Бьёрнсон, Бьёрнстьерне

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бьернсон Бьернстьерне»)
Перейти к: навигация, поиск
Бьёрнстьерне Бьёрнсон
Bjørnstjerne Bjørnson
Дата рождения:

8 декабря 1832(1832-12-08)

Место рождения:

деревня Квикне, Норвегия

Дата смерти:

26 апреля 1910(1910-04-26) (77 лет)

Место смерти:

Париж, Франция

Гражданство:

Норвегия Норвегия

Род деятельности:

прозаик, драматург, поэт

Премии:

Нобелевская премия по литературе (1903)

Подпись:

Бьёрнстьерне Мартиниус Бьёрнсон (норв. Bjørnstjerne Martinius Bjørnson; 1832—1910) — норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1903 года. Бьёрнсона считают одним из четырёх великих норвежских писателей; остальные три — Генрик Ибсен, Юнас Ли и Александр Хьелланн[1]. Бьёрнсон написал слова норвежского национального гимна «Да, мы любим этот край» (Ja, vi elsker dette landet)[2].





Биография

Детство и образование

Бьёрнсон родился 8 декабря 1832 года в усадьбе Бьёрган в уединённой деревне Квикне в районе Эстердален, примерно в шестидесяти милях к югу от Тронхейма. В 1837 году отца Бьёрнсона, бывшего пастором в Квикне, перевели в приход Нессет, недалеко от города Молде в губернии Ромсдал. Именно в этом живописном районе Бьёрнсон провёл своё детство.

После нескольких лет учёбы в Молде 17-летний Бьёрнсон был отправлен в латинскую школу Хельтберга в Христиании (Осло) для подготовки к университету. В этой школе учились Ибсен, Ли и Винье.

В это время Бьёрнсон осознал, что хочет продолжить заниматься поэзией (он писал стихи с одиннадцати лет). Он поступил в университет Осло в 1852 году и вскоре начал карьеру журналиста, сосредоточившись на критике драмы[2][3].

Раннее творчество

В 1857 году Бьёрнсон опубликовал «Сюнневе Сульбаккен» (Synnøve Solbakken), свой первый роман о крестьянской жизни. В 1858 году за ним последовал «Арне» (Arne), в 1860 году — «Весёлый парень» (En glad Gut), а в 1868 году — «Рыбачка» (Fiskerjenten). Это главные образцы его крестьянских повестей (bonde-fortellinger)[4].

Бьёрнсон стремился, как он выразился, «создать новую крестьянскую сагу» — не только в художественной прозе, но и в виде национальных драм (folke-stykker). Самой ранней из них была одноактная драма «Между битвами» (Mellem Slagene), события которой происходят в XII веке. Она была написана в 1855 году и выпущена в 1857 году. За ней последовали «Хульда-Хромоножка» (Halte-Hulda) в 1858 году и «Король Сверре» (Kong Sverre) в 1861 году. Самой важной его работой на этот момент была поэтическая трилогия «Сигурд Злой» (Sigurd Slembe), которую Бьёрнсон опубликовал в 1862 году[2][4].

Зрелый автор

В конце 1857 года Бьёрнсон был назначен директором театра в Бергене. Эту должность он занимал два года, пока не вернулся в Христианию. С 1860 по 1863 год он много путешествовал по всей Европе. В начале 1865 года он начал управлять театром Христиании, где поставил свою комедию «Молодожёны» (De Nygifte) и романтическую трагедию «Мария Стюарт в Шотландии» (Maria Stuart i Skotland). В 1870 году Бьёрнсон опубликовал свои «Поэмы и песни» (Digte og Sange) и эпический цикл «Арнлют Геллин» (Arnljot Gelline).

Между 1864 и 1874 годами Бьёрнсон в основном занимался политикой и своей работой руководителя театра. В этот период Бьёрнсон проявился как радикальный агитатор. В 1871 году он начал дополнять свою журналистскую работу лекциями по всей Скандинавии.

С 1874 по 1876 год Бьёрнсон не был в Норвегии, и в этой добровольной ссылке он восстановил творческие силы. Его новая деятельность как драматического автора началась с социальных драм «Банкротство» (En fallit) и «Редактор» (Redaktøren) в 1874 году, приобретших реалистичный оттенок.

