Бэтмен будущего
Поделись знанием:
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Шаблон:Мультсериал «Бэтмен будущего» (англ. Batman Beyond) — американский мультсериал 1999 года. Здесь показывается будущее Готэма — вымышленного города, в котором действует Бэтмен. Главным героем является Терри Макгиннис — новый Бэтмен, который заменил Брюса Уэйна — Бэтмена прошлого. В сериале несколько раз встречаются злодеи из оригинальной вселенной, но большая часть придумана заново.
Теглайн: «Апатия. Жадность. Коррупция. Власть. Надежда. Мужество. Честь. Правосудие».
Несколько эпизодов было выпущено в виде полнометражного мультфильма «Batman Beyond: The Movie». К сериалу планировалось сделать кинофильм с Киану Ривзом в главной роли, но фильм так и не дошёл до стадии сьёмок. Поэтому после вышел только ещё один полнометражный мультфильм «Бэтмен будущего: Возвращение Джокера».
Содержание
Сюжет
Пилотный эпизод, под названием «Возрождение», начинается в 2019 году, спустя 20 лет после «Новых приключений Бэтмена», когда Брюс Уэйн решил завершить карьеру борца с несправедливостью. Далее история продолжается в 2039 году, в Готэме, уже как в футуристическом мегаполисе, с ошеломляющими видами многоэтажек и летательных аппаратов. Старшеклассник Терри Макгиннес, случайно попав в поместье Брюса, спасаясь от местной банды Джокеров, раскрывает тайну Летучей Мыши. В тот же вечер отца Терри убивают приспешники магната Дерека Пауэрса, замаскировав преступление под нападение «клоунов». Узнав о причине смерти отца, диске с данными о биологическом оружии, Макгиннес возвращается в дом Уэйна и забирает последнюю модификацию костюма Бэтмена. После длительных споров с Брюсом, легенда рождается заново: под руководством опытного Уэйна, Терри выходит на бой со злом во всех его проявлениях.
В конце первого сезона Пауэрс (первый заклятый враг Терри) был уничтожен собственным сыном Пакстоном, который перехватил власть над компанией. Терри после этого занялся собственной личной жизнью и работой Бэтмена. Также его подруга — девушка Макс — узнаёт его тайну и начинает ему помогать.
В одной из серий мультсериала «Лига справедливости: Без границ» (4 сезон, 13 серия) показываются события, происходившие несколько позже в данной сюжетной линии. Согласно им Терри МакГиннис является сыном Брюса Уэйна. На самом деле, Уэйн даже не знал его родителей — представители спецслужб, получив его ДНК, подобрали семейную пару, сходную по взглядам с Томасом и Мартой Уэйнами, и изменили генокод Уорена МакГинниса, отца Терри. Это был первый шаг в получении нового Бэтмена. Планировалось убить родителей мальчика при таких же обстоятельствах, как и родителей Брюса, но киллером, которой поручили это задание, оказалась Андреа Бомон (Фантазм из полнометражного мультфильма про Бэтмена), которая лично знала Брюса Уэйна. В итоге, хоть Фантазм и не убил родителей Терри, он всё же стал Бэтменом, как и планировалось. Сам он говорит после выяснения обстоятельств Брюсу «Я горжусь своим стариком!».
