Бэмби 2
Поделись знанием:
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
| Бэмби 2 | |
| англ. Bambi II | |
 Немецкий плакат «Бэмби 2» | |
| Другие названия |
Бэмби и Великий Князь леса (рус.) |
|---|---|
| Жанр | |
| Приквелы | |
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Алисия Кирк (сценарий) |
| Композитор | |
| Студия | |
| Длительность |
69 мин 25 сек (PAL) |
| Премьера |
|
| Сборы |
34 557 000 $ |
| IMDb | |
«Бэ́мби 2» (англ. Bambi II) — полнометражный мультипликационный фильм производства студии DisneyToon — австралийского подразделения компании Уолта Диснея, кинотеатральная премьера которого состоялась 26 января 2006 года в Аргентине. Мультфильм демонстрировался в кинотеатрах 25 стран мира, но в России, США, Великобритании, Канаде, Китае, Японии и многих других странах он был выпущен как издание direct-to-video (досл. пер. с англ. — «сразу на видео»), минуя большой экран. Несмотря на название, «Бэмби 2» — не продолжение, а так называемый мидквел, действие которого разворачивается на временно́м отрезке между началом и концом первого мультфильма «Бэмби», выпущенного в 1942 году.
В работе над мультфильмом (в должности консультанта по анимации) принимал участие известный диснеевский аниматор Андреас Дежа,[1] являвшийся одной из ключевых фигур в создании таких мультфильмов, как «Король Лев», «Красавица и Чудовище», «Русалочка» и «Аладдин». Режиссёр и один из соавторов сюжета — Брайан Пименталь — также в прошлом работал над сценариями передовых диснеевских мультфильмов 1990-х годов.[2]
В течение первой недели после выпуска «Бэмби 2» в США было продано свыше двух с половиной миллионов DVD-дисков с мультфильмом[3]. В Германии картина получила приз [www.fbw-filme.de FBW], а 11 февраля 2007 года мультфильм был награждён премией «Энни» в категории «Best Home Entertainment Production»[4]. Кроме того, «Бэмби 2» установил рекорд интервала между выпуском оригинального фильма (1942) и его продолжения (2006) — 64 года.
Содержание
Обзор
В основе сюжета мультфильма лежат приключения антропоморфных животных, и в первую очередь — оленёнка Бэмби, чья мать была ранее убита охотником. Бремя родительских обязанностей приходится взять на себя Великому Князю леса — отцу Бэмби, который поначалу совсем не рад такой перспективе и предлагает Дядюшке Сове найти для Бэмби новую, приёмную мать. Однако проходит время, и Великий Князь начинает понимать, что Бэмби не «какой-то» надоедливый ребёнок, а его сын. Как и в мультфильме 1942 года, всем героям-животным так или иначе противостоит безымянный и обезличенный Человек, единственное предназначение которого — охота на лесных обитателей при помощи манка, капканов, винтовки и собак.
«Бэмби 2» развивает многие нереализованные или находившиеся в оригинальной ленте в зачаточном состоянии идеи, вместе с тем ликвидируя пробелы первоначального сюжета.[5] Одной из первоочередных задач творческого коллектива, работавшего над мидквелом, было сохранение стилистики и художественности первого «Бэмби».
Сюжет
На зимний лес опускаются сумерки. Оставшийся без матери Бэмби тщетно пытается отыскать её и вместо матери встречает Великого Князя — своего немногословного отца, который даёт ему понять, что мама не вернётся. Измученный оленёнок вместе с отцом возвращается домой, но, похоже, Великий Князь не в силах надолго взять на себя родительские обязанности. Он просит Друга Филина к весне найти для Бэмби новую, приёмную мать, но до тех пор всё же соглашается присмотреть за сыном.
Первое утро вместе не заладилось — маленькому оленёнку не под силу всюду следовать за отцом, и Великий Князь решает оставить Бэмби с его давними друзьями — зайчонком Топотуном и маленьким скунсом Цветком. Вместе они отправляются на праздник Сурка, где Бэмби снова встречает старую знакомую Фэлин. Праздник Сурка срывает внезапно появившийся Ронно — дерзкий, хвастливый и не очень дружелюбный оленёнок-подросток. Пытаясь привлечь к себе внимание, он рассказывает остальным о том, что Он (человек) пытается охотиться на обитателей леса всё более изощрёнными способами. Но, похоже, его рассказ никто не воспринимает всерьёз, и обиженный Ронно срывает злость на ничего не подозревающем Бэмби.
