Бякуя Кучики

Бякуя Кучики
朽木 白哉
Произведение	«Блич»
Появление	Манга: 51 глава Аниме: 15 серия
Создатель	Тайто Кубо
Сэйю	Рётаро Окиаю
Информация
Раса (вид)	Проводник душ
Пол	Мужской
Возраст	примерно 240 лет
Рост	180 см
Вес	64 кг
Дата рождения	31 января
Род занятий	Проводник душ
Звание	Капитан 6 отряда Готэй 13
Предметы	Дзанпакто: Сэмбондзакура (яп. 千本桜)
Навыки	Сикай, банкай, кидо, сюмпо
Формирование	6-й отряд Готэй 13, Клан Кучики
Родственники	Рукия Кучики (приёмная сестра), Хисана Кучики (яп. 朽木 緋真) (жена), Гинрэй Кучики (дед), Содзюн Кучики (отец), Кога Кучики (дядя), Ичика Абараи (племянница).

Бякуя Кучики (яп. 朽木 白哉 Кутики Бякуя, Kuchiki Byakuya) — персонаж аниме и манги Блич, созданной Тайто Кубо. Бякуя является проводником душ и 28-м главой клана Кучики, одного из четырёх благородных семейств в Обществе душ, и ведёт себя, как высокомерный аристократ, — всегда флегматичен и холоден, даже если в действительности переживает внутренний конфликт. Он занял седьмую строчку в рейтинге персонажей, которые подсчитывался журналом Shonen Jump осенью 2006 года.

Описание персонажа

Прошлое

В молодости Бякуя отличался вспыльчивым характером и склонностью к опрометчивым действиям, о чём упоминает его дедушка.

Он был женат на сестре Рукии, Хисане (яп. 朽木 緋真 Кутики Хисана, Kuchiki Hisana), которая умерла за пятьдесят лет до начала основной сюжетной линии. Она попала в Сообщество душ с маленькой сестрой Рукией, но бросила её, чтобы выжить самой. Впоследствии Хисана беспрестанно искала Рукию, пока неизвестная болезнь не подкосила её здоровье. На смертном одре она просила Бякую всё-таки отыскать Рукию и позаботиться о ней, но не говорить об их родстве. Хисана считала, что из-за своего предательства недостойна зваться сестрой Рукии.

Дальнейшие события

Первый раз Бякуя появляется в качестве сопровождающего Рэндзи Абарая, своего лейтенанта, которому было поручено взять под арест Рукию Кучики, как преступницу, которая передала свои силы проводника душ человеку. Ичиго поспешил отбить Рукию и даже смог победить Рэндзи, но тут вмешался Бякуя, который разрубил меч Куросаки, и тут же использовал свой излюбленный приём сэнка. Ничего не понявший Ичиго остался умирать под дождём; когда он попытался остановить Рукию, та отреклась от него, желая облегчить его участь. Чуть позже Бякуя с непроницаемым лицом сообщает Рукии приговор Совета 46: казнь через 25 дней. Выходя от неё, он встречает двух других капитанов, Гина Ичимару и Кэмпати Дзараки. Гин откровенно издевается над Кучики, называя его хладнокровие «примером поведения проводника душ».

Вскоре после этого Бякуя встречается с Ичиго, который пришёл под стены белой башни. Бякуя отметил, что Ичиго сильно вырос, но Ёруити Сихоин, явившаяся следом за Куросаки, уводит того от встречи с Бякуей, зная, что Ичиго всё равно слишком слаб для серьёзной битвы. Вновь Бякуя встретил Ичиго у места казни Рукии, Сокёку, куда Ичиго пришёл её освобождать. Разъярённый тем, что Ичиго втаптывает его гордость в грязь, чрезвычайно быстро обучаясь новым навыкам, и, в первую очередь банкаю (для овладения которым обычно нужны десятки лет), Бякуя перестаёт сдерживаться и обрушивает на Ичиго всю доступную ему силу. Бой, тем не менее, фактически завершается вничью — но Бякуя, уступив Ичиго в последнем натиске, признаётся ему, что просто не мог преступить закон Общества Душ, ослушавшись приказа казнить Рукию. Но встреча с Куросаки изменила мнение Бякуи, и когда произошло восстание капитана Айдзэна, Бякуя защитил Рукию от удара своим телом. Потрясённая Рукия позже узнала от брата, что Бякуя был женат на её сестре Хисане, которая очень просила Бякую позаботится о ней, Рукии. Но Бякуя, взяв в жёны простолюдинку, нарушил закон и поклялся на могиле родителей более никогда его не нарушать — из-за чего и оказался в затруднительном положении, когда Рукию схватили за преступление. Во время войны с Айдзэном и его арранкарами Бякуя вместе с Кэмпати Дзараки, Рэцу Уноханой и Маюри Куроцути прибывают в Уэко Мундо. Сначала он побеждает одного из членов Эспады Зоммари Руру. После он вместе с Дзараки одолевает другого члена Эспады Ямми Льярго, у которого был самый высокий уровень рэйацу. После сражения с Айдзэном, Бякуя и остальные проводники душ возвращаются в Сообщество душ.

