Бэйянский флот

Бэйянский флот (кит. упр. 北洋海軍, пиньинь: Běiyáng Haijun) — одно из формирований военно-морских сил Китая в 1875—1895 годах, принимавшее активное участие в японо-китайской войне 1894—1895 гг.

Предпосылки появления флота

В последней четверти XIX века Китай являлся отсталой азиатской страной с устаревшим и неэффективным государственным устройством, слаборазвитыми промышленностью и сельским хозяйством.

Поражения в опиумных войнах в 1840—1842 и 1856-1860 годах, кроме того, показало полное несоответствие состояния организации, комплектации, снабжения и материальной части вооружённых сил страны требованиям того времени.

В свете произошедших событий стала очевидной необходимость реформ и глубокой реорганизации армии и флота цинской империи.

При этом следует отметить, что одной из особенностей организации вооружённых сил Китая в тот период было, например, практически полное подчинение даже крупных войсковых формирований наместникам тех провинций, в которых войска были расквартированы. Имел место скрытый феодальный распад Китая и подъём первой волны китайского милитаризма. Военачальники-китайцы, выдвинувшиеся во время подавления многочисленных восстаний против маньчжурской династии, фактически распоряжались подчиненными им войсками, как феодальными дружинами.

Создание флота

Инициатором создания Бэйянского флота был Ли Хунчжан, полководец и политический деятель, активный участник подавления восстаний тайпинов и няньцзюней. В 1870 году Ли Хунчжан становится наместником столичной провинции Чжили, что в цинском Китае по сути являлось высшей государственной должностью.

Ли Хунчжан был сторонником «политики самоусиления» (цзы цян) и «движения за усвоение заморских дел» (янъу юньдун). В рамках этой политики, кроме всего прочего, в Китае начали с помощью иностранных советников (русских, англичан и немцев) формировать новые войсковые подразделения как сухопутных, так и военно-морских сил.

В 1875 году Ли Хунчжан разработал первую в Китае морскую программу, предполагавшую заказ в Европе 48 современных военных судов, в том числе — шести больших кораблей. Одновременно предполагалось закупка для флота новейших образцов вооружения и организация их собственного производства, обучение командного и рядового состава, разработка угольных копей.

Как наместнику провинции Чжили, Ли Хунчжану подчинялись «силы по охране северных портов» — первоначально самая немногочисленная из военных флотилий Китая.

Императорский двор принял программу развития военно-морских сил, предложенную Ли Хунчжаном, который, кроме того, добился, чтобы средства, выделяемые изначально всем четырём флотам Китая, были целиком отданы подчиняющемуся лично ему северному флоту.

В 1875 году, Ли Хунчжан пригласил своего земляка, уроженца провинции Аньхой, Дин Жучана, командовать создаваемым на базе «сил охраны портов» Бэйянским флотом. Дин Жучан к тому времени был достаточно известным военачальником: во время восстания тайпинов он воевал сначала на стороне повстанцев, но потом перешёл на сторону Цин, служил сначала в речной флотилии Цинов на реке Янцзы, затем в войсках Лю Минчуаня, участвовал в подавлении Тайпинского восстания и в конце войны получил должность цаньцзян (полковник) и почетный титул Сеюн-батур. После подавления восстаний в Центральном Китае был продвинут на должность тиду (генерал).

Для обслуживания закупаемых в Европе кораблей в Китай прибыло около 200 английских специалистов во главе с коммодором Уильямом Лангом (на китайский лад: Лан Вэйли). Будучи длительное время ближайшим помощником Дин Жучана, Ланг фактически осуществлял руководство Бэйянским флотом в период его становления.

Кроме англичан, на флоте было некоторое количество немецких и американских специалистов. Начальником штаба Бэйянского флота был немецкий майор Константин фон Геннекен, инструкторами по военно-морским вопросам — англичанин Уильям Тайлер и американец Фило Мак-Гиффин, служившие на броненосцах вторыми командирами.