Неудавшийся праздник заканчивается, и жители леса расходятся по домам. Только Бэмби, оставшийся без матери и брошенный отцом, остаётся один. От безысходности он бродит по лесу и в конце концов, уставший и измученный, засыпает под деревом. Бэмби снится лето и умершая мать, убеждающая его, что даже если он и не может находиться рядом с ней, они всегда будут вместе. Последние её слова — «Я здесь»… Бэмби просыпается, и что же он слышит? — «Я здесь… отзовись…» — манит Бэмби до боли знакомый голос. Неужели мама вернулась? Поиски приводят Бэмби к тому самому лугу, где в своё время Он застрелил его мать. Надежда и любопытство берут верх над здравым смыслом, и Бэмби выходит из леса на открытое пространство. Выясняется страшная правда — рассказ Ронно не был вымыслом, и заманчивый голос оказывается ни чем иным, как очередной уловкой кровожадного Его. С противоположной стороны луга приближаются охотничьи собаки, но Бэмби скован страхом и не в силах бежать. Лай собак и крик ворон слышит Великий Князь и без раздумий бросается на выручку своему сыну. Ошарашенный, Бэмби наблюдает за битвой отца и собак. В чаще виден отблеск оптического прицела — Великий Князь понимает, что больше медлить нельзя, и вместе с Бэмби спасается бегством. Вместе с отцом Бэмби возвращается домой. Встреча с охотником убила в нём последнюю надежду увидеть живую мать. Начавшийся ночной дождь одновременно символизирует и утраченные надежды, и начало весны.
На следующее утро Великий Князь, помня о вчерашнем злоключении, оставляет сына дома. Раздосадованный Бэмби пытается найти способ доказать Великому Князю, что он достоин отцовского внимания. Вместе с Цветком и Топотуном он ищет подходящий плацдарм для тренировки своей смелости — таковым становится место обитания старого и ворчливого Дикобраза (или, по словам Бэмби и его друзей, «Дикого Браза»). В надежде привлечь внимание отца, Бэмби вступает со сварливым стариком в перепалку. Увы, вместо желаемого результата Бэмби получает порцию острых иголок.
Тем временем Ронно пытается убедить Фэлин в своей исключительной мужественности и стойкости. Однако, Фэлин гораздо больше интересуют мученические вопли, раздающиеся с берега реки. Идя на крик, Фэлин обнаруживает Бэмби, которому каждая иголка, полученная от дикобраза, похоже, доставляет невыносимую боль. Ронно же не упускает возможности лишний раз упрекнуть Бэмби в трусости и малодушии. Назревает ссора, но Бэмби предпочитает драке бегство. Оказавшись на краю обрыва, Бэмби предстаёт перед выбором — вступить с разозлённым Ронно в потасовку или перепрыгнуть; Бэмби выбирает второе. На другой стороне обрыва он встречается с отцом, который крайне недоволен тем, что Бэмби путешествует по лесу без присмотра. Но недовольство быстро сменяется на удивление — отец восхищён тем, что совсем маленький Бэмби смог перепрыгнуть через овраг. Наконец-то в Великом Князе просыпается любовь и родительские чувства. Но он не намерен отказываться от ранее принятых решений и передаёт сына новой приёмной матери — Мине. Вместе с ней разочаровавшийся в отце Бэмби отправляется в путь к своему новому дому.
На пути у Бэмби опять встаёт Ронно; на этот раз его поведение слишком вызывающе, и между оленятами начинается драка. Дерущихся пытается разнять вовремя подоспевшая Мина, но по вине Ронно она попадает в очередную хитроумную ловушку Его. Мужества Ронно хватает лишь на крик «Мамочка!», Бэмби же решает отвлечь внимание охотника и его псов на себя. Собаки пытаются загнать оленёнка в ловушку, но Бэмби, помня советы отца, избавляется от преследователей. По роковой случайности Бэмби срывается в пропасть — подоспевший Великий Князь понимает, что опоздал. Но оленёнок приходит в сознание, и сын с отцом воссоединяются снова.
Персонажи
Персонажи из «Бэмби»
- Бэ́мби (Bambi): Смерть матери оставила рану в душе робкого и ранимого Бэмби, и теперь ему приходится привыкать к новой жизни без неё. Также он пытается различными способами завоевать доверие своего отца и периодически страдает от нападок Ронно.
