмена. Член БКП с 1945 года.

Сочинения

Книги

  • Великденска ваканция (1963)
  • Последната зима на Иван (1966)
  • Литургия за Илинден (1969)
  • Което винаги ще обичаме (1974)
  • Приключенията на Фильо и Макензен (1980)
  • Земля под прицелом / Земя за прицел (1984)
  • Наследникът (1985)
  • Телеграма с много неизвестни (1985)
  • Изборът (1986)
  • Гонитбата (1987)
  • Опасен чар (1987)
  • Жребият (1989)
  • По особено мъчителен начин (2008)

Сценарии

Награды

Напишите отзыв о статье "Бычварова, Свобода"

Литература

  • Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич Москва, Советская энциклопедия, 1987. — с. 63

Ссылки


Отрывок, характеризующий Бычварова, Свобода

7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.