Бэйянский флот со временем превратился в мощное военно-морское соединение — по количеству броненосцев он превосходил современный ему флот практически любой неевропейской страны. В то же время иностранные наблюдатели отмечали присущие ему особенности, характерные для цинской империи конца XIX века: низкую требовательность командиров и соответствующую подготовку личного состава, что отрицательно сказывалось на боеготовности флота. Страдал Бэйянский флот также от коррупции и казнокрадства: например, упоминаются факты того, что поставляемые с китайских арсеналов боеприпасы вместо взрывчатых веществ зачастую начинялись цементом или угольной пылью, а активная антикоррупционная позиция английских специалистов даже привела к их увольнению (вместе с Лангом) из Бэйянского флота в 1890 году

Состав флота

Флот базировался на Вэйхайвэй (главная база), Люйшунькоу (Порт-Артур — ремонтная база) и Даляньвань (Талиенван).

Датой создания Бэйянского флота в Китае принято считать 1871 г. — год передачи Ли Хунчжану канонерки Наньянской эскадры: Цаоцзян.

С момента организации в Бэйянский флот на постоянной основе были включены следующие корабли:

• 1871

Переведена из Наньянской эскадры канонерская лодка китайской постройки:

Цаоцзян (кит. 操江, пиньинь: Caojiang; Tsao Kiang) — 640 т., 425 л.с., 9 уз., 4х160-мм орудия Вавассо, 91 человек.

• 1872

Переведены из флотилии Фучжоу канонерские лодки китайской постройки:

Чжэньхай (кит. трад. 鎮海, упр. 镇海, пиньинь: Zhènhǎi; Chen Hai) — 578 т., 480 л.с., 10 уз., 1х160-мм, 4х110-мм, 2х88-мм орудий Армстронга, 120 человек.

Мэйюнь (кит. трад. 湄雲, упр. 湄云, пиньинь: Méiyún; Mei Yün) — 580 т., 400 л.с., 8,5 уз., 1х160-мм, 2х120-мм пушки, 100 человек.

• 1873

Переведён из флотилии Фучжоу посыльный крейсер китайской постройки:

Хайцзин (кит. трад. 海鏡, упр. 海镜, пиньинь: Hǎijìng; Hai Ching) — 1450 т., 600 л.с., 9 уз., 1х160-мм, 1х120-мм пушки.

• 1876

Переведён из флотилии Фучжоу посыльный крейсер китайской постройки:

Чжэньхань (琛航, Chen Hang) — 1400 т., 600 л.с., 9 уз., 1х152-мм, 4х102-мм пушки, 107 человек.

• 1877

В состав флота включены построенные в Англии для Шанхайской флотилии канонерские лодки:

Фэйдин (Fey Ting) — 420 т., 300 л.с., 9,5 уз., 1х380-мм орудие Армстронга, 2х57-мм пушки, 40 человек.

Цедин (Tse Ting) — аналогичные данные.

В состав флота включён построенный в Шанхае учебный крейсер:

Цзянчи (Kiang Chi) — 1200 т., 750 л.с., 10 уз., 4х127-мм пушки Круппа, 2х76-мм пушки, 4 митральезы.

• 1879

В состав флота включены построенные в Англии «ренделовские» канонерки:

Чжэньбэй (Chen Pei) — 400 т., 470 л.с., 10 уз., 1х280-мм орудие Армстронга, 4х76-мм пушки, 60 человек.

Чжэньдун (Chen Tung) — аналогичные данные.

Чжэньси (Chen Hsi) — аналогичные данные.

Чжэньнань (Chen Nan) — аналогичные данные.

Переведены из флотилии Фучжоу крейсер и канонерская лодка китайской постройки:

Вэйюань (Wei Yuen) — 1100 т., 750 л.с., 11 уз., 1х180-мм орудие Армстронга, 4х100-мм пушки, 4 митральезы, 123 человек экипаж, 25 кадетов.

Цаоцзян (Tsao Kiang) — 500 т., 400 л.с., 9 уз., 2х160-мм, 4х100-мм пушки, 79 человек.

