Бюлов, Ханс фон

Ханс Гвидо фон Бюлов Hans Guido Freiherr von Bülow
Основная информация
Дата рождения	8 января 1830(1830-01-08)
Место рождения	Дрезден
Дата смерти	12 февраля 1894(1894-02-12) (64 года)
Место смерти	Каир
Страна	Германский союз, Германская империя
Профессии	дирижёр, пианист, композитор, педагог
Инструменты	фортепиано

Барон Ханс Гви́до фон Бю́лов (нем. Hans Guido Freiherr von Bülow; 8 января 1830, Дрезден ― 12 февраля 1894, Каир) ― немецкий дирижёр, пианист, педагог и композитор.

Биография

Ханс фон Бюлов происходил из мекленбургского дворянского рода. Учился игре на фортепиано с девяти у Фридриха Вика, затем у Цецилии Шмидель и Макса Эбервайна, композицию осваивал под руководством Морица Гауптмана. В 1846―1848, находясь в Штутгарте, познакомился с Иоахимом Раффом и другими известными музыкантами. В 1849 Бюлов присутствовал на концерте, которым дирижировал Рихард Вагнер, а год спустя ― на веймарской премьере «Лоэнгрина» под управлением Ференца Листа. Эти события оказали на Бюлова большое впечатление, и он принял решение бросить начатую было юридическую карьеру и серьёзно заняться музыкой. Он консультировался с Листом и брал частные уроки у Вагнера, по рекомендации последнего продирижировал в Цюрихе оперой Доницетти «Дочь полка». Отсутствие должных навыков, однако, привело к скорой отставке Бюлова, и он стал дирижёром небольшого оперного театра в Санкт-Галлене, где дебютировал с оперой К. М. Вебера «Волшебный стрелок». Публика приняла Бюлова весьма хорошо, не в последнюю очередь благодаря тому, что он дирижировал на память, без партитуры.

В 1851 Бюлов стал учеником Листа в Веймаре, прекратив на время дирижёрскую карьеру. Он усердно совершенствовал своё мастерство, начал сочинять музыку и писать статьи. Лист называл Бюлова одним из величайших музыкальных феноменов, которые ему приходилось встречать. В 1855―1864 Бюлов преподавал в Берлине, выступал как пианист и вскоре получил место придворного капельмейстера в Мюнхене, где дирижировал премьерами опер Вагнера «Тристан и Изольда» и «Нюрнбергские мейстерзингеры». Именно Бюлов заложил основы современных традиций разучивания и постановки опер: индивидуальная подготовка певцов, прослушивание их по отдельности и в ансамблях, затем с фортепианным аккомпанементом, групповые репетиции оркестра, наконец, полные сценические «прогоны» (например, перед постановкой «Тристана» их было одиннадцать).

В 1869 году Бюлов покинул свой мюнхенский пост. Одной из причин стал разрыв с женой ― дочерью Листа Козимой, ушедшей к Вагнеру, другой ― проблемы при постановке «Золота Рейна», в которую постоянно вмешивался баварский король Людвиг II. Несмотря на натянутые отношения с Вагнером, Бюлов всегда уважал его как музыканта (однако никогда не приезжал на фестиваль в Байройт). С 1872 года Бюлов выступал как пианист, в частности, в Британии (1873) и США (1875―1876), где дал 139 концертов, включая премьеру Первого фортепианного концерта Чайковского в Бостоне. Бюлов стал одним из первых западноевропейских музыкантов, пропагандировавших творчество русского композитора.

1878―1880 годы Бюлов провёл на должности придворного капельмейстера в Ганновере, но ушёл с этого поста после ссоры с тенором Антоном Шоттом. В 1880―1885 годах он работал в Майнингене, где вывел местный оркестр на уровень одного из лучших в Германии. Близкий друг и почитатель творчества Брамса, Бюлов руководил первым исполнением его Четвёртой симфонии с этим оркестром. Бюлову принадлежит ряд реформаторских идей, в том числе введение в оркестр пятиструнных контрабасов и педальных литавр. Он был первым музыкантом, исполнявшим фортепианный концерт (Первый Брамса) и одновременно дирижировавшим оркестром. В 1882 он женился на актрисе Марии Шанцер, которая впоследствии написала его биографию и отредактировала переписку.

В последние годы жизни Бюлов много гастролировал (в том числе в Глазго в 1878 году и в Лондоне в 1888), преподавал в Консерватории Раффа в Гамбурге и Фортепианной школе Клиндворта в Берлине, выступал как приглашённый дирижёр. Начавшееся в начале 1890-х душевное расстройство вынудило его поселиться в частном пансионе, а из-за проблем с физическим здоровьем он отправился в Египет, где и умер в 1894 году. Похоронен на Ольсдорфском кладбище (Гамбург).

Творчество

Бюлов ― один из наиболее выдающихся музыкантов XIX века. Его пианистическое искусство характеризовалось критиками как интеллектуальное, основанное на анализе и тщательном расчёте (за что Бюлова часто упрекали), однако не лишённое выразительности и страсти. Бюлов обладал огромной исполнительской энергией, так, в 1880 он несколько раз исполнял в одном концерте сразу пять поздних сонат Бетховена, а в 1889 в Нью-Йорке ― 22 сонаты за 11 дней. Наследие Бюлова-композитора включает в себя оркестровые и фортепианные пьесы, романсы, редакции фортепианных сочинений Баха, Бетховена, Вебера, Крамера и других композиторов.

Интересные факты

Одним из учеников Бюлова был польский композитор Павел Кучинский.

Литература

• Редакция журнала. Ганс фон-Бюлов (некролог) // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1894. — Т. 51, № 1307. — С. 107.

Ссылки

• Бюлов Ханс Гвидо // А — Гонг. — М. : Советская энциклопедия : Советский композитор, 1973. — Стб. 631—633. — (Музыкальная энциклопедия : [в 6 т.] / гл. ред. Ю. В. Келдыш ; 1973—1982, т. 1).</span>
• [bigenc.ru/text/1893174 Бюлов] // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2006. — С. 474. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.</span>
• Бюлов, Ханс фон // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Бюлов, Ганс-Гвидо // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [slovari.yandex.ru/Ганс%20Бюлов/Музыкальный%20словарь/Бюлов/ Бюлов] (рус.). Музыкальный словарь. Яндекс. Словари. Проверено 4 мая 2014.
• [www.allmusic.com/artist/hans-von-bülow-mn0001440008 Ханс фон Бюлов] (англ.) на сайте Allmusic (проверено 4 мая 2014).
• Бюлов, Ханс фон: ноты произведений на International Music Score Library Project
• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=66762403 Бюлов, Ханс фон] (англ.) на сайте Find a Grave

Отрывок, характеризующий Бюлов, Ханс фон

– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.