- Великий Князь (Great Prince): Чувствуя себя неуютно в роли отца, поначалу Князь дистанцирует себя от Бэмби, подавляет свои чувства по отношению к нему и не пытается добиться продуктивного взаимодействия. Однако, постепенно он превращается из высокомерного одиночки в любящего отца и друга Бэмби.
- Топотун (Thumper): Один из лучших друзей Бэмби, помогающий ему добиться внимания отца. Бо́льшую часть свободного времени Топотун проводит в бегах от назойливых сестёр.
- Сёстры Топотуна: Четверо надоедливых зайчат предпочитают проводить свободное время в компании своего брата, несмотря на все попытки Топотуна избежать встречи с ними.
- Цветочек (Flower): Второй лучший друг Бэмби, пугливый и застенчивый скунс, Цветочек также пытается помочь Бэмби наладить контакт с Великим Принцем.
- Фэлин (Faline): Фэлин — подруга детства и возлюбленная Бэмби, впоследствии ставшая его спутницей (согласно оригинальному «Бэмби»).
- Ро́нно (Ronno): Неприятель и ровесник Бэмби, пытающийся отвоевать внимание Фэлин необдуманными поступками, запугиванием и драками. Однако, на самом деле он довольно труслив.
- Мама Бэмби: Будучи убитой в первом мультфильме, мать Бэмби тем не менее появляется и здесь — во сне Бэмби. Также она задаёт эмоциональный тон на протяжении всего мультфильма: каждый раз, когда мама Бэмби упоминается в присутствии Великого Принца, он начинает переживать — видимо, чувствуя себя виноватым в её смерти. Из мультфильма ясно, что он всё ещё хранит любовь к ней и с трудом сам отпускает прошлое, как советует это Бэмби.
- Дядюшка Сова (Uncle Owl): Дружелюбен, но раздражителен. Пытается найти подходящую приёмную мать для Бэмби по просьбе Великого Принца.
- Он (человек) (Man): Наряду со своими собаками представляется единственным врагом всего живого в лесу. Человек ни разу не появляется в кадре, его присутствие угадывается лишь по косвенным признакам.
Новые персонажи
- Сурок (Groundhog): Второго февраля каждого года Сурок вылезает из своей норы и знаменует либо продолжение зимы, либо наступление весны. По иронии судьбы, он ненавидит свою работу, утверждая, что его «нервы больше этого не выдержат».
- Дикобраз (Дикий Браз) (Porcupine): Крайне неуравновешенный второстепенный персонаж, склонный мстить любому, кто посягнёт на его собственность — бревно.
- Ми́на (Mena): Мина — приёмная мать Бэмби, призванная освободить Великого Князя от родительских обязанностей, позволяя ему заниматься своими прямыми обязанностями — защитой лесных жителей.
Роли озвучивали
| Персонаж | Английское озвучивание | Русское озвучивание |
|---|---|---|
| Бэмби | Александр Гоулд | Иван Дахненко |
| Великий Князь | Патрик Стюарт | Сергей Чонишвили |
| Мина | Кри Саммер | Любовь Руденко |
| мать Бэмби | Кэролин Хеннеси | Елена Соловьёва |
| Фэлин | Андреа Бауэн | Дарья Юрченко |
| Ронно | Энтони Гэннам | Николай Истратов |
| Дядюшка Сова | Кит Фергюсон | Михаил Васьков |
| Топотун | Брендон Берг | Руслан Кулешов |
| Цветочек | Никки Джонс | Карина Саркисян |
| Сурок | Брайан Пименталь | Константин Карасик |
| Дикобраз | Брайан Пименталь | Александр Воеводин |
| сёстры Топотуна | Макенна Кауджилл, Эмма Роуз Лима, Ариэль Уинтер | Анна Глотова, Мария Глотова, Полина Плигина |
Фильм дублирован студией «Пифагор» по заказу компании «Disney Character Voices International» в 2006 году[6].
- Режиссёр дубляжа — Марина Александрова
- Переводчик — Марк Пиунов
- Автор синхронного текста — Дария Александрова
- Автор текстов песен — Пётр Климов
- Музыкальный редактор — Вадим Куприянов
- Творческий консультант — Михал Войнаровский
- Исполнители песен — Нонна Виноградова, Алиса Эстрина, Юлия Тимошенко, Андрей Бирин, Армен Погосян, Елена Галицкая, Ольга Ворожцова, Егор Чернегов-Номеров, Сергей Науменко, Ольга Белая
Факты
- Мультфильм находился в разработке с сентября 2001 года[7].
