Бёкер, Вим

Вим Бёкер
Wim Beuker
Имя при рождении:	Виллем Бёкер (нидерл. Willem Beuker)
Род деятельности:	инженер, предприниматель
Дата рождения:	15 июля 1894(1894-07-15)
Место рождения:	Амстердам, Нидерланды
Гражданство:	Нидерланды
Дата смерти:	1957(1957)
Место смерти:	Нидерланды

Ви́ллем (Вим) Бё́кер (нидерл. Willem "Wim" Beuker; 15 июля 1894, Амстердам — 1957) — нидерландский инженер и предприниматель, в прошлом директор технического бюро «W. Beuker & Zn» и компании «N.V. Maatschappij Stedenverwarming», отвечающей за центральное отопление и горячее водоснабжение Амстердама.

С 1910 по 1912 год играл на позиции центрального полузащитника за футбольный клуб «Аякс».

Ранние годы

Виллем родился 15 июля 1894 года в Амстердаме, в семье Виллема Бёкера и его жены Класины Бюделман. Он был девятым ребёнком в семье из десяти детей. Его семья жила в Амстердаме по адресу Квеллинстрат дом 90. Вим окончил начальную школу и затем поступил в технологическую школу. Он получил диплом об окончании обучения в 1912 году.

Спортивная карьера

В возрасте 14 лет Вим стал членом футбольного клуба «Аякс», играл за юношескую команду и резервный состав. Два года спустя он дебютировал в первой команде в возрасте шестнадцати лет. Это произошло 8 января 1911 года в матче второго класса против клуба УВВ, завершившемся победой амстердамцев с крупным счётом 5:1. По итогам чемпионата «красно-белые» стали победителями Западной лиги (группа Б) и выиграли в матчах за путёвку в первый класс.

В первом классе Нидерландов Бёкер сыграл два матча. В матче 1-тура чемпионата против ХФК, состоявшемся 24 сентября 1911 года, он вышел в стартовом составе «Аякса». Встреча завершилась победой футболистов из Харлема — 4:2. В последний раз в составе клуба Вим вышел на поле 10 декабря в матче с ДФК. Он оставался членом клуба не протяжении долгих лет.

Предпринимательская деятельность

Бёкер работал в качестве добровольца в различных инженерных компаниях в Германии. Когда началась Первая мировая война в 1914 году, Вим вернулся обратно в Нидерланды и начал работать в техническом бюро «W. Beuker & Zn», основателем которого был его отец. Техническое бюро выполняло все виды работ по установки оборудования для отопления, вентиляции и сантехники. Позже Бёкер стал директором «N.V. Maatschappij Stedenverwarming», и между тем, продолжил поддерживать партнёрские отношения с отцовской компанией, которую он затем возглавил. «N.V. Maatschappij Stedenverwarming» занималось централизованным теплоснабжением крупных жилищных комплексов.

Бёкер получил в 1925 году концессию от городских властей Амстердама для создания и эксплуатации теплоцентрали для обслуживания новых кварталов в районе улицы Аполло в Амстердаме. Поскольку муниципалитет неохотно поздно прокладки в трубах физическими лицами, раскрывающих способ, это грандиозный план в масштабе по всему Югу устранить дымоходы и выше тепловой электростанции с трубой, чтобы начать, ничего не вышло.

Тем не менее, пропаганда этой идеи, внес большой вклад в виде брошюр, лекций и статей в журнале «Городское отопление» под редакцией Бёкера к созданию крупных централизованных объектов, таких как присутствующих за тепло и горячую воду в Амстердаме многочисленные места запуска. Одна из самых больших комплексов, что небоскреб около 310 больших квартир, которые являются котел центрального отопления и горячей воды при условии.^{[проверить перевод!]} Разработка и реализация проекта была выполнена фирмой «W. Beuker & Zn». Бёккера считал, что будущее непременно покажет, что метод распределения тепла, как с экономической, так и с социально-гигиенической точки зрения, имеет существенные преимущества.

Несмотря на занятость на работе, Вим в течение 25 лет был посетителем общества «Милосердие к власти», целью которого было снижение уровня бедности в Амстердаме. Он также был председателем Союза Нидерландских Работодателей в сфере отопительного оборудования и пять лет занимал должность председателя Амстердамской Ассоциации монтажников отопительного и сантехнического оборудования. Вим делал ознакомительные поездки за границу, посещал немецкие города Дрезден, Берлин и Гамбург.

Личная жизнь

Был женат на Элизабет Люхтенвелд, уроженке Амстердама. Их бракосочетание состоялось 26 сентября 1918 года в Амстердаме. В марте 1941 года они развелись. Вим имел собственную коллекцию работ по парапсихологии.

Его младший брат Хейнрих Йоханнес, более известный как Хан Бёкер, стал пианистом и композитором.

Виллем умер в 1957 году.

Литература

• Evert Vermer, Marcelle van Hoof. Ajax 100 Jaar Jubileumboek 1900-2000. — Amsterdam: Luitingh-Sijthoff, 1999. — ISBN 90-245-3497-6.
• Peter van Overbeeke. Kachels, geisers en fornuizen. — Hilversum: Uitgeverij Verloren, 2001. — ISBN 90-6550-647-0.

Отрывок, характеризующий Бёкер, Вим

Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.