Берёза (город)

Город Берёза белор. Бяроза Флаг Герб Страна БелоруссияБелоруссия Область БрестскаяБрестская область Район Берёзовский Координаты 52°33′00″ с. ш. 24°58′00″ в. д.52.55000° с. ш. 24.96667° в. д. / 52.55000; 24.96667    Председатель райисполкома Мартынюк Леонид Алексеевич Первое упоминание 1477 Население ▼29 408 человек (2016) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +375 1643 Почтовый индекс 225210, 225209 Автомобильный код 1 Официальный сайт [bereza.brest-region.by/ brest-region.by]

Берёза (белор. Бяро́за) — город в Полесье на реке Ясельде. Административный центр Берёзовского района Брестской области Белоруссии. На 1 января 2016 года население города составило 29 408 человек.

Герб

Герб города Берёза представляет собой щит, в голубом поле которого изображены серебряные ворота. В нижней части поля серебряная оконечность, сопровождаемая двумя волнистыми поясами: верхним — серебряным, нижним — голубым.

Герб официально утверждён указом президента Республики Беларусь № 659 от 2 декабря 2008 года.

История

Первое упоминание о селе Бяроза восходит к 1477 году, когда владелец села Ян Гамшей основал здесь костёл Святой Троицы. В конце XV века Бяроза становится торговым городом, получив городскую хартию и право на проведение еженедельной ярмарки. В период с 1538 по 1600 был крупным центром кальвинизма.

XVII век

В 1617 году Бяроза становится собственностью канцлера Великого княжества Литовского Льва Сапеги, который первым делом основывает здесь новый католический костёл (прежний после того, как больше полувека находился в руках кальвинистов, окончательно обнищал). В 1629 году Сапега также разрешил местным евреям открыть школу и синагогу. В это время в городе уже существовала и униатская церковь.

После его смерти в 1633 году Бяроза по завещанию переходит к его старшему сыну Яну Сапеге, маршалку Великого княжества Литовского, а затем — к его младшему брату, Казимеру Льву Сапеге.

Казимер Лев Сапега унаследовал от своего отца не только способности к государственным делам и выдающийся ум, но и глубокую набожность. За свою жизнь им было основано немало костёлов и монастырей, одним из которых стал картезианский монастырь в Бярозе.

Угловой камень костела был торжественно заложен в 1648. Строительству помешали несчастья, свалившиеся на Речь Посполитую в том же году — начало казацкой войны и смерть польского короля Владислава IV. Лишь 3 января 1650 в Варшаве подписан акт основания монастыря картезианского (картузианского) монашеского ордена. Строительство монастыря осуществлялось неизвестным итальянским зодчим и было закончено в 1689 году.

В связи с появлением монастыря город, переданный ему в собственность, получил своё второе название — Берёза-Картузская (польск. Bereza Kartuska). Монастырь способствовал развитию местной торговли и ремёсел. Постепенно расширяясь, монастырь стал одним из крупнейших во всей Речи Посполитой. Монастырский комплекс включал в себя здание костёла, монашеские кельи, трапезную, библиотеку, госпиталь, аптеку и хозяйственные постройки. Комплекс был оснащён оборонительной системой: монастырь с прилегающим садом и прудом был окружён рвом, заполненным водой и каменной стеной со сторожевыми башенками. В середине двора, примыкая к апсиде костёла, находилась высокая колокольня с толстыми стенами и множеством ярусов для размещения пушечных орудий.

XVIII—XIX века

В 1706 году монастырь подвергся осаде, после чего взят штурмом, подожжён и разграблен войсками шведского короля Карла XII. Двумя годами позже шведские войска ещё раз разграбили город, что привело к практически полному его опустошению. Ущерб был нанесён городу и русскими войсками под командованием Александра Суворова в 1772, в ходе раздела Речи Посполитой.

После третьего раздела Речи Посполитой город вместе с монастырём перешёл к Российской империи и вошёл в Пружанский уезд Слонимской, затем Литовской и ещё позже Гродненской губернии.

В ходе подавления польского восстания 1831 года город был занят российскими войсками.

В первозданном виде ансамбль монастыря просуществовал до 1863 года. В наказание за активное участие в польском восстании 1863 года монахов-картезианцев российские власти закрыли монастырь, и в 1866 монастырский комплекс был частично разрушен, а кирпичи были использованы для строительства «красных казарм» и православной церкви в Берёзе. Костёл, находившийся на территории монастыря, был разрушен в 1868.