• 1880

В состав флота включены построенные в Англии «ренделовские» канонерки:

Чжэньбянь (Chen Pieng) — 400 т., 470 л.с., 10 уз., 1х280-мм орудие Армстронга, 4х76-мм пушки, 60 человек.

Чжэньчжун (Chen Chung) — аналогичные данные.

• 1881

В состав флота включены построенные в Англии «ренделовские» крейсера III класса:

Чаоюн (超勇, Chao Yung) — 1350 т., 2677 л.с., 16,5 уз., 2х254-мм орудия Армстронга, 4х102-мм, 11х76-мм пушки, 10 митральез, 137 человек.

Янвэй (揚威, Yang Wei) — аналогичные данные.

• 1883

В состав флота включён построенный в Германии броненосец I класса:

Динъюань (定远, Ting Yuen) — 7335 т., 6000 л.с., 14,5 уз., 4х305-мм орудий Круппа, 2х152-мм, 2х76-мм пушки, 8 орудий Гочкиса, 4х305-мм торпедных аппарата, броня 200—356 мм, 329 человек (передан флоту в 1885 г.).

• 1885

В состав флота включён построенный в Германии броненосец I класса:

Чжэньюань (镇远, Chen Yuen) — 7335 т., 6200 л.с., 14,5 уз., 4х305-мм орудий Круппа, 2х152-мм, 2х76-мм пушки, 8 орудий Гочкиса, 4х305-мм торпедных аппарата, броня 200—356 мм, 378 человек.

В состав флота включён построенный в Германии бронепалубный крейсер II класса:

Цзиюань (Tsi Yuen) — 2355 т., 2800 л.с., 15,5 уз., 2х210-мм орудия Круппа, 1х150-мм, 4х76-мм пушки, 4 торпедных аппарата системы Шварцкопфа, броня 25-254 мм, 202 человека.

В состав флота включён построенный в Германии миноносец I класса:

Фулун (Fu Lung) — 128 т., 1500 л.с., 24 уз., 4х37-мм орудия, 2 торпедных аппарата, 50 человек.

В состав флота включён построенный в Германии миноносец II класса:

Юйи (Yu I) — 70 т., 1000 л.с., 23 уз., 2х37-мм орудия, 4 пулемёта, 3 торпедных аппарата, 16 человек.

• 1887

В состав флота включены построенные в Англии бронепалубные крейсеры II класса:

Чжиюань (致远, Chih Yuen) — 2300 т., 6850 л.с., 18,5 уз., 3х210-мм орудия Армстронга, 2х152-мм, 8х57-мм, 2х27-мм, 6 пулемётов, 4 торпедных аппарата, броня 50-254 мм, 260 человек.

Чжиньюань (济远, Ching Yuen) — аналогичные данные.

В состав флота включены построенные в Германии броненосные крейсеры II класса:

Цзинъюань (靖远, King Yuen) — 2850 т., 5700 л.с., 16,5 уз., 2х210-мм, 2х150-мм, 2х47-мм, 5х37-мм орудий Круппа, 4 торпедных аппарата, броня 76-230 мм, 202 человека.

Лайюань (来远, Lai Yuen) — аналогичные данные.

• 1888

В состав флота включён крейсер китайской постройки:

Кантай (Kang Tai) — 2100 т,. 2400 л.с., 15 уз., 2х150-мм, 4х120-мм, 1 торпедный аппарат, броня 57 мм.

• 1891

В состав флота включён броненосец (по другой классификации, броненосный крейсер) китайской постройки:

Лунвэй (龙威, Lung Wei), переименован в Пинъюань (平远, Ping Yuen) — 2150 т., 2400 л.с., 10,5 уз., 1х260-мм орудие Круппа, 2х152-мм, 8х47-мм, 1х37-мм, 4 торпедных аппарата, броня 51-203 мм, 202 человека.

