Бэнкрофт, Ричард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ричард Бэнкрофт
Richard Bancroft
Архиепископ Кентерберийский


Портрет Ричарда Бэнкрофта. Неизвестный художник, Национальная портретная галерея (Лондон).

Посвящение 1574
Епископское посвящение 1597
Интронизация 10 декабря 1604
Конец правления 2 ноября 1610
Предшественник Джон Уитгифт
Преемник Джордж Эббот
Другая должность Епископ Лондонский[en] (1597-1604)
Родился 1544(1544)
Ланкашир, (Фарнуорт[en])
Умер 2 ноября 1610(1610-11-02)
Ламбет

Ричард Бэнкрофт (англ. Richard Bancroft; 1544—1610) — Епископ Лондонский[en] (1597—1604), 74-й архиепископ Кентерберийский (1604—1610).





Биография

Происхождение

Ричард Бэнкрофт родился в Фарнуорте[en] (Ланкашир), крещён в соседнем г. Прескот[en] 12 сентября 1544 года. Второй сын Джона Бэнкрофта и Мэри Карвен, дочери Джеймса Карвена и племянницы Хью Карвена[en], католического архиепископа Дублина[en] (1555—1567) и епископа Оксфорда[en] (1567—1568).

Ранние годы

Начал образование в грамматической школе Фарнуорта[en]. Из-за финансовых трудностей довольно поздно поступил в Колледж Христа (Кембридж) (двоюродный дед по матери архиепископ Карвен[en] предоставил ему пребенду в дублинском соборе Святого Патрика для обеспечения надлежащего дохода[1]) и в 1567 году окончил его со степенью бакалавра искусств. Затем он поступил в колледж Иисуса (Кембридж)[en] в качестве тьютора, в 1572 году получил там степень магистра искусств[en], а в 1585 году — степень доктора теологии в Кембриджском университете.

Церковная карьера: соратник архиепископа Уитгифта

В 1574 году епископ Эли[en] Ричард Кокс[en], посещавший время от времени колледж Иисуса[en], рукоположил Бэнкрофта в священнический сан и сделал его одним из своих капелланов, а впоследствии оказывал ему покровительство и в некоторых случаях поручал представлять епископа в улаживании конфликтных ситуаций с духовенством епархии. Епископ Кокс умер в 1581 году, и Бэнкофт вошёл в состав комиссии, управлявшей епархией Эли[en], пока кафедра оставалась вакантной. В 1583 году он был направлен в качестве университетского проповедника в Бери-Сент-Эдмундс для противодействия Роберту Брауну, который распространял в тех местах своё учение конгрегационализма.

Новый архиепископ Кентерберийский Джон Уитгифт развернул в 1583 году кампанию борьбы с пуританским течением, и Бэнкрофт стал заметным публицистом, выступая в поддержку архиепископа. В 1584 году Бэнкрофт стал настоятелем церкви Святого Андрея[en] в Лондоне на улице Холборн. В 1586 году он стал казначеем собора Святого Павла и ректором церкви в Коттингеме[en] (Нортгемптоншир), в 1587 году — каноником Вестминстерского аббатства.

В 1588 году увидели свет так называемые «трактаты Марпрелата»[en] — серия сатирических памфлетов, направленных против англиканских епископов и архиепископа Кентерберийского Уитгифта. Бэнкрофт сумел установить местонахождение подпольной типографии и давал показания в Звёздной палате против задержанных по этому делу[2]. Однако, он не ограничился применением силы и 9 февраля 1589 года прочитал проповедь с кафедры под открытым небом[en] перед прежним собором Святого Павла[en], стоявшим на месте современного, в которой дал ответы на претензии неизвестного автора сатир к англиканскому духовенству. Проповедь была в том же году опубликована (A Sermon Preached at Paules Crosse[3]) и принесла автору известность. В 1592 году Бэнкрофт стал одним из капелланов архиепископа Уитгифта и в 1593 году опубликовал две книги в защиту официальной церкви: A Survay of the Pretended Holy Discipline (с анализом истории Реформации в Европе) и Daungerous Positions and Proceedings, Published and Practiced within this Iland of Brytaine, under the Pretence of Reformation, and for the Presbiterial Discipline[4] (с критикой пуританских идей, посягающих на права епископата).

В 1597 году Бэнкрофт был рукоположён на Лондонскую епископскую кафедру[en], хотя в числе противников такого назначения состоял крайне влиятельный лорд-казначей Бёрли. В должности епископа Бэнкрофт придавал большое значение мерам по обеспечению дисциплины и надлежащего поведения подведомственного ему духовенства.

24 октября 1603 года новый король Яков издал прокламацию о созыве конференции для решения проблем церковного устройства, вызывающих споры в обществе. Конференция[en] состоялась 14, 16 и 18 января 1604 года во дворце Хэмптон-корт, поскольку Лондон был охвачен чумой. Делегацию пуритан возглавил Джон Рейнольдс[en], Бэнкрофт вошёл в епископскую делегацию из девяти иерархов, но, по мнению многих исследователей, проявил в ходе дискуссий больше активности и непреклонности, чем архиепископ Уитгифт (получив однажды даже замечание от короля) и фактически захватил лидерство. Споры не привели участников конференции к какому-либо результату, и король Яков назначил очередную сессию на март. К тому времени архиепископ Уитгифт умер, и к новому заседанию Бэнкрофт подготовил для утверждения сборник из 141 церковного канона, принятых в правление Эдварда VI и Елизаветы. Однако, парламент отказался его поддержать, сочтя такое требование угрозой для свобод подданных королевства[5].