Эпизоды
Актёры озвучания
Главные герои
- Уилл Фридл — Бэтмен будущего / Терренс (Терри) Макгиннис
- Кевин Конрой — Бэтмен / Брюс Уэйн
Второстепенные персонажи
- Майкл Гросс — Уоррен Макгиннис
- Тери Гарр — Мэри Макгиннис
- Райан О’Донохью — Мэттью (Мэтт) Макгиннис
- Лорен Том — Дана Тэн
- Клайд Касацу — отец Даны
- Кри Саммер — Максин (Макс) Гибсон
- Фрэнк Уэлкер — собака Эйс
- Стокард Чэннинг, Энджи Хэрмон — комиссар Барбара Гордон
- Пол Уинфилд — окружной прокурор Сэм Янг
- Сэм Макмюррей — Гарри Талли
- Макс Брукс — Говард Грут
- Мелисса Дисней — Бобби (Блэйд) Саммер
- Иветта Ловенталь, Рэйчел Ли Кук — Челси Каннингем
- Сет Грин — Нельсон Нэш
- Кристофер Макдональд — Кэл-Эл / Кларк Кент / Супермен
- Фарра Форк — Большая Барда
- Лорен Том — Зелёный Фонарь / Каи-Ро
- Питер Онорати — Орёл / Рекс Стюарт
- Джоди Бенсон — Аквагёрл / Марина, принцесса Атлантиды
- Уэйн Брэди — Микрон
- Гэри Коул, Дидрих Бадер — синтоид Зета
- Джулия Натансон — Розалия (Ро) Роуэн
- Джо Спано, Кертвуд Смит — агент Джеймс Беннетт
- Майкл Розенбаум — агент Вест
- Лорен Том — агент Ли
- Кори Бёртон — генерал Норман
- Линдсей Слоун — Джеки Мэйчек
- Дэн Лориа — Уильям (Билл) Уоллес
- Райдер Стронг — Роберт (Бобби) Вэнс-младший
- Крис Деметрал — Кори Кавальери
- Сет Грин — Демпси
- Алекс Томас-младший — Бёрк
- Джейсон Мэрсден — Донни Грас
- Чарльз Рокет — отец Донни
- Дженнифер Хейл — Джесси
- Мара Уилсон — Тамара Колдер
- Эли Мариентал — Дариус (Дак) Артур Келлман
- Шон Маркетт — Мигель Диас
- Роберт Патрик — Ричард Армакост
- Мигель Сандовал — доктор Блэйдс
- Кевин Данн — доктор Ходжес
- Уэнди Мэлик — доктор Прайс
- Митч Пиледжи — доктор Стэнтон
- Эд Бегли-младший — доктор Питер Корсо
- Дафна Зунига — Эйприл
- Паттон Освальд — Элдон Майклс
- Малачи Трон — горилла Фингерс
- Билл Смитрович — Фрэнк Уатт
- Джоанна Халк — Айрин
- Азура Скай — Дианна Клэй
- Такаё Фишер — Каири Танака
- Линн Муди — Банни Вриланд
Злодеи
- Шерман Ховард — Дерек Пауэрс / Разрушитель
- Кэри Элвес, Паркер Стивенсон — Пакстон Пауэрс
- Джордж Такеи — Мистер Фикс
- Кори Бёртон — посланник Казнии министр торговли Вилмос Эганс
- Шеннон Кенни — Инк
- Уильям Мэйси — Аарон Гербст
- Крис Малки — Уолтер Шрив / Шрик
- Джон Сайфер — доктор Айра Биллингс / Чародей
- Майкл Ансара — Доктор Виктор Фриз / Мистер Фриз
- Линда Хэмилтон — доктор Стефани Лейк
- Джордж Лэзенби — Мистер Уокер / Король
- Аманда Донохью, Сара Дуглас — Миссис Уокер / Королева
- Скотт Клевердон, Николас Гест — Джек Уокер / Валет
- Оливия д’Або — Мелани Уокер / Десятка
- Роберт Дави — доктор Майкл (Майк) Морган / Магма
- Лора Сан Джакомо — Мэри Майклс / Фреон
- Джефф Беннетт — Стюарт Лоу / Двухмерный человек
- Мелисса Дисней — Кураре
- Тим Карри — Матро Бота
- Виктор Риверс — лидер Общества наемных убийц
- Иэн Бьюкенен — доктор Абель Кувьер / Химера
- Стивен Коллинз — Тони Мэйчек / Землеустроитель
- Карл Ламбли — Сталкер
- Стэйси Кич — Роберт Вэнс-старший
- Генри Роллинз — Стэнли Лабовски / Безумный Стэн
- Майкл МакКин — Иэн Пик
- Тристан Роджерс — Саймон Харпер
- Джон Риттер — доктор Дэвид Уилер
- Гедде Ватанабэ — Отражатель
- Дориан Хэрвуд — Оружейник (Арсенал)
- Кори Бёртон — Иштван Хегендаш
- Рейнер Шёне — Джеймс ван Дайл
- Тэрен Ноа Смит — Патрик Паундстоун / Рэтбой
- Стивен Болдуин, Клэнси Браун — Чарльз (Чарли) Биджелоу / Биг Тайм
- Уильям Мэйси — Каррос
- Скотт МакЭфи — Уильям (Вилли) Уатт
- Кейт Джексон — Бомбшелл
- Виктор Риверс — Неуязвимый
- Брайан Точи — Эдгар / Альбинос
- Кэтлин Фримен — Ма Мэйхем
- Марк Ролстон — Карл
- Энди Дик — Слим
- Брюс Тимм — Джеймэн, Цилиндр
- Лорен Том, Кри Саммер — Дотти
- Майкл Розенбаум — Ухмылка, Терминал, Олли
- Скотт Валентайн — Коу
- Джо Лала, Марк Слотер — Шип
- Марк Уорден — Чесотка
- Итан Эмбри — Ли
- Омар Гудинг — Трей
- Кри Саммер — Тайко
- Уилл Фридл — Визель
- Питер Джейсон — тренер Кригер
- Ларри Дрейк — Джексон Чаппелл
- Дэвид Уорнер — Ра’с аль Гул
- Оливия Хасси — Талия аль Гул
- Алексис Денисоф — Зандер
- Ксандер Беркли — доктор Чайлдс
- Таунсенд Коулмэн — Ложное лицо
- Кит Шарабайка — командир отделения «Кобры»
Трансляция сериала в России
Мультсериал впервые показывали по телеканалу СТС.