• 1894

После больших манёвров в мае 1894 года в состав Бэйянского флота были включены крейсеры китайской постройки из Гуандунской эскадры:

Гуанцзя

Гуанъи (广乙, Kuang Yi) — 1110 т., 2400 л.с., 17 уз., 3х120-мм, 4х47-мм орудия, 4×576 мм торпедных аппарата, броня 25-51 мм, 110 человек.

Гуанбин (广丙, Kuang Ping) — 1030 т., 2400 л.с., 17 уз., 3х120-мм, 4х47-мм орудия, 4×576 мм торпедных аппарата, броня 25-51 мм, 110 человек.

• 1894

В Англии для Фучжоуской эскадры была заказана канонерская лодка «Фуань» (福安)

• 1895

В состав восстанавливаемого Бэйянского флота был включен построенный в Фучжоу учебный корабль «Тунцзи»

Тунцзи (通济, Tongji) — 1900 т., 1600 л.с., 10,5 уз., 213 чел., 2×152 мм орудия Армстронга, 5×120 мм орудий Круппа, 3×57 мм, 8×37 мм.

По другим данным — «Фуань» была построена на верфи Фучжоу, но не в качестве канонерской лодки, а учебного судна, однотипного с «Тунцзи», в 1897 г.

После войны на север были также отправлены новейшие контрминоносцы английской («Фэйтин») и немецкой («Фэйин») постройки::

Фэйтин (飞霆, Feiting) — 323 т., 3000 л.с., 21,45 уз., 50 чел., 2×100 мм орудия Армстронга, 4×47 мм, 3×576 мм торпедных аппарата.

Фэйин (飞鹰, Feiying) — 850 т., 5430 л.с., 22 уз., 145 чел., 2×105 мм орудия Круппа, 6×47 мм, 4 пулемета; 3 торпедных аппарата.

Кроме того, Бэйянской группировке были переданы корабли Фучжоуской эскадры:

Канцзи (康济, Kangji) 1879 года постройки — 1310 т., 750 л.с., 12уз., 124 чел., 11 орудий.

Цзяньцзин (建靖, Jianjing) — однотипный с «Тунцзи».

Участие во внешнеполитических акциях

Следствием политической системы цинского Китая конца XIX века было то, что чиновники различных провинций не стремились оказывать друг другу помощь и поддержку, если в этом возникала необходимость. Поэтому, когда началась Франко-китайская война 1884 года за контроль над Вьетнамом, на юг, в помощь сражавшейся с французским флотом флотилии Фучжоу была направлена всего одна канонерская лодка (источник не указывает названия этого корабля), на которой Дин Жучан прибыл в порт Циньчжоу в Тонкинском заливе.

Однако на севере, когда в том же году Дин Жучан участвовал в подавлении военного мятежа в Сеуле, он пришёл в Корею сначала с двумя крейсерами — Янвэй и Чаоюн, а затем увеличил количество боевых судов до 7. Благодаря решительным действиям Дин Жучана был арестован и вывезен в Китай вдохновитель мятежа — отец корейского монарха тэвонгун Ли Хаын.

После передачи Германией в 1885 году броненосцев Динъюань и Чжэньюань цинский Бэйянский флот стал на некоторое время наиболее мощным военно-морским соединением на Дальнем Востоке и «8-м в мире».

К примеру, Япония в то же время могла противопоставить китайскому флоту только два бронепалубных крейсера (Нанива и Такатихо) с меньшими калибром артиллерии и толщиной брони, а Россия имела во Владивостоке единственный броненосный крейсер Владимир Мономах, который по техническим характеристикам тоже уступал китайским кораблям.

Таким образом, цинский Китай и персонально Ли Хунчжан, будучи одним из высших чиновников, получили в лице Бэйянского флота весомый инструмент внешнеполитического влияния.