- Название картины менялось трижды — поначалу мультфильм планировалось назвать «Бэмби и Великий Князь», затем название сменилось на «Бэмби и Великий Князь леса». К примеру, в ролике-анонсе с DVD-издания «Бэмби» название «Бэмби 2» не упоминается, а мультфильм озаглавлен «Bambi and the Great Prince of the Forest» — то же название используют и интервьюируемые, но в конце концов было решено остановиться на более простом названии «Бэмби 2». Тем не менее, в некоторых странах мультфильм был издан под вторым названием — «Бэмби и Великий Князь леса».
- Некоторые моменты не вошли в окончательный монтаж мультфильма и не появились на DVD-издании даже в дополнительных материалах. Отсутствующие моменты можно частично наблюдать в ролике-анонсе со второго диска DVD-издания первого «Бэмби»[8].
- Стиль задних планов «Бэмби 2» аналогичен стилю задних планов первого мультфильма, хотя методы их создания кардинально различаются — бо́льшая часть задних планов «Бэмби 2» была создана с использованием графических планшетов в Corel Painter[7]. В отдельных случаях использовались части оригинальных задних планов из «Бэмби», прошедшие компьютерную обработку. Так, например, норка Цветочка визуально повторяет аналогичную норку из «Бэмби».
- В мультфильме интенсивно используется компьютерная графика. Например, рога Великого Князя представляют собой отдельную трёхмерную компьютерную модель, анимированную синхронно с двумерным окружением[7]. Та же технология применялась в мультфильме «Братец медвежонок».
- Мультфильм содержит как минимум три «скрытых Микки»[9].
- Блеяние Бэмби создавалось по тому же принципу, что и рык львов в мультфильме «Король Лев» — комбинацией актёрского голоса и настоящего блеяния[10].
- Как и в случае с первым «Бэмби», художники изучали поведение живых оленей с целью добиться максимальной реалистичности в анимации.
- Персонажей Сурка и Дикобраза озвучил сам режиссёр — Брайан Пименталь. По словам самого режиссёра, первоначально он озвучивал этих персонажей лишь на первых стадиях работы над картиной, но в конце концов было принято решение использовать его голос и в окончательной версии.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3779 дней]
- В книге Феликса Зальтена Ронно намного старше Бэмби и не выказывает серьёзной враждебности по отношению к нему до тех пор, пока тот не взрослеет.
- Имя приёмной матери Бэмби (Мина) созвучно с именем матери Фэлин (Ина (Ena)), упоминавшимся в книге и титрах первого мультфильма.
- Эпизод с манком присутствует и в книге-первоисточнике — Бэмби точно так же засыпает в кустарнике и просыпается от зовущего его голоса. Главные отличия в том, что в книге Бэмби перепутал манок Человека с голосом Фэлин и ему удалось остаться в безопасности благодаря советам Великого Князя.
- Ещё одна отсылка к литературной основе — жилище Великого Князя. Как и в книге, это нора под упавшим и сгнившим буковым деревом.
- Степень антропоморфности персонажей в «Бэмби 2» выше, чем в оригинальном фильме и приближается к уровню «Короля Льва»[11]. Более того, во вселенной «Бэмби» появляется человеческий праздник и ритуал — День сурка.
Сопоставительный анализ
«Бэмби» и «Бэмби 2»
- Первая фраза Великого Князя в мультфильме — «Мама не может больше быть с тобой. Идём». Фраза полностью копирует аналогичную фразу из первого «Бэмби» за исключением слов «мой сын». Возможно, это было сделано умышленно с целью показать психологическую дистанцию между Бэмби и его отцом.
- Многие второстепенные персонажи «Бэмби» появляются и в «Бэмби 2» — например, белка и бурундук, мышь, утёнок и опоссумы.
- В «Бэмби» у Топотуна было пять сестёр, в то время как в «Бэмби 2» их лишь четыре.
- Как и в «Бэмби», ни одна из песен не исполняется каким-либо главным героем и не является его «визитной карточкой»[12].
- Когда в эпизоде с сурком звучит «Весёлая песня весны» (исполнявшаяся также во второй половине первого «Бэмби»), Дядюшка Сова произносит фразу «…опять эта песня», хотя хронологически песня впервые исполняется именно в «Бэмби 2».
