Быч, Лука Лаврентьевич

Лука Лаврентьевич Быч
Городской глава Баку
1912 — февраль 1917
Председатель Областного кавказского продовольственного комитета Временного правительства, начальник снабжения Кавказской армии
1917 — 1917
Председатель Кубанского краевого правительства
1 ноябрь 1917 — 31 декабрь 1918
Предшественник:	Председатель Кубанского Войскового Правительства Филимонов Александр Петрович
Преемник:	Сушков Филипп Семенович
Член Кубанской Рады Кубанской народной республики
— 1919
с 1918
Глава делегации Кубанской народной республики на Парижской мирной конференции
с 1919
Преподаватель, проректор, ректор Украинской хозяйственной академии в Подебрадах (Чехословакия)
с 1922
Рождение:	1870(1870) станица Павловская, Кубанская область, Российская империя
Смерть:	1945(1945) Чехословакия

Лука́ Лавре́нтьевич Быч (1870—1945) — казачий политик и общественный дея­тель, первый председатель Кубанского правительства 1917—1918.

До революции

Уроженец станицы Павловской. Окончил юридический факультет Московского университета. Работал секретарём Новороссийской городской Управы и через 2-3 года претендовал на пост местного городского головы. Однако власти относились к нему настороженно, ибо он считался человеком «левых убеждений» и потому возможности продвижения в общественной деятельности не имел. В 1900 году Быч перешёл на частную службу в «Восточное общество транспорта по Волге и Каспийскому морю», где вскоре был назначен директором бакинского отделения. С годами он приобрёл популярность и был выбран гласным городской думы Баку, а в 1912 году был избран на пост городского головы Баку. На этом посту он смог примирить три основные национальные группы населения: тюрков, армян и русских, благодаря чему был решён вопрос о снабжении города пресной водой. Также он смог найти средства для постройки «Шаларского» водопровода по проекту английского инженера Линдли. К 1917 году город, всегда страдавший от недостатка питьевой воды, стал снабжаться ею в изобилии с расстояния в 150 км.

Политическая деятельность (после революции)

В 1917 году, после Февральской революции, Быч был назначен Временным Правительством на пост начальника снабжения Кавказской армии, для чего ему пришлось отказаться от всех других должностей. После развала фронта и дезертирства войск он возвратился на Кубань, где был избран Краевой Радой на пост председателя Кубанского правительства. Вместе с правительственными учреждениями участвовал в Первом Кубанском походе, затем вернулся в Екатеринодар, прилагая усилия для согласования интересов Кубанского края со взглядами и требованиями Добровольческой армии. После избрания генерала А. П. Филимонова на должность Кубанского атамана, на которую претендовал сам Быч, он отказался от обязанностей председателя правительства, полагая бессмысленным занимать столь высокую и важную должность, не имея достаточной поддержки депутатов Рады, и остался рядовым членом Законодательной Рады. В начале 1919 года Рада назначила его главой делегации на Парижскую мирную конференцию. Встретив в Париже представителей кавказских горцев, делегация обсудила и подписала с ними проект договора о дружбе, который был оглашён на заседании Рады 10 сентября 1919 года и для привезшего его из Парижа священника Кулабухова окончился трагически.

Эмиграция

Из-за разногласий с Деникиным и позже из-за падения Кубанской народной республики Быч остался в эмиграции. С 1922 года в Чехословакии Быч преподавал Муниципальное право слушателям Украинской Сельскохозяйственной академии, а после был её ректором. Умер там же, в Чехословакии, в возрасте 75 лет в 1945 году.

Ссылки и литература

• [admkrai.kuban.ru/kazachestvo/history/4220.html Кубанское казачество в 1917—1920 гг.] на официальном сайте администрации Краснодарского края [admkrai.kuban.ru/ admkrai.kuban.ru]
• [www.cossackdom.com/enciclopedic/b.htm Казачий словарь-справочник (Калифорния, 1950-е): БЫЧ Лука Лаврентьевич] на сайте [www.cossackdom.com/ cossackdom.com] (рус.)
• [ukrlife.org/main/kubann/1luka.htm Коваль Р. Нариси з історії Кубані. Перший кубанський прем'єр Лука Бич] (укр.)

Отрывок, характеризующий Быч, Лука Лаврентьевич

– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?