Свою первую внешнеполитическую акцию китайский флот осуществил в отношении Японии — в 1886 г. 6 кораблей Бэйянского флота (броненосцы Динъюань и Чжэньюань, крейсеры Янвэй, Чаоюн, Цзиюань и учебный корабль Вэйюань) прибыли в Японию, где произвели большое впечателение на общественность. Однако внешнюю воинственность китайских броненосцев раскритиковал командир базы японского флота в Курэ Хэйхатиро Того. После визита на корабли китайской эскадры он выступил с заявлением, что китайский флот не выдержит даже первого удара, так как во время его пребывания на броненосце Динъюань китайские матросы преспокойно сушили на стволах орудий главного калибра своё белье. «История с подштанниками» (砲上晾褲) быстро стала достоянием мировой общественности и сильно повредила имиджу Китая.

Следующим пунктом захода кораблей Бэйянского флота была Россия: в июле 1886 года эскадра в том же составе прибыла во Владивосток.

Наиболее важным для Китая в это время было устранить угрозу для своего влияния в Корее и, тем более, не допустить её присоединения к России. После визита эскадры Дин Жучана во Владивосток российское правительство сделало официальное заявление, что не стремится расширять свои владения на Дальнем Востоке (подразумевалась, прежде всего, Корея). В свою очередь Ли Хунчжан присоединился к русским требованиям, чтобы англичане убрали свою военно-морскую базу с корейских островов Комундо (Порт-Гамильтон), которые были заняты британской эскадрой в 1885 году.

После Владивостока 8 августа 1886 года эскадра вернулась в Нагасаки, где встала в док. 15 августа произошёл инцидент между китайскими и японскими матросами, причем японская полиция активно вмешалась в драку, что привело к большому количеству убитых и раненных с обеих сторон. До улаживания спора китайские корабли были вынуждены оставаться в доках Нагасаки, что дало японским военным хорошо изучить их технические данные и конструктивные особенности.

В 1889 году бэйянские крейсера Лайюань и Цзинъюань, сопровождаемые учебным судном Вэйюань, повторно посетили Владивосток, где даже совершили демонстративные промеры бухты Золотой Рог.

В начале 1894 года адмирал Дин Жучан с двумя броненосцами и двумя крейсерами совершил визит в британский Сингапур. После этого эскадра посетила ряд малайских портов, в двух из которых были устроены китайские консульства. Этот визит современных китайских боевых кораблей демонстрировал способность страны оказать поддержку китайской диаспоре в регионе.

В июле 1891 года главные силы Бэйянской эскадры посетили с визитом Йокогаму. Вид китайских броненосцев в Токийском заливе должен был послужить предупреждением восточному соседу ввиду нарастающего противостояния между этими двумя азиатскими державами в Корее. Однако в результате Япония решила заказать в Англии дополнительно два мощных броненосца (12000-тонные Фудзи и Ясима), которые окончательно бы лишили Китай его превосходства в морских вооружениях. Когда в 1892 году японский парламент из-за фракционно-клановых разногласий отклонил программу строительства броненосцев, император призвал депутатов забыть партийную рознь ради укрепления обороны страны.

В день цзяцзы 2-го лунного месяца 20-го года цзяу эры правления Гуансюй, в преддверии корейского кризиса, Ли Хунчжан получил императорское повеление провести большой смотр Бэйянского флота, который был закончен в 4-м лунном месяце. Корабли вышли в море и провели манёвры, совершили поход в Жёлтое море и вернулись в Дагу, откуда Ли Хунчжан вернулся в Пекин с докладом о готовности флота к исполнению поставленных задач. Данная акция являлась наглядной демонстрацией силы Японии со стороны империи Цин.

В мае-июле 1894 г. у берегов Кореи действовала группировка кораблей Бэйянского флота, обеспечивавшая проводку транспортов с войсками и военными грузами. В её состав входили броненосец береговой обороны Пинъюань, крейсер Цзиюань, канонерская лодка Гуанъи, учебные суда Цаоцзян и Вэйюань, а также, возможно, и другие суда.

Участие в Японо-китайской войне

В ночь на 23 июля 1894 года в Сеуле произошёл правительственный переворот. Новое правительство декларировало выход из-под опеки Китая, и обратилось к Японии с просьбой изгнать китайские войска с территории Кореи. Началась японо-китайская война.

