Bösendorfer
| Бёзендорфер L. Bösendorfer Klavierfabrik GmbH | |
 | |
| Основание | |
|---|---|
| Основатели |
Ignaz Bösendorfer |
| Расположение | |
| Продукция |
музыкальные инструменты |
| Материнская компания | |
| Сайт |
[www.boesendorfer.com sendorfer.com] |
Бёзендо́рфер (нем. L. Bösendorfer Klavierfabrik GmbH) — австрийская фирма, производитель фортепиано, один из старейших производителей фортепиано в мире. Основана в 1828 году Игнацем (устар. Игнатием) Бёзендорфером[1].
История
Фирма «Бёзендорфер »была основана в 1828 году в Вене. Уже с 1830 года — официальный поставщик инструментов ко двору императора Австрии. С 1859 года фабрика управлялась сыном основателя — Людвигом Бёзендорфером (1835—1919 гг.). В 1872—1913 годах функционировал принадлежащий фирме концертный зал Bösendorfer-Saal, получивший мировую известность, в котором выступали многие самые знаменитые музыканты своего времени.
В 1909 году фирма была продана Карлу Хуттерштрассеру. С 1931 года компания управлялась сыновьями Хуттерштрассера — Александром и Вольфгангом.
В 1966 году фирма была куплена холдингом Jasper Corporation, позднее сменившим название на Kimball International, в холдинг также входила известная компания Kimball Pianos.
В 2001 году фирма «Бёзендорфер» была выкуплена австрийской банковской группой BAWAG P.S.K.
В декабре 2007 года фирма «Бёзендорфер» была поглощена концерном-конкурентом Yamaha. На момент покупки компания оценивалась в 15,7 млн евро и насчитывала 180 работников.[2] В настоящее время концерн Yamaha, оставаясь владельцем, ведёт политику минимального вмешательства в управление компанией «Бёзендорфер» и совсем не вмешивается в производственный процесс.
Инструменты
Рояли марки Бёзендорфер считаются одними из лучших в мире[3], наряду с роялями Fazioli и Steinway & Sons. Фирма производит не только стандартные 88-клавишные инструменты, но также рояли с 92 и 97 клавишами — с дополнительными клавишами в нижнем регистре. Хотя существует очень малое количество произведений, непосредственно задействующих эти клавиши, но резонанс, каждый раз возникающий в дополнительных струнах при нажатой правой педали, придаёт звуку всего инструмента дополнительные басовые тона. Дополнительные клавиши все имеют чёрный цвет, чтобы исполнитель не спутал их с клавишами контр-октавы.
Наиболее знаменитым является рояль Bösendorfer Imperial длиной 290 см, с 97 клавишами, стоимостью порядка 250 тыс. долларов США и называемый иногда «Роллс-Ройсом среди роялей»[4].
Модельный ряд
Бёзендорфер производит различные типы роялей — от 155 до 290 см в длину и пианино высотой 120 и 130 см.
| Модель | Длина (м, фут) | Кол-во клавиш |
|---|---|---|
| 120CL | Пианино (1,2 м) | 88 |
| 130CL | Пианино (1,3 м) | 88 |
| 155 | 1,55 (5' 1") | 88 |
| 170 | 1,70 (5' 8") | 88 |
| 185 | 1,85 (6' 1") | 88 |
| 200 | 2,00 (6' 7") | 88 |
| 214 | 2,14 (7') | 88 |
| 225 | 2,25 (7' 4") | 92 |
| 280 | 2,80 (9' 2") | 88 |
| 290 "Imperial" | 2,90 (9' 6") | 97 |
Помимо основных моделей, с целью выхода на более широкий потребительский рынок, компания «Бёзендорфер» также начала выпуск более дешёвых инструментов серии Conservatory, предназначенных в основном для музыкальных учебных заведений.
Cм. также
Напишите отзыв о статье "Bösendorfer"
Примечания
- ↑ Безендорфер, Игнатий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [europe.yamaha.com/en/news_events/about_yamaha/boesendorfer/ Yamaha purchases all shares of Bösendorfer]
- ↑ [www.muzcentrum.ru/news/2009/09/item2427.html/ «Bösendorfer» — рояли с королевской историей]
- ↑ Melinda Bargreen. [community.seattletimes.nwsource.com/archive/?date=20020324&slug=great24 Incredible Instruments: Some find Bösendorfer pianos grand indeed]. The Seattle Times (March 24, 2002). Проверено 11 марта 2010.
Ссылки
- [www.boesendorfer.com Официальный сайт]
Отрывок, характеризующий Bösendorfer
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