«Национальный поэт»

Бьёрнсон поселился в своём имении Эулестад в Гёусдале. В 1877 году он опубликовал ещё один роман, «Магнхильд» (Magnhild), в котором выразил свои идеи по социальным вопросам. Тогда же он выразил свои республиканские настроения в полемической пьесе «Король» (Kongen). В более позднюю редакцию пьесы он добавил эссе об интеллектуальной свободе с дальнейшим объяснением своей позиции. В 1878 году Бьёрнсон написал роман «Капитан Мансана» (Kaptejn Mansana), посвящённый эпизоду недавней войны за объединение Италии.

Стремясь получить максимальный успех на сцене, Бьёрнсон сосредоточил свои силы на драме «Леонарда» (Leonarda, 1879) о социальной жизни, драма вызвала ожесточённые споры. Сатирическая пьеса «Новая система» (Det ny system) была выпущена через несколько недель. Хотя эти пьесы второго периода Бьёрнсона широко обсуждались, немногие из них были финансово успешны.

В 1883 году Бьёрнсон выпустил социальную драму «Перчатка» (En hanske), но не смог никого убедить её поставить, кроме как в изменённом виде. Осенью того же года Бьёрнсон опубликовал первую часть символической драмы «Сверх сил» (Over ævne), которой мистическая составляющая парадоксально сочеталась с атеизмом. Эта драма не ставилась вплоть до 1899 года (к тому времени была уже написана и вторая часть), когда получила большой успех.

Политические интересы

С юности Бьёрнсон восхищался Генриком Вергеланном и стал ярким представителем норвежского левого движения. В этом вопросе он поддерживал Ивара Осена, с которым объединял свои усилия в политической борьбе в 1860-х и 70-х годах. Когда в 1881 году возводился большой памятник Вергеланну, между левыми и правыми из-за него возникло противостояние, в котором левые взяли верх. При открытии Бьёрнсон выступил с речью о Вергеланне, в которой также уважительно отозвался о конституции и фермерах[1].

Политические взгляды Бьёрнсона привели к его обвинению в государственной измене, и он на некоторое время укрылся в Германии, вернувшись в Норвегию в 1882 году. Убеждённый, что театр практически закрыт для него, он вернулся к романам, и опубликовал в 1884 году «Флаги веют над городом и над гаванью» (Det flager i byen og på havnen), воплотив свои теории о наследственности и воспитании. В 1889 году он напечатал ещё один длинный и не менее заметный роман, «По Божьему пути» (På guds veje), который главным образом связан с теми же проблемами. В том же году вышла в свет его комедия «География и любовь» (Geografi og Kærlighed), увенчавшаяся успехом[1].

Ряд рассказов об эмоциональных переживаниях, более или менее дидактического характера, был собран и опубликован в 1894 году. Затем последовали пьесы: политическая трагедия «Пауль Ланге и Тура Пареберг» (Paul Lange og Tora Parsberg, 1898), вторая часть «Свыше наших сил» (Over oevne, annet stykke, II, 1895), Laboremus (1901), «В Стархувэ» (På Storhove, 1902) и «Усадьба Даглани» (Daglannet, 1904). В 1899 году на открытии Национального театра в Осло была поставлена сага-драма Бьёрнсона «Сигурд Крестоносец» (Sigurd Jorsalafar).

Одним из важнейших для Бьёрнсона вопросов было принятие национального языка в Норвегии, отличного от датско-норвежского, на котором писались большинство произведений норвежской литературы. На раннем этапе, до 1860 года, Бьёрнсон сам экспериментировал с ланнсмолом, на котором написал по крайней мере один рассказ. Однако вскоре он потерял интерес к ланнсмолу, хотя впоследствии выражал сожаление о том, что не овладел этим языком мастерски.

За последние двадцать лет своей жизни он написал сотни статей в ведущие европейские газеты. Так, он критиковал французское правосудие из-за дела Дрейфуса, а также боролся за право детей в Словакии учить родной язык.

На склоне лет

С самого начала дела Дрейфуса Бьёрнсон был убеждённым сторонником Альфреда Дрейфуса, и, по словам современника, писал «в газеты статью за статьёй и провозглашал на все лады свою веру в его невиновность».

Бьёрнсон был одним из первых членов Норвежского Нобелевского комитета, присуждающего Нобелевскую премию мира, в котором он состоял с 1901 по 1906 год[5]. В 1903 году Бьёрнсон получил Нобелевскую премию по литературе.