Спустя 17 месяцев Бякуя вместе с Кэмпати Дзараки, Тосиро Хицугаей, Иккаку Мадарамэ, Рэндзи и Рукией приходят на помощь к Ичиго, когда Куго Гиндзё забрал у него всю оставшуюся силу синигами. Бякуя, как и другие синигами, передал свою рэйацу Ичиго, и тот вернул себе утраченную силу синигами. Позже Бякуя побеждает Сюкуро Цукисиму — члена Xcution, после чего возвращается в Сообщество душ.

Во время вторжения Ванденрейха в Общество Душ сражался со Штернриттером «F» — Эсом Нотом. Эсу удалось украсть банкай Бякуи и, после того, как ему не удалось победить Бякую при помощи своей особой способности (вызывать первобытный страх), использовал украденный банкай. В результате этого Бякуя оказался при смерти и впал в кому. Прибывший в Сэйрэйтэй Нулевой отряд забирает его во Дворец Короля Душ, вместе с Рендзи, Рукией и Ичиго. Там он прошёл лечение и восстановление, после чего отправился обратно в Сэйрэйтэй. Во время второй атаки Ванденрейха помог сестре победить Эса Нота, чуть позже одолел ещё нескольких Штернриттеров. После того, как Яхве захватил Дворец Короля Душ и поглотил его самого, Бякуя вместе с остальными синигами отправился туда.

Внешность и характер

Бякуя невозмутимо спокоен и в спорах, и в сражениях. Он чтит букву закона и полагает, что должен подавать пример другим семействам в служении миру и порядку. «Каждый, кто нарушит покой Общества душ, понесет наказание», говорит Бякуя лидеру баунто. Он чувствует свою ответственность перед законом и считает, что если глава влиятельного клана не будет соблюдать закон, то никто не будет.

Бякуя популярен среди женщин-проводников душ и стал первым в списке «капитанов, с которыми мы хотим издать фотоальбом». Ему нравятся колокольчики, ночные прогулки и острая еда. Он носит стандартную униформу проводников душ и белый капитанский хаори поверх неё. Прическа Бякуи называется «Кэнсэйкан». Его шарф «Гимпаку Кадзахана-но Усугину» (яп. 銀白風花の紗, Шёлк серебристо-бледного дикого цветка), сделанный из серебристо-белого шёлка (в аниме имеет зеленоватый оттенок), передаётся из поколения в поколения главам клана и стоит баснословную сумму: за такие деньги можно было бы построить десять усадеб. Впрочем, в интервью Тайто Кубо говорил, что жизнь аристократии в Обществе душ практически ничем не отличается от быта обычных горожан. Бякуя является примером для всех проводников душ, находящихся у него в подчинении. Шестой отряд славится суровыми нравами в отношении дисциплины и порядка. В новых главах внешность Бякуи меняется, у него появляется новый хаори с длинным воротником, украшенный золотистыми полосками у краёв. Волосы стали длиннее, теперь на них новые белые сетки, которые кэйсэнканом не являются.

Боевые навыки

Бякуя мастерски владеет сюмпо (яп. 瞬歩, «мерцающий шаг»), которому обучался у Ёруити Сихоин. Ёруити также научила его некоторым техникам собственного изобретения, включая уцусэми (яп. 空蝉, «сброшенная кожа цикады»). Это усовершенствованная техника сюмпо, которая создаёт небольшую иллюзию: кажется, что цель никуда не двигалась и находится на прежнем месте. Применивший уцусэми может моментально переместиться в пространстве, оставив на прежнем месте свой точный образ. Этот приём может помочь не только уйти от атаки противника, но и ввести его в заблуждение.

