Бялый, Григорий Абрамович

Григорий Бялый
Дата рождения:	16 (29) декабря 1905(1905-12-29)
Место рождения:	ст. Оредеж, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя
Дата смерти:	1987(1987)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Научная сфера:	история русской литературы XIX века
Место работы:	Ленинградский государственный университет
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет
Научный руководитель:	Владимир Перетц
Известен как:	литературовед литературный критик

Григо́рий Абра́мович Бя́лый (16 [29] декабря 1905, станция Оредеж, Санкт-Петербургская губерния — 1987, Ленинград) — советский литературовед, литературный критик, специалист по истории русской литературы XIX века. Автор книг о творчестве Короленко, Тургенева, Гаршина.

Профессор Ленинградского государственного университета (1939).

Биография

Григорий Бялый родился на станции Оредеж Санкт-Петербургской губернии в семье лесничего. По окончании железнодорожного училища и средней школы поступил в Петроградский университет (1921, семинар академика Владимира Перетца). Первую научную статью, посвящённую основным вопросам марксистской литературной критики, опубликовал ещё в студенческие годы — она была напечатана в «Красном журнале для всех» (1925, № 4).

По окончании вуза Бялый некоторое время преподавал на образовательных курсах и в балетной школе. В 1936-м пришёл работать на кафедру русской литературы Ленинградского университета. Три года спустя защитил кандидатскую диссертацию в рамках традиционного метода (до этого в советской науке учёная степень назначалась «по совокупности трудов»); работа Бялого, посвящённая творчеству Гаршина, стала основой для вышедшей в 1937 году книги «В. М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов».

Защита докторской диссертации о творчестве Короленко, состоявшаяся в 1939 году, стала, по словам литературоведа Лидии Лотман, сенсацией: коллег поразила, во-первых, молодость учёного, во-вторых — выбранные им темы для исследования. Как позже утверждал профессор-филолог Владимир Марко́вич, именно Бялый открыл Гаршина и Короленко «для отечественной науки о литературе». Определённый скептицизм по отношению к творчеству Короленко, наблюдавшийся в среде литературоведов в 1930-х годах, был снят и самой диссертацией (в ходе работы над которой Бялый проанализировал 60 000 страниц рукописей писателя), и отзывом Горького, отметившего, что автор «Детей подземелья» «сто́ит и десяти докторских».

За полвека работы в Ленинградском государственном университете Григорий Бялый подготовил тысячи филологов и издал ряд книг и монографий. Скончался в 1987 году, похоронен на Комаровском кладбище.

В 1996 году коллеги и ученики литературоведа выпустили сборник воспоминаний «Памяти Григория Абрамовича Бялого. К 90-летию со дня рождения» (издательство Санкт-Петербургского государственного университета).

Преподавательская деятельность

Автора привлекает в творчестве этих писателей отображение противоречий их времени, приводящее к диалектической сложности метода, характеров, коллизий. <...> Этим объясняется парадоксальность многих проблем, выдвигаемых Григорием Абрамовичем. —   Борис Егоров

По словам одного из коллег Бялого, М. В. Иванова, за деликатность и гуманный подход к людям профессор заслужил определение «Князь Мышкин нашей филологии». На его спецкурсы по творчеству русских писателей XIX века приходили не только студенты, но и люди, далёкие от науки; посещение лекций Бялого «приравнивалось ими по духовной значимости к культурному паломничеству — походу в музей, театр, на филармонический концерт».

Подтверждением тому служат и воспоминания писателя Михаила Веллера, рассказывающего в книге «Моё дело» о том, что в дни лекций Бялого по Достоевскому аудитория не вмещала всех слушателей: «там собирался весь питерский бомонд, и первый ряд сиял звёздами академических и театральных кругов».

Научная репутация Бялого была столь высока, что крупнейший специалист по русской литературе Григорий Гуковский предлагал ему взять собственный курс — историю литературы пушкинского времени. Профессиональный уровень лекций Бялого сопоставим с лекциями Грановского, Ключевского, Тарле — «вершинными достижениями русской культуры», а его доклады об «Идиоте» Достоевского близки к театральным постановкам Товстоногова, констатирует М. В. Иванов.

Обвинения в космополитизме

В апреле 1949 года в рамках борьбы с космополитизмом труды Григория Бялого подверглись резкой критике. В вину литературоведу вменялся «антипатриотизм», связанный с тем, что он сознательно работает в русле русской классической литературы, «чтобы унизить советскую». Официальным обвинителем Бялого был выступавший на заседании учёного совета вуза писатель Фёдор Абрамов.

Позиция Бялого, который не пытался оправдываться и, несмотря на давление со стороны КГБ, отказался выступать со словами осуждения в адрес других учёных, также ставших жертвами антикосмополитической кампании, была, по словам Лидии Лотман, «образцом и примером».

Библиография

• Бялый Г. А. В. М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1937.
• К вопросу о русском реализме конца XIX в. // Труды Юбилейной научной сессии ЛГУ: Секция филологических наук.. — Л., 1946. — 336 с.
• «Дым» в ряду романов Тургенева // «Вестник ЛГУ», 1947, № 9;
• Бялый Г. А. В. Г. Короленко. — М.—Л.: Гослитиздат, 1949. — 372 с.
• Добролюбов о Тургеневе // «Учёные записки ЛГУ. Серия филологических наук», 1952, № 158, вып. 17;
• «Записки охотника» и русская литература // «Записки охотника» И. С. Тургенева. Орёл, 1955;
• Бялый Г. А. В. М. Гаршин. Критико-биографический очерк. — М.: Гослитиздат, 1955. — 108 с.
• И. С. Тургенев // История русской литературы. — М.: АН СССР, 1956. — Т. 8.
• В. Г. Короленко. А. П. Чехов // История русской литературы. — М.: АН СССР, 1956. — Т. 9.
• О некоторых особенностях реализма Глеба Успенского // Учёные записки ЛГУ. Серия филологических наук. — Л., 1957. — Т. 30.
• Н. К. Михайловский — литературный критик // Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи, М., 1957.
• Бялый Г. А. Тургенев и русский реализм. — М.—Л.: Советский писатель, 1962. — 247 с.
• Бялый Г. А. О психологической манере Тургенева (Тургенев и Достоевский) // Русская литература. — 1968. — № 4. — С. 34—50.
• Бялый Г. А. Поэты 1880—1890-х годов. — Советский писатель, 1964. — 638 с.
• Бялый Г. А. Русский реализм конца XIX века. — Л.: ЛГУ, 1973. — 171 с.
• Бялый Г. А. В. Г. Короленко. — Л.: Художественная литература. Ленинградское отделение, 1983. — 352 с.

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-8122.htm Бялый, Григорий Абрамович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• [eleven.co.il/article/10663 Бялый Григорий Абрамович] в Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Бялый, Григорий Абрамович

Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».