Роли дублировали:
- Владимир Ферапонтов — Бэтмен / Брюс Уэйн, агент Джеймс Беннетт, доктор Стэнтон, эпизодические персонажи, читает титры.
- Александр Коврижных — Бэтмен будущего / Терренс (Терри) Макгиннис
- Александр Комлев — Бэтмен будущего / Терренс (Терри) Макгиннис, Кэл-Эл / Кларк Кент / Супермен, Зелёный Фонарь / Каи-Ро, Мэттью (Мэтт) Макгиннис, Гарри Талли, Говард Грут, синтоид Зета, Роберт (Бобби) Вэнс-младший, Нельсон Нэш, Кори Кавальери, ведущий новостей, доктор Ходжес, Донни Грас, Уильям (Вилли) Уатт, Неуязвимый, Зандер, Аарон Гербст, Олли, Джек Уокер / Валет, Патрик Паундстоун / Рэтбой, эпизодические персонажи.
- Татьяна Канаева — женские роли.
- Юрий Маляров — окружной прокурор Сэм Янг, Нельсон Нэш, доктор Питер Корсо, ведущий новостей, синтоид Зета, тренер Кригер, генерал Норман, Дерек Пауэрс / Разрушитель, Пакстон Пауэрс, Мистер Фикс, Уолтер Шрив / Шрик, Айра Биллингс / Чародей, Мистер Уокер / Король, Стюарт Лоу / Двухмерный человек, Роберт Вэнс-старший, доктор Абель Кувьер / Химера, Тони Мэйчек / Землеустроитель, Сталкер, Стэнли Лабовски / Безумный Стэн, Джеймэн, Терминал, лидер Общества наемных убийц, Эдгар / Альбинос, доктор Дэвид Уилер, Иштван Хегендаш, Саймон Харпер, Мститель, Рони Боксер, Ра’с аль Гул, доктор Чайлдс, эпизодические персонажи.
- Борис Токарев — Уоррен Макгиннис, Фрэнк Уатт, отец Даны Тэн, Уильям (Билл) Уоллес, ведущий новостей, Нельсон Нэш, Пакстон Пауэрс, посланник Казнии министр торговли Вилмос Эганс, Уолтер Шрив / Шрик, Доктор Виктор Фриз / Мистер Фриз, доктор Майкл (Майк) Морган / Магма, Джексон Чаппелл, Чесотка (Скейб), лидер Общества наемных убийц, эпизодические персонажи.
- Александр Рыжков — Орёл / Рекс Стюарт, Нельсон Нэш, горилла Фингерс, агент Джеймс Беннетт, Матро Бота, Оружейник (Арсенал), Элдон Майклс, Говард Льюис, Олли, Мистер Уокер / Король, эпизодические персонажи.
Мультсериал также выходил на VHS с дубляжом компании «Мост-Видео» (серии 1—4, 6—12 в 1 сезоне и 1, 4, 7—9, 13 во 2 сезоне).