Город вошёл в так называемую «черту оседлости» и был заселён евреями, переселёнными из других районов Российской империи. В 1931 году они составляли 52,2 % из 4521 жителей. В 1871 недалеко от города была проложена железная дорога Варшава — Москва, соединившая город с соседними крупными городами Брест-Литовском и Смоленском. В 1878 в городе было семь улиц и около 200 домов. Население города и окрестностей составляло около 5000 человек. В городе действовали католический костёл, православная церковь и несколько синагог.

XX век

В 1915 году в ходе Первой мировой войны город был захвачен Германией и оказался вне политических и революционных процессов, происходивших в Российской империи. Германская оккупация продолжалась до 19 января 1919, когда город не на долго был занят Красной Армией, уже 14 февраля 1919 в результате боя за Берёзу-Картузскую был отбит поляками. В ходе Советско-польской войны город дважды становился ареной сражений, в июле 1920 года он был вновь занят Красной армией, однако по завершении войны он, как и вся Западная Белоруссия, отошёл к Польше. С июня 1934 по 17 сентября 1939 здания бывших российских казарм были использованы для размещения лагеря для противников правящего режима. Возглавлял его инспектор полиции Ян Греффнер из Познани. Согласно польским источникам, в лагере содержалось до 800 человек. В советских источниках лагерь назывался «концентрационным», а его существование считалось свидетельством «фашистской» сущности санационного режима. По советским данным, к началу 1938 года число заключённых превышало здесь 7 тыс. человек.

В сентябре 1939 город вместе со всей Западной Белоруссией был присоединён к СССР, а 23 июня 1941 оккупирован наступающими немецкими войсками.

Перед началом Великой Отечественной войны доля евреев в населении города была 80 %. Во время войны в городе было создано гетто для евреев, которых в том числе свозили сюда из соседних районов. Более 8 тысяч евреев погибли здесь в ходе массовых расправ и умерли от голода.

После войны завершилось вхождение города в состав СССР, а оставшееся польское население было выселено на польскую территорию. Еврейская община восстановлена не была. Остатки стен картезианского монастыря остались в полуразрушенном состоянии.

Население

По данным первой всероссийской переписи 1897 года, население города составляло 6226 человек (3979 женщин и 2247 мужчин), из них 2623 человека были иудеями, 2599 — православными и 813 — римо-католиками.

В 2010 году население составило 29 400 человек.

Экономика

• ОАО «Березовский сыродельный комбинат» — переработка молока, кроме консервирования, производство сыров, масла животного, цельномолочной продукции, мороженого и прочих пищевых продуктов;
• ОАО «Березастройматериалы» — производство плитки керамической;
• ОАО «Березовский комбинат силикатных изделий» — производство стеновых блоков из ячеистого бетона и блоков ячеистого бетона для перегородок зданий;
• ОАО «Теплоприбор» — выпускает следующую продукцию: вентиляторы, электрорадиатор «Ясельда», котлы отопительные, нестандартизированное оборудование, комплектующие к СЗК-8, линии по сортировке твердых бытовых отходов, торговые павильоны, контейнеры для мусора — 11 м³, машинки для резки кровли;
• ОАО «Березовский мотороремонтный завод» — осуществляет капитальный ремонт тракторно-комбайновых двигателей, узлов и деталей, изготовление новых деталей; изготовление крепежных метизных изделий, запасных частей к тракторам, запасных частей к сельхозмашинам;
• ГУП «Березатара» — производство упаковки из легких металлов — крышки металлической СКО-1058; СКО-1-82; ПТ-51;
• «Берёзовская ГРЭС» — производство электроэнергии.
• «Белкельме» — специализируется на выпуске спортивной обуви.
• ОАО «Березовский мясоконсервный комбинат»
• ОАО «Березовский комбикормовый завод»

См. также

• Берёзовское гетто

Литература

• Bereza // [archive.org/stream/KhaosOdenslandArchiveDocstheMisanthropicMisogynist/EncyclopaediaJudaicaV.03ba-blo Encyclopaedia Judaica] / Ed. Fred Skolnik, Michael Berenbaum. — Second edition. — Macmillan Reference USA, 2007. — Vol. 3 (Ba–Blo). — P. 413-414. — ISBN 978-0-02-865931-2.
• Еленская И. Э., Розенблат Е. С. Берёза // Холокост на территории СССР: Энциклопедия / Гл. ред. И. А. Альтман. — М.: РОССПЭН, 2009. — С. 84-85. — 1143 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-8243-1296-6.

Ссылки

• [globus.tut.by/bereza/index.htm Фотографии города на сайте «Глобус Беларуси»]
• [pogost.info/gallery/thumbnails.php?album=6 Картезианский монастырь в Берёзе]

Отрывок, характеризующий Берёза (город)

Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.