Бьёрнсон сделал столько, как никто другой, чтобы поднять норвежские националистические чувства, но в 1903 году, на грани разрыва между Норвегией и Швецией, он выступал в Норвегии за примирение и умеренность. В 1905 году, когда Норвегия пыталась разорвать насильственно навязанную унию со Швецией, Бьёрнсон отправил телеграмму премьер-министру Норвегии со словами: «Настало время поддержать единый фронт». Министр ответил: «Сейчас самое время держать наши рты закрытыми»[1].

Бьёрнсон и словаки

В возрасте 75 лет Бьёрнсон познакомился со Словацким вопросом. Словакия, входившая тогда в состав Венгерского королевства, стояла перед угрозой потери национальной идентичности. О трагедии словацкого народа Бьёрнсон впервые прочёл в статье чешских словакофилов Е. Ледерера (Lederer), А. Гейдука (Heyduk) и К. Калала (Kálal). Они писали о «нации, осуждённой на смерть на Венгерском острове свободы[6]» Большой фактический материал Бьёрнсон почерпнул в статьях словацкого священника Антона Штефаника, который восклицал:

В Венгрии за фасадом «либерализма» укрыт так и не реализованный Национальный закон 1868 года!
Особое возмущение вызывал Школьный закон, продвинутый в Венгерском парламенте министром культов и образования графом Аппоньи (Apponyi Albert) и запрещавший употребление словацкого языка в учебных заведениях.

Бьёрнсон посвятил Словацкиму вопросу серию статей в мюнхенской газете «März», а также в парижской «Le Courrier Européen», римской «Spettatore» и венской «Neue Freie Presse».

Отнимать у детей их родной язык — это то же самое, что отрывать их от материнской груди!
 — писал Бьёрнсон[7].

Смерть Бьёрнсона

Бьёрнсон умер 26 апреля 1910 года в Париже, где в течение нескольких лет проводил зиму, и был похоронен в Норвегии с почестями. Для доставки его останков был отправлен норвежский корабль береговой обороны HNoMS Norge.

Семья Бьёрнсона

Бьёрнсон был сыном преподобного Педера Бьёрнсона и Ингер Элисы Нордрок. Он женился на Каролине Реймерс (1835—1934) в 1858 году[2]. У них было шестеро детей, пять из которых дожили до взрослого возраста:

  • Бьёрн Бьёрнсон (1859—1942)
  • Эйнар Бьёрнсон (1864—1942)
  • Эрлинг Бьёрнсон (1868—1959)
  • Берглиот Бьёрнсон (1869—1953)
  • Дагни Бьёрнсон (1871—1872)
  • Дагни Бьёрнсон (1876—1974)

Каролина Бьёрнсон жила в Эулестаде до своей смерти в 1934 году[8].

Когда Бьёрнсону было за пятьдесят, у него начался роман с 17-летней Гури Андерсдоттер (умерла в 1949 году), в результате которого у них родился сын Андерс Ундердал (1880—1973).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2709 дней] Андерс стал отцом будущей писательницы Маргит Сандему.

Сочинения

Драматургия

  • Между битвами (Mellem Slagene, 1856).
  • Хульда-Хромоножка (Halte-Hulda, 1857).
  • Король Сверре (Kong Sverre, 1861).
  • Сигурд Злой (Sigurd Slembe, 1862).
  • Мария Стюарт в Шотландии (Maria Stuart i Skotland, 1863).
  • Молодожены (De Nygifte, 1865).
  • Сигурд Крестоносец (Sigurd Jorsalafar, 1872).
  • Король Эйстейн (Kong Eystein, 1873).
  • Банкротство (En fallit, 1874).
  • Редактор (Redaktøren, 1874).
  • Король (Kongen, 1876).
  • Леонарда (Leonarda, 1879).
  • Новая система (Det ny system, 1879).
  • Перчатка (En hanske, 1883).
  • Свыше наших сил. Часть первая (Over ævne, første stykke, I, 1883).
  • География и любовь (Geografi og Kærlighed, 1885).
  • Свыше наших сил. Часть вторая (Over oevne, annet stykke, II, 1895).
  • Пауль Ланге и Тура Пареберг (Paul Lange og Tora Parsberg, 1898).
  • Laboremus (Laboremus, 1900).
  • В Стархувэ (På Storhove, 1902).
  • Усадьба Даглани (Daglannet, 1904).
  • Когда бродит молодое вино (Når den ny vin blomstrer, 1909).