Роли дублировали:
- Игорь Письменный — Бэтмен будущего / Терренс (Терри) Макгиннис
- Сергей Быстрицкий — Бэтмен будущего / Терренс (Терри) Макгиннис, Роберт Вэнс-младший, эпизодические персонажи
- Владимир Ферапонтов — Уоррен Макгиннис, Бэтмен / Брюс Уэйн, посланник Казнии министр торговли Вилмос Эганс (1—2 серии 1 сезона)
- Василий Куприянов — Гарри Талли, ведущий новостей, Чесотка, Нельсон Нэш, эпизодические персонажи (1—2 серии)
- Александр Рыжков — главарь бандитов, Джеймэн, эпизодические персонажи (1—2 серии 1 сезона)
- Дмитрий Матвеев — Дерек Пауэрс / Разрушитель, Мистер Фикс, эпизодические персонажи, читает титры (1—2 серии 1 сезона)
- Владимир Радченко — Брюс Уэйн, Фрэнк Уатт, доктор Майкл (Майк) Морган / Магма, отец Челси Канингем, окружной прокурор Сэм Янг, ведущий новостей, эпизодические персонажи, читает титры
- Татьяна Весёлкина — ведущая новостей, Дана Тэн, Максин (Макс) Гибсон, эпизодические персонажи
- Ольга Кузнецова — Дотти, Мэри Макгиннис, Блэйд, Дана Тэн, Челси Каннингем, Максин (Макс) Гибсон, комиссар Барбара Гордон, Мэри Майклс / Фреон, Мэттью (Мэтт) Макгиннис, Миссис Уокер / Королева, Мелани Уокер / Десятка, ведущая новостей, эпизодические персонажи
- Марина Тарасова — Инк, Дана Тэн, эпизодические персонажи
- Ирина Гришина — комиссар Барбара Гордон, ведущая новостей, эпизодические персонажи
- Елена Борзунова — Мелани Уокер / Десятка, Максин (Макс) Гибсон, Дана Тэн, синтоид Синтия, эпизодические персонажи
- Ольга Голованова — Миссис Уокер / Королева, Мэттью (Мэтт) Макгиннис, Блэйд, Челси Каннингем, Дана Тэн, эпизодические персонажи
- Людмила Ильина — комиссар Барбара Гордон, эпизодические персонажи
- Владимир Конкин — ведущий новостей, Мистер Уокер / Король, тренер Кригер, эпизодические персонажи, читает титры
- Дмитрий Филимонов — Уильям (Вилли) Уатт, Джек Уокер / Валет, эпизодические персонажи
- Андрей Бархударов — Джаред Тейт, Донни Грасс, ведущий новостей, эпизодические персонажи
- Алексей Золотницкий — Стэнли Лабовски / Безумный Стэн, отец Даны Тэн, Нельсон Нэш, ведущий новостей, эпизодические персонажи, читает титры
- Никита Прозоровский — Нэльсон Нэш, Уолтер Шрив / Шрик, Айра Биллингс / Чародей, Стюарт Лоу / Двухмерный человек, генерал Норман, Джексон Чаппелл, Аарон Гербст, окружной прокурор Сэм Янг, Лидер Общества наемных убийц, Роберт Вэнс-старший, Мистер Уокер / Король, Патрик Паундстоун / Рэтбой, Говард Грут, ведущий новостей, эпизодические персонажи
- Александр Новиков — Дерек Пауэрс / Разрушитель, доктор Ходжес, доктор Абель Кувьер / Химера, ведущий новостей, эпизодические персонажи, читает титры
Саундтрек
| Batman Beyond (1999 Animated Television Series)[1][2] | |
 | |
| саундтрек | |
|---|---|
| Дата выпуска |
31 августа 1999 |
| Записан |
1999 |
| Жанр | |
| Длительность |
40 минут |
| Продюсеры |
Брюс Тимм |
| Страна | |
| Лейбл | |
| Профессиональные рецензии | |
| |
| Композитор |
Ширли Уокер |
| Номер | Название трека | Композитор | Длительность |
|---|---|---|---|
| 01 | Batman Beyond (Main Title) | Кристофер Картер | 1:00 |
| 02 | Cold VS Hot | Лолита Ритманис | 3:12 |
| 03 | Terrific Trio VS Rocketeers | Майкл Маккьюшен | 1:50 |
| 04 | Bat-Slapped InStore | Кристофер Картер | 1:16 |
| 05 | Farewells | Лолита Ритманис | 2:44 |
