Бюрнуф, Жан-Луи

Жан-Луи Бюрнуф
фр. Jean-Louis Burnouf
Дата рождения:	14 сентября 1775(1775-09-14)
Место рождения:	Урвиль-Накевиль Манш, Франция
Дата смерти:	8 мая 1844(1844-05-08) (68 лет)
Место смерти:	Париж, Франция
Научная сфера:	антиковедение, филология

Жан-Луи Бюрнуф (фр. Jean-Louis Burnouf; 14 сентября 1775, Урвилль, департамента Манш — 8 мая 1844, Париж) — французский учёный-классик, антиковед, филолог и переводчик. Отец учёного-востоковеда Эжена Бюрнуфа.

Биография

Сын бедного ткача. В раннем возрасте остался сиротой. Был принят стипендиатом в Сollège d’Harcourt (теперь Лицей Сен-Луи в Париже), в 1792 году был награждён университетской почётной наградой.

Во время Великой французской революции, зарабатывал на жизнь, занимаясь торговлей. В 1808 году был назначен профессором риторики в лицее Карла Великого, в 1817 — стал профессором латинского красноречия в Коллеж де Франс, в 1826 — Генеральным инспектором университета и, наконец, в 1830 г. — главным учебным директором.

Был также библиотекарем университета Сорбонны.

В 1836 был избран членом Академия надписей и изящной словесности.

Кроме, классических античных языков, под руководством Александра Гамильтона изучал санскрит.

В 1844 году скончался в Париже.

Научная деятельность

Его выдержавшие много изданий учебники в течение многих лет служили основой преподавания классических языков во Франции. Из них:

• «Méthode pour étudier la langue grecque» (Париж, 1814; последнее издание, 1882);
• «Premiers principes de la grammaire grecque» (последнее изд., 1879);
• «Premiers principes de la grammaire latine» (24-oe изд., 1883).

На русском языке: «Практическая грамматика греческого языка для русских» (СПб., 1848); «Руководство для изучения греческого языка» (СПб., 1861).

Бюрнуфу принадлежат выдающиеся переводы Тацита (1827—1833, в 6 томах), Саллюстия, Цицерона, перевод и комментарий к тексту «Panegyricus» Плиния Младшего (1834; 3-е изд., 1845) и многие другие переводы классических произведений.

Перевёл на латинский язык французский вариант «Mort d’Yadjnadatta» Антуана-Леонара Шези.

Литература

• Бюрнуф, Жан-Луи // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [runeberg.org/salmonsen/2/4/0309.html Salmonsens konversationsleksikon. Burnouf Jean-Louis]

Отрывок, характеризующий Бюрнуф, Жан-Луи

На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.