Архиепископ Кентерберийский

Король подписал разрешение выбрать[en] Бэнкрофта архиепископом Кентерберийским только 6 октября 1604 года, поскольку у него имелось несколько сильных соперников; 10 декабря 1604 года состоялась интронизация. 22 декабря 1604 года архиепископ уже разослал по епархиям циркуляр с требованием решительно отстранять от должностей священнослужителей, отказывающихся выполнять требования Акта о единообразии. Летом 1605 года Бэнкрофт совершил архипастырские визиты в десять епархий, добиваясь жёстких мер к пресечению злоупотреблений со стороны священников, вызывавших раздражение парламента. В ходе своих поездок и в письмах архиепископ в первую очередь уделял внимание повышению стандартов проповеди и катехизации, а также стремился искоренить случаи постоянного отсутствия священников в своих приходах, что вызывало неудовольствие заметной части духовенства.

Воцарение короля Якова вызвало в католических кругах надежды на ослабление преследований, в частности, на декриминализацию отказа посещать англиканские богослужения. Тем не менее, Бэнкрофт своей бескомпромиссной позицией добился продолжения прежней политики. В 1608 году Бэнкрофт стал церковным канцлером Оксфордского университета и отказался удовлетворить просьбу отстранённого каноника колледжа Крайст-Чёрч Хамфри Лича[en] о восстановлении в прежней должности (позднее Лич бежал в Рим). В 1609 году Бэнкрофт потребовал, чтобы в каждом приходе хранился экземпляр книги епископа Джона Джуела[en] Apologie (классический труд в защиту церкви Англии). Одновременно архиепископ поддерживал усилия короля Якова по учреждению Церкви Шотландии. Кроме того, прерогативы церковной власти подвергались давлению со стороны власти судебной, прежде всего в лице Эдварда Кока. Его противостояние с Бэнкрофтом на предмет правомочий в случаях, затрагивающих дела церкви, продолжалось годами, но даже король не сумел поставить в нём точку.

Ричард Бэнкрофт умер в Ламбетском дворце 2 ноября 1610 года и похоронен через два дня в ламбетской приходской церкви.

Напишите отзыв о статье "Бэнкрофт, Ричард"

Примечания

Литература

  • [books.google.ru/books?id=DyTLu8UcJbYC&printsec=frontcover&dq=%22Richard+Bancroft%22&hl=ru&sa=X&ei=pN9OUsy5K8ak4ATcn4DgBg&ved=0CDoQ6AEwAg#v=onepage&q=%22Richard%20Bancroft%22&f=false Tracts Ascribed to Richard Bancroft: Edited from a Manuscript in the Library of St John's College, Cambridge] / Albert Peel. — Cambridge University Press, 2011. — 200 p.
  • Babbage S. B. [books.google.ru/books?id=M3AcAAAAMAAJ&q=%22Richard+Bancroft%22&dq=%22Richard+Bancroft%22&hl=ru&sa=X&ei=pN9OUsy5K8ak4ATcn4DgBg&ved=0CC0Q6AEwAA Puritanism and Richard Bancroft]. — Church Historical Society, 1962. — 421 p.
  • Bancroft R. [books.google.ru/books?id=PetNPwAACAAJ&dq=inauthor:%22Richard+Bancroft+(abp.+of+Canterbury.)%22&hl=ru&sa=X&ei=EPtOUr63DpL44QTPpoHIBA&ved=0CDwQ6AEwAg A Sermon Preached at Paules Crosse the 9. of Februarie, Being the First Sunday in the Parleament, Ano. 1588]. — by I.I. for Gregorie Steton, 1588. — 106 p.
  • Bancroft R. [books.google.ru/books?id=cs0CAAAAQAAJ&printsec=frontcover&dq=%22Richard+Bancroft%22&hl=ru&sa=X&ei=d_lOUtKHIfD14QTZ_IHQAg&ved=0CEMQ6AEwAw#v=onepage&q=%22Richard%20Bancroft%22&f=false Daungerous positions and proceedings, published and practised within this iland of Brytaine]. — 1710.
  • Carpenter E., Hastings A. [books.google.ru/books?id=ee0-EsYR9aEC&printsec=frontcover&dq=Cantuar:+The+Archbishops+in+Their+Office++%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B:+Edward+Carpenter&hl=ru&sa=X&ei=0cJCUu_1Auj74QTl9ICICQ&ved=0CDEQ6AEwAA#v=onepage&q=Cantuar%3A%20The%20Archbishops%20in%20Their%20Office%20%20%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B%3A%20Edward%20Carpenter&f=false Cantuar: The Archbishops in Their Office]. — Continuum, 1997. — 607 p. — ISBN 9780826430892.
  • Collinson P. [books.google.ru/books?id=6VFk29F6ChMC&pg=PA4&dq=Richard+Bancroft+and+Elizabethan+Anti-Puritanism&hl=ru&sa=X&ei=ptlOUpqKH4yI5ATBkoAI&ved=0CDoQ6AEwAA#v=onepage&q=Richard%20Bancroft%20and%20Elizabethan%20Anti-Puritanism&f=false Richard Bancroft and Elizabethan Anti-Puritanism]. — Cambridge University Press, 2013. — 232 p. — ISBN 9781107023345.

Ссылки

  • Nicholas W. S. Cranfield [www.oxforddnb.com/view/article/1272?docPos=1 Bancroft Richard]//Oxford Dictionary of National Biography

Отрывок, характеризующий Бэнкрофт, Ричард



– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]