У-ди (Северная Чжоу)

(Бэй) Чжоу У-ди ((北)周武帝)
Фамилия:	Юйвэнь (宇文, yǔ wén)
Имя:	Юн (邕, yōng)
Храмовое имя:	Гаоцзу (高祖, gāo zǔ)
Посмертное имя:	У (武, wǔ) значение: «воинствующий»

Император Северной Чжоу У-ди ((北)周武帝) (543—578), личное имя Юйвэнь Юн (宇文邕), прозвище Милоту (禰羅突), был императором Китайской/сяньбийской династии Северная Чжоу. Как и во время правления его братьев Сяо Миня и Мина, в начале его правления у власти стоял Юйвэнь Ху, но в 572 он схватил Ху и стал править сам. Он правил умело и сконцентрировался на военной мощи, он уничтожил враждебную Северная Ци в 577 и присоединил их территории. Он умер в следующем году и не смог продолжить объединение Китая, в правление его сына Сюань-ди (Юйвэнь Юня), Северная Чжоу была свергнута Ян Цзянем в 581.

Происхождение

Юйвэнь Юн родился в 543, он четвёртый сын вэйского главнокомандующего Юйвэнь Тайя. Его мать была наложница Юйвэнь Тая Госпожа Чину. Он родился в штабе отца в провинции Тун (同州, около Вэйнань, Шэньси). Он был хорошим сыном, благочестивым и уважительным. В 554, Фэй-ди (Западная Вэй) сделал его правителем Фучэна.

Юйвэнь Тай умер 556, и весной 557, двоюродный брат Юна Юйвэнь Ху, пользуясь властью Тая, сверг Гун-ди (Западная Вэй) и привёл к властиЮйвэня Цзюэ, что стало началом Северной Чжоу. Цзюэ стал Сяо Минь-ди, но использовал альтернативный титул «Небесный Принц» (Тянь Ван). Юйвэнь Ху стал регентом, и спустя год, Юйвэнь Ху сослал и убил императора, так как думал что тот лишит его власти, и заменил его другим братом, Юйвэнь Юем, то есть Мин-ди. Мин-ди назначил Юна правителем Лу и часто советовался с ним. Юн старался не говорить много, Император заметил, «Он не часто говорит, но когда говорит, то всё правильно».

В 559, Юйвэнь Ху формально сложил с себя полномочия, Мин-ди формально стал заседать в правительстве, Юйвэнь Ху удержал за собой армию. В 560, Юйвэнь Ху, оценив способности императора, дал шеф-повару Ли Аню (李安) яд для сахарных пирожных. Мин-ди, будучи при смерти назначил Юна наследником и умер, но вся власть осталась в руках Ху.

Начало правления

У-ди вёл себя очень тихо по-началу, дав Ху свободу в управлении, хотя подбирал себе окружение из близких ему чиновников. Он сделал Юйвэня Ху председателем не только военного, но и ещё шести министерств.

Лянский генерал Ван Линь и кандидат на трон Сяо Чжуан, были разбиты чэньцами весной 560 и он бежал в Бэй Ци, Северная Чжоу (и их вассальный лянский Хуань-ди (Западная Лян) как император) разделили земли Сяо Чжуана с Чэнь, но это привело к войне. Зимой 560, чжоуский генерал Хэжоу Дунь (賀若敦) и Дугу Шэн (獨孤盛) начали позиционную войну с чэньским Хоу Тянем (侯瑱), и отбили его атаки. В начале 561, Дугу отступил, а Хэжоу окружили. Весной 561, Хоу согласился позволить Хэжоу отойти, если он сдасться; нынешний Хунань стал чэньским. (Юйвэнь Ху уволил Хэжуня).

Также в 561, У-ди провозгласил Госпожу Чину вдовствующей императрицей.

Весной 562, решив примириться с Чэнь, многих знатных заложников из Чэнь. А Чэнь вернула город Лушань (魯山, Ухань, Хубэй) Чжоу.

Летом 562, У-ди решив, что знать не получает доходов с земли, учредил выплаты носителям титулов, в зависимости от размера поместий.

Весной 563, при посещении провинции Юань (原州, Гуюань, Нинся-Хуэйский автономный район), У-ди вернулся в Чанъань без предупреждения. Один из свиты, Хоумочэнь Чун (侯莫陳崇) правитель Ляна, предложил убить Ху. О плане стало известно и императоры пришлось публично осудить Хоумочэня, который покончил с собой, узнав что Ху с войском ищет его. Император предложил Ху, за великую доблесть принять почётный запрет на личное имя, Ху демонстративно отказался.

