Бюргер, Михаил
| Михаил Бюргер | |
| Michael Burger | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Михаил Бюргер (Биргер, Бургер нем. Michael Burger, 1686—1726) — прусско-российский медик и химик, академик Петербургской академии наук.
Биография
Родился в Мемеле (ныне — Клайпеда), окончил медицинский факультет Кёнигсбергского университета со степенью доктора медицины, полученной за диссертацию «De lumbricis» («О глистах»)[1]. Во время учёбы Бюргер познакомился с Лаврентием Блюментростом, будущим президентом Петербургской академии наук.
После окончания университета Бюргер занимался медицинской практикой в одном из приморских городов Курляндии.
После создания в 1724 году Петербургской академии наук, президентом её был назначен Л.Блюментрост, который занялся подбором кадров будущих академиков. К сентябрю 1725 года в академии были замещены должности руководителей всех кафедр, кроме кафедры химии и практической медицины, и Блюментрост предложил М.Бюргеру занять эту кафедру, поскольку не мог найти иной кандидатуры. Зная, что Бюргер практически не разбирается в химии, Блюментрост писал М. Бюргеру 4 сентября 1725 г. : «Так как у меня к Вам чрезвычайное уважение, и я уверен, что Вы со славою можете занять эту кафедру, то я докладывал Её Императорскому Величеству о Вас, и Государыня Всемилостивейше повелела предложить Вам кафедру химии и практической медицины с жалованьем 800 руб. в год с казенною квартирою, отоплением и освещением. Исполняю это с тем большим удовольствием, что я уже часто хлопотал о возобновлении с Вами старой дружбы. Если Вас несколько затруднит химия, её можно откинуть, так как Вы, как сказано, будете в особенности прилежать к практической медицине»[1].
Несмотря на плохое здоровье и протесты родных, Бюргер принял предложение Блюментроста. По официальной версии Академии наук (четырехтомное издание «Российская академия наук. Персональный состав. 1724—2009», подготовленное при участии Архива РАН) 4 сентября 1725 года Михаил Бюргер был принят на должность профессора (академика) химии и практической медицины в Петербургскую академию наук[1].
Фактически Бюргер с женой прибыл в Санкт-Петербург только 13 марта 1726 года и проработал в академии только 4 месяца. 22 июля 1726 года, возвращаясь с именин Блюментроста, Бюргер в сильном опьянении вывалился из коляски и разбился насмерть. Его вдова, получив годовой оклад мужа, возвратилась в Либаву.
О научной деятельности Бюргера в Петербургской академии наук не имеется никаких документов. Как отметил Христиан Гольдбах в некрологе на смерть Николая Бернулли, скончавшегося 29 июня 1726 года: «О жизни же Бюргера мы ровно ничего сказать не можем, пока не будут представлены достоверные документы»[1].
Напишите отзыв о статье "Бюргер, Михаил"
Примечания
Ссылки
- [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49765.ln-ru Бюргер, Михаил] на официальном сайте РАН
Отрывок, характеризующий Бюргер, Михаил
– Ну, так так и скажи ему.– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
