Бэалю Гырма

Бэалю Гырма

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Бэалю Гырма (1938 или 1939, деревня Суннэ, провинция Иллубабер — 1984, Аддис-Абеба) — эфиопский писатель-прозаик, журналист, государственный и общественный деятель. Писал на амхарском языке. Ввёл в амхарский язык слово «оромай».

Родился в семье плотника-индийца, приехавшего в Эфиопию на заработки, и матери-эфиопки. Отец оставил семью и вернулся в Индию, когда Бэалю был ещё ребёнком. Среднее образование получил сначала в родной провинции, а затем в Аддис-Абебе (за отличную учёбу получив стипендию на обучение в лучшей школе), по окончании школы поступил в Аддис-Аббебский университет, закончив его по специальности «журналистика». Вскоре после этого он отправился для продолжения обучения в Соединённые Штаты Америки, где получил магистерскую степень в области журналистики. Вернувшись в Эфиопию в начале 1960-х годов, до 1974 года работал сначала в Министерстве информации Эфиопии, затем журналистом в изданиях «Мэнэт», «Аддис Репортер», а также газете «Аддис-Зэмэн».

После революции 1974 года вошёл в ближайшее окружение Менгисту Хайле Мариама, став его другом и ближайшим советником и получив должность заместителя министра информации. Известно, что Бэалю Гырма писал для него тексты публичных речей, выступлений и статьи на политические темы, был организатором различных правительственных конференций. Однако уже спустя два года, в 1976 году, он начал открыто выражать своё несогласие с политикой Дерга (эфиопской военной хунты), в том числе по отношению к эритрейскому вопросу, в 1982 году изложив свою позицию в очередном романе. 14 февраля 1984 года, вскоре после запрета последнего романа к печати, Бэалю Гырма исчез. Факт его убийствами агентами спецслужб Эфиопии был раскрыт только в январе 2003 года, однако точная дата смерти неизвестна до сих пор. Более того, в 2013 году появилось сообщение (сомнительной достоверности) о том, что он может быть жив до сих пор.

В своих ранних романах — «За горизонтом» («Кадлис Балашыр», 1970), «Колокол совести» («Ехылина дывуль», 1974) — посвящены жизни эфиопской интеллигенции в последние годы существования Эфиопской империи. В этих произведениях Бэалю Гырма активно призывал читателей к переустройству общества и участию в нём со стороны общества, критикуя пассивно-созерцательную позицию. В своём наиболее известном романе, «Зов красной звезды» («Еккэй кокэб тэри», 1980), и написанном в том же году романе «Писатель» («Дэраси»), которые были переведены на русский язык и издавались в СССР, он высказывал полное согласие с идеями эфиопской революции и социалистическим развитием Эфиопии. Пришедшее к нему в скором времени несогласие с политикой режима было отражено в романе 1982 года «Оромай», посвящённом войне в Эритрее, — название этого произведения было изобретением самого Бэалю Гырма, своего рода неологизмом, который можно вольно перевести как «Пора кончать». Вскоре после первой публикации этот роман, выставляющий правительство страны в крайне невыгодном свете, был запрещён цензурой. Критики отмечали психологическую достоверность создаваемых им в романах образов персонажей, увлекательность сюжета, выразительность языка. Творчество писателя стало важным этапом развития национальной эфиопской литературы и словесности в XX веке.

Библиография

• [www.nale.gov.et/National%20Bibliography/BIBLIO.%20OF%20ETHIOPIAN%20WRITERS%20.pdf Биография и библиография (амхар.).]
• [africaim.com/the-disappearance-writer-bealu-girma/ Биография (англ.).]
• Статья в Большой Российской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Бэалю Гырма

– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.