Бэйянский флот в это время был занят обеспечением перевозки войск из Китая для подавления крестьянского восстания Тонхак на юге Кореи. 25 июля 1894 года возле западного побережья Кореи, у входа в Асанский залив близ острова Пхундо, четыре японских бронепалубных крейсера эскадры адмирала Цубои Кодзо (Иосино, Нанива, Такатихо и Акицусима) внезапно с близкой дистанции напали на китайский крейсер Цзиюань и канонерскую лодку (в некоторых синхронных источниках — минный крейсер) Гуанъи, а также посыльное судно Цаоцзян. Несмотря на подавляющее преимущество японской эскадры, Цзиюаню удалось оторваться от вражеских кораблей и с большими повреждениями добраться до Вэйхайвэя. После короткого неравного боя канонерская лодка Гуанъи была потоплена, Цаоцзян был захвачен японцами без сопротивления.

В тот же день эскадра адмирала Цубои Кодзо перехватила и уничтожила зафрахтованный китайцами английский пароход Гаошэн (高陞, Kow Shing), который перевозил 2 батальона (по разным источникам от 1100 до 1300 китайских пехотинцев) и 14 полевых орудий. Немногие из них спаслись и были подобраны подошедшими к месту бедствия французской и немецкой канонерскими лодками, а также корейским пароходом. Среди спасённых был и начальник штаба Бэйянского флота фон Геннекен.

1 августа 1894 года Япония официально объявила войну Китаю. Тем не менее адмирал Дин Жучан получил указание, запрещающее ему действовать в корейских водах.

В то же время командующий японским Объединённым флотом адмирал Ито 10 августа предпринял попытку одним мощным ударом уничтожить Бэйянский флот. Были собраны все 22 боевых корабля, находящиеся под его началом, и направлены на Вэйхайвэй. По всей видимости, главный расчёт был на внезапность удара, поскольку японский отряд уклонился от атаки китайской базы после того, как был замечен случайным английским пароходом на подходе к ней.

12 сентября 1894 года Бэйянский флот практически в полном составе вышел в море сопровождать транспорты с китайской пехотой. В то же время японский Объединённый флот, только что сам сопроводивший в Корею транспорты с японскими войсками, и получивший сведения о выходе большого конвоя из Китая, направился на его поиск и перехват. 17 сентября недалеко от устья реки Ялу противники обнаружили друг друга, и состоялось первое после 1866 года Ялуцзянское сражение двух броненосных эскадр.

В этом сражении, продолжавшимся полдня, 12 из 14 китайских кораблей, участвовавших в нём, получили повреждения различной тяжести. Четыре крейсера — Чаоюн, Янвэй, Чжиюань и Цзинъюань — были потоплены. Из 12 японских кораблей были повреждены все (в особенности флагман Мацусима), но не был уничтожен ни один корабль. Обе стороны объявили свою победу: японцы аргументировали разницей в потерях, китайцы — тем, что противник в результате покинул поле боя, и китайские транспорты не подверглись нападению.

В конце октября 1894 года японские войска вторглись на территорию Китая. 21 ноября Порт-Артур был взят после яростного, но скоротечного штурма: Бэйянский флот лишился своей главной ремонтной базы, а также больших запасов военного снаряжения и угля.

17 декабря 1894 года в Пекине был издан императорский указ, в котором адмирала Дин Жучана обвиняли в трусости и сдаче Порт-Артура. В соответствии с этим указом, Дин Жучан должен был быть арестован и доставлен в столицу. Однако к тому времени, как указ дошёл до Вэйхайвэя, Дин Жучана уже не было в живых, а Бэйянский флот перестал существовать.

20 января 1895 года началась операция по захвату Вэйхайвэя: из Японии прибыли на транспортах 26 000 солдат десанта. С моря главную базу Бэйянского флота блокировали 22 японских боевых кораблей разных классов, подкреплённые 16-ю миноносцами. Вэйхайвэй в тот момент защищали 6000 солдат гарнизона базы. В гавани стояли 2 броненосца, 5 крейсеров, 2 учебных судна, 6 старых ренделовских канонерок, а также от 12 до 15 миноносцев.