- Поведение и внешний вид (например, порванное ухо) Ронно были целенаправленно заимствованы из первого «Бэмби». Примечательно, что сцена битвы юных Ронно и Бэмби в конце второго мультфильма во многом повторяет аналогичную сцену битвы между повзрослевшими героями в первом мультфильме[13].
- При первом своём появлении, Ронно произносит фразу «В лесу пожар?», что является аллюзией концовки первого «Бэмби».
- Эпизоды с участием пчёл и кузнечиков в том или ином виде существовали и в предварительном сценарии первого «Бэмби», но реализованы были лишь во второй части. Стоит заметить, что в старом сценарии кузнечик и пчела являлись отдельными персонажами, в то время как в «Бэмби 2» они обезличены.
- И в первом, и во втором мультфильме Ронно пытается увести Фэлин от Бэмби одним и тем же способом — при помощи своих рогов.
- Слова, которые Мина говорит Бэмби, попав в капкан, точь-в-точь копируют предсмертные слова его матери. Но на этот раз реакция Бэмби совершенно другая — если в первом мультфильме он беспрекословно подчинился, то в «Бэмби 2» он решил отвлечь внимание на себя, тем самым сохранив жизнь Мине.
- В конце мультфильма Великий Князь говорит лежащему без сознания Бэмби: «Бэмби… поднимайся…». Отчасти это повтор его реплики в конце первого «Бэмби», хотя здесь в его голосе — не уверенность, а отчаяние и боль.
«Бэмби 2» и «Король Лев»
В своё время мультфильм «Король Лев» позаимствовал много идей из оригинального «Бэмби». Любопытно, что вторая часть «Бэмби», в свою очередь, эксплуатирует некоторые идеи и художественные приёмы из «Короля Льва».
- В обоих мультфильмах юный главный герой пытается доказать окружающим свою смелость, и в обоих случаях попытки, как правило, заканчиваются фиаско. Например, и Бэмби, и Симба пытаются научиться «рычать».
- Когда Великий Князь говорит о своём предназначении в лесу, ответ Бэмби — «Вот это да. Ты всё знаешь» — напоминает восхищение Симбы просторами земель прайда.
- Реакция Бэмби на первую встречу с охотничьими собаками похожа на реакцию Симбы при виде бегущего на него стада антилоп.
- В эпизоде «С первым лучом весны» («First Sign of Spring») игра Бэмби с отцом у водопоя (а именно — реакция Бэмби на брызги) аналогична игре Симбы и Налы у озера в эпизоде «Can You Feel The Love Tonight».
- Побег Бэмби от собак в конце фильма (а в особенности — момент с терновыми зарослями) напоминает побег Симбы от гиен.
- Как и Муфаса в «Короле Льве», в одном из кульминационных моментов Бэмби срывается в пропасть (хотя, в отличие от Муфасы, Бэмби не умирает).
- В финале мультфильма Великий Князь появляется из дымки точно так же, как и Шрам в «Короле Льве».
- Типаж Ронно имеет сходство с персонажем Кову из мультфильма «Король Лев 2: Гордость Симбы» (стоит заметить, что оба мультфильма создавались одной и той же студией — DisneyToon).
«Бэмби 2» и мультфильмы Дона Блута
Многими знатоками классической двумерной анимации[14] отмечалось, что мультфильм заимствует некоторые идеи из мультфильмов Дона Блута.
- Первые кадры мультфильма (начальные титры на фоне падающих снежинок) напоминают первые кадры из мультфильма 1986 года «Американский хвост».
- Сцена встречи Бэмби с мамой во сне сходна со сценой прощания Литтлфута с мамой в мультфильме «Земля до начала времён».
Критика
Ещё задолго до премьеры мультфильм вызвал бурю негодования со стороны поклонников традиционной диснеевской анимации. Основанием для такой реакции послужил тот факт, что значительная часть сиквелов классических диснеевских мультфильмов отличается крайне невысоким качеством исполнения и художественной ценностью — в определённых кругах по отношению к ним даже стал использоваться такой термин, как чипквел (англ. cheapquel — контаминация cheap и sequel, дословный перевод — «дешёвое продолжение»)[15]. В случае с «Бэмби 2» ситуация осложнялась тем, что студия впервые решилась на создание продолжения для столь известного и почитаемого мультфильма, ставшего символом целой эпохи[16]. Наученная горьким опытом, скептически настроенная аудитория не верила в то, что DisneyToon способна на создание достойного преемника и продолжателя традиций классического «Бэмби».