Романы

  • Сюнневе Сульбаккен (Synnøve Solbakken, 1857).
  • Арне (Arne, 1859).
  • Веселый парень (En glad Gut, 1860).
  • Рыбачка (Fiskerjenten, 1868).
  • Брудеслаттен (Brudeslåtten, 1872).
  • Капитан Мансана (Kaptejn Mansana, 1875).
  • Магнхильд (Magnhild, 1877).
  • Отец (Støv, 1882).
  • Флаги веют над городом и над гаванью (Det flager i byen og på havnen, 1884).
  • По Божьему пути (På guds veje, 1889).

Поэзия

  • Арнлют Геллин (Arnljot Gelline, 1870).
  • Поэмы и песни (Digte og Sange, 1880).
  • Фред (Fred, 1891).
  • Гимн Норвегии (Norges Vel, 1909).

Издание сочинений в русском переводе

  • Бьёрнстьерне Бьёрнсон «Перчатка». Перевод А. и П. Ганзен. Издание 2-е. Издание т-ва «Знание», Санкт-Петербург 1903 г.
  • Б. Бьернсон. Когда цветет молодое вино. Комедия // Фиорды. Дикий лес.(Датские, норвежские, шведские писатели в переводах А. и П. Ганзен). Сборник № 3. СПБ. Изд-е т-ва А. Ф. Маркс 1911.
  • Пьесы (Хульда-Хромоножка. Банкротство. Редактор. Новая система. Свыше наших сил, I—II). М.-Л., 1961.
  • Сюнневе Сульбаккен. М., 1961.

Напишите отзыв о статье "Бьёрнсон, Бьёрнстьерне"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Grøndahl Carl Henrik. [books.google.com/books?id=EwROAAAACAAJ&dq=The+literary+masters+of+norway The Literary masters of Norway: with samples of their works]. — Tanum-Norli, 1978. — ISBN SBN978-82-518-0727-2.
  2. 1 2 3 4 Beyer, Edvard & Moi, Bernt Morten (2007), [www.snl.no/Bjørnstjerne_Martinius_Bjørnson "Bjørnstjerne Martinius Bjørnson"], Store norske leksikon, Oslo: Kunnskapsforlaget, <www.snl.no/Bjørnstjerne_Martinius_Bjørnson>. Проверено 9 сентября 2009. 
  3. [nobelprize.org/nobel_prizes/literature/laureates/1903/bjornson-bio.html Bjørnstjerne Bjørnson - The Nobel Prize in Literature 1903]. The Nobel Foundation (From Nobel Lectures, Literature 1901-1967, Editor Horst Frenz, Elsevier Publishing Company, Amsterdam, 1969. This autobiography/biography was written at the time of the award and first published in the book series Les Prix Nobel. It was later edited and republished in Nobel Lectures.) (1903). Проверено 6 сентября 2009. [www.webcitation.org/69gA7FkxE Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
  4. 1 2
  5. Nobel Foundation. [nobelprize.org/nobel_prizes/peace/articles/committee/nnclist/index.html The Norwegian Nobel Committee Since 1901]. Проверено 14 октября 2009. [www.webcitation.org/69gA7w2fp Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].
  6. Ироническая метафора чешских авторов („ostrov slobody“) совершенно случайно (но глубоко символично) совпала с торжественным наименованием Кастровской Кубы в коммунистической прессе.
  7. Одним из словацких корреспондентов Бьёрнсона был известный врач Душан Маковицкий (Dušan Makovicki).
  8. [www.maihaugen.no/no/Aulestad/Hjemmet/ Om Aulestad] (Norwegian). maihaugen.no. Проверено 9 сентября 2009. [www.webcitation.org/69gA8ZAsg Архивировано из первоисточника 5 августа 2012].

Ссылки

  • [n-t.ru/nl/lt/bjernson.htm БЬЕРНСОН (Bjernson), Бьеристерне] // Лауреаты Нобелевской премии: Энциклопедия: Пер. с англ.. — М.: Прогресс, 1992.
  • [www.nb.no/bibliografi/bjornson/?lang=en Библиография Бьёрнсона] в Национальной библиотеке Норвегии
  • [www.gutenberg.org/author/Bjørnson+Bjørnstjerne Работы Бьёрнстьерне Бьёрнсона] в проекте «Гутенберг»
  • [www.gutenberg.org/etext/4582 Bjornstjerne Bjornson] в проекте «Гутенберг». (Биографический очерк, написанный в 1910 году Уильямом Мортоном Пэйном, переводчиком различных работ Бьёрнсона.)

Отрывок, характеризующий Бьёрнсон, Бьёрнстьерне

– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.