| 06 | Batman Defeats Chappell | Кристофер Картер | 2:14 |
| 07 | Batman Chases Inque | Кристофер Картер | 2:43 |
| 08 | Yachting With The Card Gang | Майкл Маккьюшен | 2:09 |
| 09 | Batmans’s First Fight | Майкл Маккьюшен | 2:57 |
| 10 | The Legacy Continues | Майкл Маккьюшен | 1:24 |
| 11 | Hotel Scuffle | Ширли Уокер | 1:57 |
| 12 | Trouble In The Museum | Ширли Уокер | 1:46 |
| 13 | Inque Escapes! | Кристофер Картер | 1:22 |
| 14 | Nuclear Lab Destruction | Майкл Маккьюшен | 1:54 |
| 15 | Golem Chases Shoppers | Ширли Уокер | 2:00 |
| 16 | Willie Defeated | Ширли Уокер | 2:37 |
| 17 | Genetic Theft | Майкл Маккьюшен | 1:29 |
| 18 | Joker Chase | Лолита Ритманис | 3:08 |
| 19 | Move To The Groove | Лолита Ритманис | 1:16 |
| 20 | Batman Beyond (End Credits) | Ширли Уокер | 1:00 |
Участники записи
- Кристофер Картер — синтезатор (1, 4, 6, 7, 13)
- Марк Мэттсон и Лолита Ритманис — синтезатор (2, 5, 18, 19)
- Майкл Маккьюшен — синтезатор (3, 9, 10, 14, 17)
- Ширли Уокер — синтезатор (8, 11, 12, 15, 16, 20)
- Габриэль Мозес — гитара (1, 3, 4, 6—8, 11—17, 20)
- Брюс Уотсон — гитара (2, 5, 9, 10, 18)
- Пол Джеймсон — лидер-гитара (5), гитара и мандолина (19)
- Джон Баттон — бас (1—4, 6, 14, 17)
- Иэн Уокер — бас (8, 11, 12, 15, 16)
- Джон Кларк — альт-саксофон (6)
- Абрахам Лейборел-мл. — drum loops (Spectrasonic's Burning Grooves)
- Майкл Боттс — drum samples (ILIO's Double Platinum Drums)
- Drum loops — Zero-G's Chemical Beats
- Guitar Ambiences — Big Fish Audio's Alien Guitars
- Дэвид Торн — семплы
- Loops — Spectrasonic's Liquid Grooves
- Asian samples — Spectrasonic's Heart of Asia
- Voice samples — Spectrasonic's Symphony of Voices
- Мако Суджиши — инженер записи (1, 4, 6—8, 11—13, 15, 16, 20), микширование (1—20)
- Марк Мэттсон — инженер записи (2, 3, 5, 9, 10, 14, 17—19)
- Боб Фишер — мастеринг
- Запись произведена на студиях Underscore Music, MBM Studios. Микширование — Underscore Music[3].
Короткометражный фильм
В 2014 году, к 75-летию Бэтмена, создатель комиксов DC: The New Frontier, сценарист и художник Дарвин Кук выпустил свою короткометражку «Batman Beyond», основанную на данном мультсериале. Специально для этого Кевин Конрой и Уилл Фридл вернулись к своим героям и озвучили их. Премьера состоялась на WonderCon[4].
Напишите отзыв о статье "Бэтмен будущего"
Примечания
- ↑ [www.dynamicmusicpartners.com/credits/batman-beyond-series-soundtrack-kid-rhino-records Batman Beyond Series Soundtrack (Kid Rhino Records)]
- ↑ [vgmdb.net/album/40451 BATMAN BEYOND]
- ↑ [walker.cinemusic.net/batman_beyond.html Batman Beyond]
- ↑ [batman-news.com/2014/04/19/watch-darwyn-cookes-75th-anniverary-batman-beyond-short-video/ Watch Darwyn Cooke’s 75th anniversary ‘Batman Beyond’ short (video)]
Ссылки
- [www.worldsfinestonline.com/WF/beyond Бэтмен Будущего]
- [www.tv.com/shows/batman-beyond/ «Batman Beyond»]. на сайте TV.com.
- [www.discogs.com/release/778914 Batman Beyond] (англ.) на сайте Discogs
- [www.dccomics.com/tv/batman-beyond-1999-2001 «Batman Beyond (1999—2001)»]. на сайте DC Comics.
- «Бэтмен будущего» (англ.) на сайте Internet Movie Database
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бэтмен будущего
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