Весной 563, У-ди издал новый 25-главный уголовный кодекс, созданный Тоба Ди (拓拔迪), там было 25 классов наказаний.

В конце 563, был создан союз с тюрками против Бэй Ци, У-ди обещал взять в жёны дочь Ашина Цицзин, Мукан-кагана. зимой 563, армии Чжоу и Тюрок атаковали Ци. Сначала вторую столицу Цзинян (晉陽, Тайюань, Шаньси) а южная армия напала на Пинъян (平陽, Линьфэнь, Шаньси). Северная армия генерала Яна Чжуна (楊忠), была отбита из под стен генералом Дуань Шао (段韶) и отступила. Южная армия Даси У тоже отступила. Всё-таки это показывало силу Чжоу. Зиму обе стороны провили в ожидании, но война не возобновилась.

Осенью 564, из Ци вернули мать Ху госпожу Янь и сестру Ху (тётю У-ди), которые уже давно попали в плен Ци. Император упал ниц перед тётей. Зимой 564 Ху договорился с Тюрками о нападении на Лоян, но оно провалилось.

Весной 565, Император У-ди послал своего брата Юйвэнь Чуна (宇文纯) (Герцог Чэн), Юйвэнь Гуя (宇文贵) (Герцог Сюй), Доу И (窦毅) (Герцог Шэньу), и Ян Цзянь (杨荐, не путать с суйским Ян Цзянем), Герцога Наньян, чтобы приветствовать тюркскую гвардию, везущую невесту. Однако Хан не узнал Чуня и задержал его.

Середина правления

В 566, не-китайские племена провинции Син (信州, восточная Чунцин) восстали и захватили Байдичэн, под предводительством вождя Жань Линсианя (冉令賢) и Сян Учживана (向五子王). Генерал Лу Тэн (陸騰), смог поссорить вождей восстания и с трудом подавить его.

В 567, в свете смерти императора Чэнь Вэня и наследования ему сына Фэй-ди (Династия Чэнь) в 566, произошла распря знати в которой победил Чэнь Сюй. Генерал Хуа Цзяо (华皎), губернатор Сян (около современной Чанша, Хунань), был недоволен и попросил помощи Чжоу и Западной Лян. Юйвэнь Ху, при оппозиции со стороны чиновника Цуй Ю (崔猷), послал войско под командованием брата императора Юйвэнь Чжи (宇文直) Герцог Вэй на помощь Хуа и Западной Лян. Генерал Чэн У Минчэ, разбил армию Чжоу и она отступила к Цзянляну . Чэнь приобрила многие земли Чжоу, Лян и Хуа. Юйвэнь Ху снял Чжи с поста командующего и обвинил в неудачах, Юйвэнь Чжи тайно сообщил императору о своей готовности противостоять Ху. В этом же году прибыло посольство из Персии.

Весной 568, шторм разрушил ставку тюрок (туцзюэ), и Ашина Цицзинь решил, что это Небо прогневалось на несостоявшийся брак. Он вернул Юйвэня Чуна, и отправил свою дочь, которая стала супругой У-ди.

Возможно, в свете новых враждебные отношения с Чэнь, когда Северная Ци сделала мирные предложения осенью 568, Северная Чжоу приняла его, и был мир между государствами около года, до осени 569, когда брат императора Ву Юйвэнь Сиань ван Ци привели армию для осады города Северной Ци Иян (宜阳, в современной Лоян, Хэнань) — война за город продлиться год. Между тем, осенью 570, чэньский генерал Чжан Чжаода (章昭达) осадит Цзянлин, и почти возьмёт его, но соединённые силя Лян и Чжоу прогонят его.

Зимой 570 — как предупреждал генерал Чжоу Вэй Сяокуань, который посоветовал кампанию против Иян — знаменитый генерал Ци Хулю Гуан покинул Иян и занял земли севернее реки Фэньшуй (река 汾水, протекающая через современный Линьфэнь), и укрепился там. 571 прошёл в войне против Хулю, во главе чжоуской армии стоял Юйвэнь Сиань.