Оборона Вэйхайвэя продолжалась до 12 февраля, когда немногочисленные защитники фортов и оставшиеся от флота броненосец Чжэньюань, 3 крейсера и 6 канонерок капитулировали на условиях беспрепятственного пропуска китайских солдат и офицеров после сдачи уцелевших построек острова Люгундао и кораблей Бэйянского флота, остающихся на плаву на момент подписания соглашения.

Гарантом выступил командующий английской эскадрой, находившейся неподалеку от Вэйхайвэя.

Командующим японским Объединённым флотом Ито командующему Бэйянским флотом была предложена почётная эмиграция в Японию, однако Дин Жучан оставил предложение без ответа, и покончил жизнь самоубийством. Позже его тело вместе с телами его заместителя Лю Бучаня и коменданта крепости Шан Вансэя, также покончившими жизнь самоубийством после капитуляции, японцы с почестями передали китайским властям.

Бэйянские корабли в японском флоте

В ходе японо-китайской войны были захвачены Японией и в дальнейшем принимали участие в Русско-японской войне 1904—1905 годов следующие корабли Бэйянского флота

• Броненосцы Чжэньюань (Chen Yuan) и Пинъюань (Ping Yuen)
• Крейсер III класса Цзиюань (Chi Yuen)
• Миноносец Фулун (Fu Lung)
• Канонерские лодки Чжэньчун (Chen Chung), Чжэньси (Chen Hsi), Чжэньнань (Chen Nan), Чжэньбэй (Chen Pei), Чжэньбянь (Chen Pien), Чжэньдун (Chen Tung), Цаоцзян (Tsao Chiang).

Музей в Вэйхайвэе

Несмотря на более чем скромные успехи Бэйянского флота, в Китае почитают его память, равно как и память его командующего.

Именно в Вэйхайвэе (на острове Люгундао) был создан «Музей японо-китайской войны» (威海甲午战争遗址) и поставлен памятник адмиралу Дин Жучану. Кроме того, для музея была построена точная копия флагманского корабля адмирала Дин Жучана — броненосца Динъюань.

Интересные факты

• Командующий флотом адмирал Дин Жучан имел обыкновение играть в кости на деньги со своими матросами. Этот факт приводился иностранцами как пример наиболее вопиющего нарушения элементарных правил субординации в Бэйянском флоте, однако подтвердить эти слова цитированием достоверных источников никто так и не взялся, сославшись исключительно на интернет-статью Д. Никитина.

• Во время сражения при Ялу во флагманский японский крейсер Мацусима попал 260-мм. снаряд с китайского броненосца Пинъюань. Снаряд пробил борт японского крейсера, снес торпедный аппарат вместе с расчетом, прошёл сквозь подшкиперскую, пробив цистерну с маслом, и раскололся о бронированный барбет главного 12,5-дюймового орудия крейсера. Вместо взрывчатки китайский снаряд оказался начинен цементом, что не нашло подтверждения ни в воспоминаниях Мак-Джиффина, давшего наиболее объективное описание сражения в интервью журналу «Century», ни в других аутентичных первоисточниках.

Ссылки

• [www.beiyang.org Бэйян] (на китайском языке)
• [www.battleships.ru/wars/cjw94-95-malkov/cjw-navigation.html Warships of the Cino-Japanese War (1894—1895)]
• [militera.lib.ru/h/klado_n/index.html Военные действия на море во время японо-китайской войны], Кладо Н. Л.
• [rubicon-club.narod.ru/kitay.doc Китайская армия во второй половине XIX — начале ХХ века], Мерк В.
• Фрагмент из китайского [www.youtube.com/watch?v=Tl1trKhfjwE фильма] об участии Бэйянского флота в японо-китайской войне (Youtube.com)

Отрывок, характеризующий Бэйянский флот

Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.