После премьеры, однако, «Бэмби 2» вызвал крайне неоднозначную критическую реакцию. Мультфильм был прохладно встречен рядом рецензентов, сделавших акцент на предсказуемости сюжетной линии и обилии штампов[17]. Другая же часть критиков восторженно приняла картину, поставив её на один уровень с оригиналом (а порой и выше)[18][19]. Даже в негативных отзывах отмечалось, что мультфильм является одним из самых технически совершенных творений студии DisneyToon.
Саундтрек
7 февраля 2006 года компанией Walt Disney Records был выпущен саундтрек к мультфильму, в качестве исполнительного продюсера которого выступил Мэтт Уокер. Существует несколько версий саундтрека — в частности, английская, французская и итальянская.
| № | Название композиции | Авторы / исполнители | Время | Примечания |
|---|---|---|---|---|
| 1 | There is Life | Дэвид Фридман / Элисон Краусс | 2:20 | |
| 2 | First Sign of Spring | Дэниел Петти / Мишель Льюис | 3:50 | |
| 3 | Through Your Eyes | Ричард Маркс, Дин Питчфорд, Мартина Макбрайд, Пол Уорли / Мартина Макбрайд | 4:08 | |
| 4 | The Healing of a Heart | Маркус Хаммон / Энтони Коллеа | 2:45 | |
| 5 | Snow Flakes in the Forest | Брюс Броутон | 1:40 | инструментальные композиции |
| 6 | Bambi’s Dream | 1:28 | ||
| 7 | Being Brave (Part 1) | 1:22 | ||
| 8 | Being Brave (Part 2) | 1:14 | ||
| 9 | Bambi and the Great Prince / End Credit Suite | 3:35 | ||
| 10 | Sing the Day | Брюс Броутон, Сет Фридман / Аника Нони Роуз, Гаррисон Чад, Маркус Карл Франклин, Леон Томас | 1:54 | не вошла в мультфильм[20] |
| 11 | Main Title (Love is a Song) | Фрэнк Черчилль, Ларри Моури, Эдвард Пламб | 2:57 | песни из саундтрека к «Бэмби» |
| 12 | Little April Shower | 3:55 | ||
| 13 | Let’s Sing a Gay Little Spring Song | 1:44 |
Особенности российского DVD-издания
- Дополнительные материалы:
- Продолжение легенды — небольшой документальный фильм с участием актёров, аниматоров и режиссёра
- Занимательные факты — текстовый комментарий
- Нарисуй Топотуна — аниматор Андреас Дежа рассказывает о технологии рисования Топотуна
- Игра Прятки с Топотуном
- Технические характеристики:
- Формат DVD-9
- Многоязыковое меню двух видов (зима и весна — выбирается случайно)
- Технология Disney’s FastPlay — автоматическое воспроизведение содержимого (фильм и дополнительные материалы)
- Английская звуковая дорожка в формате Dolby Digital 5.1 (448 кбит/с)
- Русская звуковая дорожка в формате Dolby Digital 5.1 (384 кбит/с)
- Соотношение сторон 1,78:1
14 сентября 2006 года[21] компанией «Видеосервис» был выпущен коллекционный бокс-сет, включающий в себя обе части мультфильма («Бэмби» и «Бэмби 2») на трёх DVD-дисках. Содержание дисков аналогично содержанию ранее выпущенных в России отдельных изданий мультфильмов.
Напишите отзыв о статье "Бэмби 2"
Примечания
- ↑ Дежа являлся не только консультантом, но и непосредственно участвовал в художественной разработке и анимации персонажей (Бэмби и Великого Князя), о чём упоминается в дополнительных материалах на DVD и [www.comicon.com/cgi-bin/ultimatebb.cgi?ubb=get_topic;f=36;t=004741 интервью сайту comicon.com].
- ↑ В частности, он работал над сюжетными линиями «Красавицы и Чудовища», «Тарзана» и «Аладдина».
- ↑ См. [www.comingsoon.net/news/dvdnews.php?id=13200 новости на сайте ComingSoon.net] от 15 февраля 2006 года.
- ↑ [www.annieawards.com/foryourconsideration.htm Annie Awards: For Your Consideration].