Кроме того, в 571, Хуа пошел в Чанъань, и по дороге встретил Юйвэня Чжи в провинции Сян (襄州, Сянфань, Хубэй), сообщив Юйвэню Чжи, о бедственном положении Западной Лян. Юйвэнь Чжи согласился и сделал предложение императору У-ди, в ответ Император дал три провинции — Цзи (基州), Пин (平州), и Жо (鄀州) (в совокупности составляют Цзинмэнь и Ичан, Хубэй) Западной Лян.

К 572, Юйвэнь Ху уже контролировали армию в течение 16 лет, а правительство почти так же долго. У-ди уже давно хотел его сбросить. Он вступил в сговор с Юйвэнем Чжи, дальним родственником Юйвэнем Шеньцзюем (宇文神举) и Юйвэнем Сяобо (宇文孝伯), и Ван Гуем (王轨) против Юйвэня Ху. Весной 572, он сделал свой ход. После аудиенции с Ху, император предложил Ху навестить императрицу-ать Чину. По дороге во дворец он сообщил Ху, что Чину злоупотребляет алкоголем и неслушает его советов. Он также дал Юйвэню Ху тексте Цзю Гао(酒诰) — антиалкогольной декларации, написанной Чэн-ван (династия Чжоу), — и сказал, чтобы он прочитал Чжиу Гао императрице. Когда они вошли во дворец Ху достал Цзю Гао и начал читать его в слух. Пока он читал У-ди подошёл сзади и ударил его нефритовым планшетом по затылку. Юйвэнь Ху упал на землю, и Юйвэнь Чжи, который скрывался неподалеку, выскочили и отрезал голову Юйвэню Ху. В тот же день были казнены сыновья, братья и сторонники Юйвэня Ху.

Позднее правление

Юйвэнь Чжи хотел занять место Ху, но император решил править сам, а министерства раздал лояльным чиновникам. Он посмертно провозгласил своего брата Сяо Мин-ди законным императором и сделал своего сына Юйвэнь Юня вана Лу наследником. Император демонстративно боролся с роскошью, он даже разрушил слишком шикарные дворцы, и убрал многие предметы роскоши.

Кроме того, летом 572 , У-ди узнал о казни Хулю Гуана и по этому поводу объявил амнистию.

В 573, Император озаботился поведением наследного принца Юна, который гулял с безнравственными друзьями и не интересовался вопросами управления, Император повелел окружить его самыми строгими наставниками.

В начале 574 император У-ди собрал конфуцианских учёных, даосских монахов, и буддийских монахов, для философского диспута. Он присудил победу конфуцианцам, второе место даосам, третье буддистам. Впоследствии, в 574 году даосизм и буддизм были запрещены, монахи должны были платить налоги, а поклонение не зарегистрированным государством божествам расценивалось как преступление. (Это стало известно как второе из Три бедствия У — три основных гонения на буддизм в Китае.)

Весной 574, императрица-мать Чину умерла. У-ди месяц находился в трауре и только ел мало риса.

Осенью 574, в то время император У был в Юньяне (云阳, Саньян, Шэньси), Юйвэнь Чжи, восстал в Чанъани, заявив, что он заслужил большего. Чиновник Ючи Юнь (尉迟运), и принц Юнь победили Чжи и вскоре его поймали и казнили.

Полагая, что Северная Ци не страшна без Хулю и ослабла в войне с Чэнь в 573 (захват провинций между Янцзы и Хуайхэ), в 575 Император У-ди серьёзно рассматривает вопрос о крупной кампании против Северной Ци. Он советовался только с Юйвэнь Сианем, Ван И (王谊), Ю И (于翼). В 575 он решился атаковать Лоян, но через 20 дней заболел и отступил.

Весной 576, по приказу У-ди наследник Юнь начал кампанию против Тогона — кампанию, которая оказалось довольно успешной. Кампания, однако, поссорила У-ди с сыном, так Ван Гуй, который был лейтенантом при принце (наряду с Юйвэнь Сяобо), донёс об аморальных действиях принца и его друзей Чжэн И (郑译) и Ван Дуань (王端). У-ди лично выпорол сына и его друзей и выгнал их из дворца. (Принц друзей не бросил). У-ди установил контроль за сыном и наказывал его по малейшему поводу, лишал пищи и вина. Принц научился симулировать благопристойное поведение, когда за ним следили.