По словам Рэндзи, любимый приём Бякуи — сэнка (яп. 閃花, «цветок молнии»), шаг сюмпо, совмещённый с двумя быстрыми ударами по жизненно важным точкам — Хакусуй (яп. 魄睡, «сон души») (источник духовной силы) и Сакэцу (яп. 魄睡, «звено цепи») (её ускоритель). Даже если жертва выживет, то никогда больше не сможет использовать духовную энергию. Бякуя владеет магией синигами кидо́ (яп. 鬼道, «искусство демонов», букв. «путь демона») на очень высоком уровне, может использовать бакудо №81 Данку (яп. 斷空 Dankū, «Разделяющая пустота») без предварительного произнесения заклинания. Его любимые заклинания — бакудо №61 Рикудзёкоро (яп. 六杖光牢 Rikujōkōrō, «Тюрьма из шести полос света») и хадо №33 Сокацуй (яп. 蒼火墜 Sōkatsui, «Падение синего огня»).

Дзанпакто Бякуи носит имя Сэмбондзакура (яп. 千本桜 Senbonzakura, «Тысяча вишнёвых деревьев»), что является отсылкой к названию старинной японской пьесы «Ёсицунэ сэмбондзакура (англ.)». Сикай активируется по команде «Осыпайся» (яп. 散れ тирэ). Меч рассыпается на тысячи маленьких и тонких лезвий, за которыми не может уследить человеческий глаз. Однако они отражают падающий свет таким образом, что кажутся розовыми, поэтому внешне напоминают лепестки вишнёвого дерева. Бякуя при помощи рукояти меча контролирует летящие лезвия.

Банкай называется Сэмбондзакура Кагэёси (яп. 千本桜景厳 Senbonzakura Kageyoshi, «Величественный пейзаж тысячи вишнёвых деревьев»). Бякуя вертикально погружает Сэмбондзакуру в землю, а затем оттуда начинают подниматься огромные мечи, которые рассыпаются на бесчиленное количество лезвий. Бякуя управляет ими, как волнами, атакуя или отражая удары противника. Если направлять лезвия руками, скорость удваивается. Однако банкай этим не ограничивается, у него есть несколько именованных техник:

• Сэнкэй, Сэмбондзакура Кагэёси (яп. 殲景 千本桜景厳 сэнкэй, сэмбондзакура кагэёси, «Сцена истребления») фокусирует всю силу меча на нападении. Бякуя называет эту технику «истинной формой Сэнбондзакуры». Лезвия формируют тысячу мечей, которые четырьмя рядами ограничивают сферическую область вокруг Бякуи и его противниками. Бякуя поклялся, что использует эту технику только против тех, к кому он питает особую ненависть и захочет убить собственными руками. Поэтому Бякуя предпочитает призвать один из мечей в свои руки и сражаться им, хотя он может ментально контролировать сразу все мечи.
• Гокэй, Сэмбондзакура Кагэёси (яп. 吭景 千本桜景厳 го:кэй, сэмбондзакура кагэёси, «Поглощающая сцена») заключает противника всеми лезвиями в огромную сферу, после чего они атакуют противника со всех сторон, не оставляя шансов увернуться. Самому Бякуе приходится использовать сюмпо, чтобы уйти от ударной волны атаки.
• Сэмбондзакура Кагэёси, Сюкэй: Хакутэйкэн (яп. 千本桜景厳 終景: 白帝剣 сэмбондзакура кагэёси, сю:кэй: хакутэйкэн, «Финальная сцена: Меч Белого императора») сжимает все лезвия в один сияющий белый клинок, значительно увеличивая атакующую мощь. Тогда вокруг Бякуи появляются белые крылья из духовной энергии.

Однако у Сэмбондзакуры есть одно слабое место, называемое Безопасной зоной, радиус которой насчитывает 85 сантиметров, таким образом Сэмбондзакура защищает своего хозяина от лезвий, направленных на противника. Но Бякуя может позволить лезвиям проникать и в эту зону, соответственно, рискуя быть раненым своим же мечом.

В филлере «Материализация дзанпакто» Сэмбондзакура предстаёт в виде воина, который очень напоминает самого Бякую, одетого в самурайские доспехи сиреневого цвета и с оскаленной маской на лице.

Упоминания в других произведениях

Бякуя присутствует в анимационных фильмах Bleach: Memories of Nobody и в Bleach: The DiamondDust Rebellion, а также является игровым персонажем практически в каждой видеоигре по Bleach, за исключением первой Bleach: Heat the Soul.

См. также

• Готэй 13 отрядов — Бякуя является капитаном 6-го отряда.
• Рукия Кучики

Отрывок, характеризующий Бякуя Кучики

Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?