- ↑ Так, например, безымянный «соперник» превращается в полноценного персонажа Ронно. Интересно, что имя Ронно использовалось и в ходе работы над первым «Бэмби», но в самом мультфильме не упоминается.
- ↑ Список составлен согласно данным о русском дубляже, показанных на DVD после мультфильма.
- ↑ 1 2 3 См. [animationarchive.net/Direct%20to%20Video/Bambi%202/Production%20Notes%20(PDF%20Format)/Bambi_IIProductionNotes.pdf Bambi II: Production Notes] (PDF).
- ↑ В этом ролике мы видим идущего к норе Бэмби «из глаз» Великого Князя. В окончательном монтаже мультфильма (по крайней мере, в версии DVD-издания) данный ракурс отсутствует.
- ↑ [www.hiddenmickeys.org/Movies/Bambi.html Hidden Mickeys in Bambi (1942) and Bambi II (2006)].
- ↑ См. Trivia Tracks на DVD.
- ↑ Это, в первую очередь, выражается в многословности и более широком эмоциональном диапазоне персонажей (см. также [www.ultimatedisney.com/bambiII.html критический обзор на сайте ultimatedisney.com]).
- ↑ Возможное исключение — «Весёлая песня весны», но вряд ли её можно считать полноценной песней из-за особенностей сюжета.
- ↑ Некоторые источники, в частности, английский раздел Википедии, утверждают, что битва была воссоздана «кадр в кадр» (англ. shot-for-shot), но правильнее будет сказать, что повторяются только действия персонажей, так как в сцене всё же используются несколько другие ракурсы.
- ↑ См. [www.prodisney.ru/phpBB2/viewtopic.php?t=1661 соответствующую тему форума] на сайте продиснеевской анимации [www.prodisney.ru Prodisney.ru].
- ↑ О диснеевских чипквелах подробно рассказывается, например, [prodisney.ru/cheapquels.php в статье на сайте Prodisney.ru].
- ↑ [www.history.vt.edu/Barrow/Hist2104/readings/bambi.html The Trouble with Bambi: Walt Disney’s Bambi and the American Vision of Nature (by Ralph H. Lutts)].
- ↑ Например, обзоры [www.dvdmg.com/bambi2.shtml dvdmg.com] и [www.moviehabit.com/reviews/bam_bf06.shtml moviehabit.com]
- ↑ Обзор [www.gamerz-edge.com/dvd/reviews/bambiII.html Gamerz-Edge.com]: «I sat down expecting to be highly critical and miserable. Instead, I actually found myself getting caught up in this cute little telling of Bambi’s childhood.»
- ↑ Обзор [www.jackasscritics.com/movie.php?movie_key=792 JackassCritics.com]: «Allow me to say it again, I was shocked by how much I liked Bambi II.»
- ↑ Песня «Sing the Day» должна была исполняться в эпизоде «Как стать смелым» (англ. «Being Brave»). «Увы, песня не попала в мультфильм, — говорит Мэтт Уокер, — но она стала для нас великолепным подарком».
- ↑ [totaldvd.ru/post/19382/ График релизов на сентябрь 2006 года] на сайте [www.totaldvd.ru TotalDVD.ru].
Ссылки
- [disneyrus.narod.ru/bambi2/main.html «Бэмби 2» на сайте disneyrus.narod.ru]
- [www.fbw-filme.de/pdw/pdw_000186.htm «Бэмби 2» получает награду FBW] (нем.)
- [www.comicon.com/cgi-bin/ultimatebb.cgi?ubb=get_topic;f=36;t=004741 Интервью с Андреасом Дежа, посвящённое мультфильму] (англ.)
- [animationarchive.net/Direct%20to%20Video/Bambi%202/ «Бэмби 2» в архиве animationarchive.net] (англ.)
- [disney.go.com/disneyvideos/animatedfilms/bambi2/index_flash.html Официальный сайт американского DVD-издания] (англ.)
- [www.ultimatedisney.com/bambiII.html Обзор DVD с иллюстрациями] (англ.)
- [www.rottentomatoes.com/m/bambi_ii/ Подборка обзоров на rottentomatoes.com] (англ.)
- [bambisite.15.forumer.com/ Небольшой форум поклонников мультфильма] (англ.)
-
— сообщество в Живом журнале, посвящённое Бэмби (рус.)
Отрывок, характеризующий Бэмби 2
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
