Бюде, Гийом

Гийом Бюде
Жан Клуэ-мл. Портрет Гийома Бюде. Ок. 1536. Метрополитен-музей.
Дата рождения:	26 января 1468(1468-01-26)
Место рождения:	Париж
Дата смерти:	22 августа 1540(1540-08-22) (72 года)
Место смерти:	Париж
Страна:	Франция
Научная сфера:	филология, философия, юриспруденция, педагогика, математика
Альма-матер:	Орлеанский университет
Научный руководитель:	Георгий Эрмоним И.Ласкарис
Известен как:	основатель Коллеж де Франс

Гийом Бюде́ (фр. Guillaume Budé; 26 января 1468 — 22 августа 1540), известный также как Будей (лат. Budaeus) и Вильгельм Будей — французский филолог-классик, крупнейший знаток греческого языка эпохи Ренессанса, основатель Коллеж де Франс и библиотеки в Фонтенбло (давшей начало Национальной библиотеке Франции).

Биография

Бюде родился в семье высокопоставленного чиновника. Получил юридическое образование в Орлеанском университете, где учился без особого энтузиазма и до 1492 года не проявлял интереса к штудиям, увлекаясь охотой. Затем с большим рвением взялся за самообразование. Бюде служил в государственном совете, назначен Карлом VIII королевским секретарём; исполнял дипломатические поручения Людовика XII (две миссии в Италии в 1501 и 1505 гг.), а затем Франциска I, неизменно сопровождал последнего в его поездках. В 1522 назначен королевским библиотекарем и прево парижских купцов. В совершенстве владел греческим языком. В 1530 г. по его предложению был учреждён Коллегиум трёх языков, где преподавали греческий язык, латынь и иврит; позднее он был преобразован в Коллеж де Франс.

В 1533 году Бюде отговорил короля от наложения запрета на книгопечатание (на чём настаивали профессора Сорбонны). Умер под подозрением в наклонности к кальвинизму.

Творчество

Бюде выполнил перевод на латынь нескольких сочинений Плутарха. Привлёк внимание учёного мира своими «Аннотациями к Пандектам» (Annotationes in quator et viginti Pandectarum libros, 1508). Трактат по нумизматике и экономике Древнего Рима «Об ассе» (De asse, 1514) прославил его на всю Европу. Автор трактата «О наставлении государя» (De l’institution du prince, соч. 1519, опубликован посмертно в 1547); «Комментария к греческому языку» (1529); трактатов «О филологии» (De Philologia) и «О правильном и своевременном изучении литературы» (De studio litterarum recte et commode istituendo, оба — 1532). В наиболее значительном своём сочинении, насыщенном энциклопедическими познаниями и оригинальной символикой трактате «О переходе от эллинства к христианству» (De transitu hellenismi ad christianismum, 1535), Бюде развивает идеи Эразма Роттердамского о преемственности культур.

По словам А. Д. Михайлова,

«Бюде был типичным представителем раннего этапа Возрождения со свойственными ему иллюзиями относительно хода исторического процесса, слишком верил в любимую им филологию, полагая, что с её помощью можно переделать природу человека и следовательно преобразовать общество».

Переписка

Бюде состоял в переписке со знаменитыми писателями и мыслителями своего времени: Эразмом Роттердамским (со временем их отношения испортились; Эразм отказался от настойчивых приглашений Бюде прибыть в Париж), Томасом Мором, Этьеном Доле, Пьетро Бембо, Франсуа Рабле. Большая часть писем написана на латыни и греческом — письменным французским языком Бюде владел менее уверенно.

Бюде о своей эпохе

Известный французский историк Жан Делюмо в своей книге «Грех и страх» приводит следующую цитату из трактата Бюде «О переходе от эллинства к христианству»:

О горький и гибельный удел нашего времени, каковое хотя и восстановило замечательным образом славу литературы, но вследствие злодеяний нескольких человек и прегрешений множества запятнало себя тяжким и неискупимым нечестием!.. Всё… смешалось и перепуталось, самое возвышенное с самым низменным, ад с небесами, наилучшее с наихудшим… Насколько в это время изучение словесности и её слава достигли апогея, настолько же корабль Господа подвергается опасности среди густого мрака и глубокой ночи. Более того, корабль разбит ударами стихии и может… пойти ко дну, борясь с опасностью на глазах у всех и с ненавистью осмеиваемый…

Эти строки выражают глубочайшую обеспокоенность Бюде связанным с Реформацией религиозным расколом и его влиянием на умы.

Семья

У Бюде и его супруги, урожденной Роберты Лe Лиёр, было одиннадцать детей: семеро сыновей и четыре дочери. После его кончины вдова (она состояла в переписке с Кальвином) переселилась в Женеву и там перешла в кальвинизм, между тем как сыновья служили делу Реформации на родине.

Посмертная слава

Имя Бюде носит основанное в 1917 году учёное общество французских гуманитариев (фр. L’association Guillaume Budé) и издаваемая ими с 1920 года серия сочинений древних авторов (первая из публикаций серии — диалог Платона «Гиппий Младший»; всего выпущено более 800 томов). В задачу Общества входит также организация конференций и других научных мероприятий.

Литература

• Будэус // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.bude.asso.fr/ Сайт общества Гийома Бюде]
• Царькова Л. А. Бюде, Гийом //Культура Возрождения. Энциклопедия. Том 1. М., РОССПЭН, 2007. С. 277.
• [cem.revues.org/index11248.html Sylvie Le Clech-Charton. Guillaume Budé, l’humaniste et le prince. P., Riveneuve éditions, 2008.]  (фр.)
• Marie-Madeleine de La Garanderie. Guillaume Budé//Dictionnaire des lettres francaises. Le XVIe siecle. P., Fayard, 2001. P. 201—209.  (фр.)
• [www.irht.cnrs.fr/publications/guillaume-bude-philosophe-de-la-culture Marie-Madeleine de La Garanderie. Guillaume Budé, philosophe de la culture. P., Garnier, 2010]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Бюде, Гийом

– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.