Зимой 576, Император У вновь напал Северная Ци — теперь он атаковал Пинян. Он сумел захватить Пинян быстро, до сбора армии Ци. У-ди не хотел сражаться с армией Гао Вэй императора Ци, но оставил генерала Лян Шияна (梁士彦), защищать Пинъян. Гао Вэй решил отбить Пинян и почти сделал это, как подоспел У-ди с реорганизованными силами. В начале 577, он прибыл к Пиняну. Началась батва двух императоров и Гао Вэй запаниковал, когда его любимая наложница покинула лагерь. Фэн Сяолян бежала, думая что армия Ци разбита, а испуганный Гао Вэй бежал за ей, армия Ци была разгромлена. Вэй Гао бежал в Цзиньян, У-ди бросился за ним. Не имея больше воли для борьбы с императором У-ди, Гао Вэй бежал обратно в столицу Северной Ци Ечэн, оставив двоюродного брата Гао Яньцзуна отвечать за Цзиньян. Гао Яньцзун начал контратаку, У-ди чуть не погиб. Однако, после победы, армия Гао праздновала так, что вернувшийся У-ди захватил город и направился к Ечэну.

Гао Вэй отдал трон сыну и бежал на юго-восток, возможно в Чэнь. Весной 577, Император У-ди вошёл Ечэн. Чиновник Гао Анагун раскрыл ему сведения о бегстве Гао Вэя и его поймали. У-ди ласково принял Гао Вэй и сделал его князем Вэнь. Гао Цзе (дядя Вэй) (高湝) и двоюродный брат Гао Сяохэн (高孝珩), державшиеся в Синду (信都, Хэншуй, Хэбэй), были схвачены. Гао Шаои бежал к Тобо Хану, правителю Тюрок. Правитель Ин (营州, Чжаоян, Ляонин), Гао Баонин (高宝宁), сдался и вся Ци оказалась под контролем Чжоу.

Летом 577 У-ди вместе с Гао приехал в Чанъань. Зимой 577, обвинил Гао в сговоре с чиновником Му Типо и приказал всему клану Гао убить себя.

В 578 чэньцы напали на Пэнчэн, но Ван Гуй отбил их.

Летом 578, У-ди сражался на двух фронтах: с Тюрками на севере и Чэнь на юге. Он заболел и остановился в Юньяне, война с тюрками замирла. Он поручил важные вопросы Юйвэнь Сяобо, и он вскоре умер, всего лишь в 35 лет. Наследный принц Юнь наследовал ему (Сюань-ди (Северная Чжоу)) но правил неудачно. В 581 военный переворот Ян Цзяня покончил с Чжоу.

Эры правления

• Баодин (保定 bǎo dìng) 561—565
• Тяньхэ (天和 tiān hé) 566—572
• Цзяньдэ (建德 jiàn dé) 572—578
• Сюаньчжэн (宣政 xuān zhèng) 578

Личная Информация

• Отец
  • Юйвэнь Тай, посмертно Вэнь-ди
• Мать
  • Чину, наложница Юйвэнь Тая
• Жена
  • Императрица Ашина (с 568), дочь тюркского правителя Мукан-кагана.
• Наложницы
  • Наложница Ли Эцзы, мать Юня и Цзаня.
  • Наложница Шэхань, мать принцесс Чжи и Юнь
  • Наложница Фэн, мать Чона
  • Наложница Сюэ, мать Дуя
  • Наложница Чжэн, мать Яна
• Дети
  • Юйвэнь Юнь (宇文贇) (не путать с братом), с 561 князь Лу, Император
  • Юйвэнь Цзань (宇文贊), ханьский ван, (с 574, казнён Суй Вэнь-ди в 581)
  • Юйвэнь Чжи (宇文贄), циньский ван, (с 574, казнён Суй Вэнь-ди в 581)
  • Юйвэнь Юнь (宇文允) (не путать с братом), цаоский ван (с 574, казнён Суй Вэнь-ди в 581)
  • Юйвэнь Чун (宇文充), даоский ван (с 577, казнён Суй Вэнь-ди в 581)
  • Юйвэнь Дуй (宇文兌), цайский ван (с 577, казнён Суй Вэнь-ди в 581)
  • Юйвэнь Юань (宇文元), цзинский ван (с 578, казнён Суй Вэнь-ди в 581)

Отрывок, характеризующий У-ди (Северная Чжоу)

«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.